Элизабет Тейлор
Шрифт:
Я помню, что в те дни она много пила, и я был вынужден употребить власть, вернее, мне было это позволено.
– Тебе не стоит так много пить, — сказал я ей.
– Кто это сказал?
– Я говорю.
– Что ж, — сказала она, — похоже, твоя взяла».
Роман между пятидесятидевятилетним профессором и самой красивой в мире кинозвездой осложнялся тем, что у них обоих имелись собственные семьи. Однако это не остановило их, и они регулярно виделись друг с другом, не только приватно, но и на публике.
«Нас так часто видели вместе, что вскоре за нами потянулся шлейф пересудов, — вспоминал Лернер. —
Лернер также вспоминает, как однажды, в порыве страсти, попытался произвести на свою возлюбленную впечатление, но в ответ, если можно так выразиться, получил хорошую оплеуху.
«Мы с ней завтракали, и, как мне кажется, я немного прихвастнул. Я сказал ей:
«Когда мы поженимся, то будем устраивать потрясающие приемы. Я знаком с огромным количеством государств, конгрессменов, сенаторов. И ты, дорогая, с ними всеми познакомишься».
На что Элизабет ответила:
«Ни хрена! Я знакома с ними и без тебя. Они сами тянутся ко мне. Будь уверен, я уж как-нибудь обойдусь в этом деле и без твоей помощи».
«До меня дошло, как глубоко сидит в ней дух соперничества. Как ей нравится командовать людьми, особенно в сексуальном плане. Сексуальность обычно проистекает из самолюбования, в ее случае так оно и было. Она была наделена чрезмерным нарциссизмом и черпала в нем огромное наслаждение. Однако ей все равно чего-то недоставало, и поэтому ей вечно требовалось доказывать окружающим, что она способна завоевать любого мужчину, какой ей только приглянется. Например, она постоянно дразнила меня Ричардом Бруксом. Была у нее такая привычка — рассказывать мне о тех мужчинах, которые ее домогались. Она не стеснялась рассказывать любовникам о других своих возлюбленных. Она этим даже кичилась. Все на свете сгорали от желания к ней, и она ставила вас об этом в известность».
Откровения Элизабет о ее победах на любовном поприще ничуть не смутили Лернера. Наоборот, он чувствовал себя польщенным, а их отношения приобретали от этого еще большую остроту ощущений. «Тогда у меня еще не было той уверенности в себе, как сейчас, — говорил он годы спустя. — Я еще только был занят поисками собственного пути. И Элизабет тем более значила для меня многое, ведь она вселяла в меня такое чувство, будто весь мир у моих ног. Уж если такая женщина -первая красавица мира, предмет всеобщего вожде ления — могла влюбиться в меня, какие еще могут оставаться сомнения?»
В свою очередь Макс Лернер дал Элизабет то же самое, что Артур Миллер - Мерилин Монро, а именно — возвысил ее своей любовью — любовью интеллектуала, человека, чьи профессиональные и научные заслуги не шли ни в какое сравнение с преходящим кассовым успехом. Это было идеальное сочетание Интеллекта и Плоти — растворение друг в друге телесного и духовного. И Лернер, и Миллер были намного старше своих возлюбленных. И того, и другого трудно было назвать красавцем с общепринятой точки зрения. И тем не менее им обоим удалось покорить сердца двух самых красивых
Лернер, опубликовавший к тому времени одиннадцать книг, в том числе и исследование «Америка как цивилизация», получил от своей возлюбленной просьбу написать двенадцатую, озаглавленную «Элизабет Тейлор: между жизнью и смертью».
«Я буду вспоминать все, как было, — сказала она ему, — а ты возьмешься обдумать, как все это лучше преподнести».
«У нас с ней был официальный договор — написать ее автобиографию. Составить его нам помог Луи Найзер, он был одновременно нашим адвокатом — моим и ее, — вспоминал Лернер. — Мы начали с ней с того, что пару раз утром работали с магнитофоном прямо в постели, но как вы сами, должно быть, догадываетесь, вряд ли мы смогли бы далеко продвинуться в написании таким образом. Позднее Элизабет много рассказывала мне про Монти Клифта, про то, как он угодил в аварию, когда ехал от нее. Она поведала мне, как держала на коленях его окровавленную голову, пока скорая везла их в больницу. Элизабет чувствовала себя виноватой в происшедшем, ей казалось, что она бросила Монтгомери на произвол судьбы. Ведь он так любил ее! В те дни она много говорила о том, что значит умирать, о гибели Майка Толда, о том, как она сама незадолго до этого соприкоснулась со смертью в больнице».
Работа над книгой стала для них обоих отличным предлогом, чтобы на законном основании проводить почти все время вместе. Тем не менее, Элизабет хотелось отвести любые подозрения, какие только могли возникнуть у жены Лернера.
«Если мы хотим как можно больше видеться друг с другом, то боюсь, мне придется познакомиться с этой твоей стервой, чтобы она не подумала, что между нами что-то есть», — заявила она Лернеру.
«Я сказал ей, что Эдна вовсе не стерва, однако это отличная идея — прийти ко мне в гости и познакомиться с моей женой. И вот в один прекрасный день она приехала ко мне домой в Нью-Йорк, причем в лучшем своем расположении духа. Эдна тоже держалась вполне учтиво, только, как мне вспоминается, слегка натянуто. Впоследствии она сказала мне, что Элизабет с возрастом обязательно растолстеет, но, разумеется, в то время я ей просто не поверил».
В Нью-Йорке Элизабет и Лернер отправились на поединок боксеров-тяжеловесов, Флойд Паттерсон против Ингмара Йохансона, который состоялся в Мэдисон-Сквер-Гарден.
Перед боем они побывали на вечеринке, которую устраивал Рой Кон, полная политическая противоположность либеральному обозревателю.
«В тот вечер Элизабет была в центре всеобщего внимания, — вспоминал Лернер. — И это ей ужасно нравилось. Я тоже был на седьмом небе от счастья, оттого что я с ней — ведь в глазах всех мужчин читалась неприкрытая зависть. Увидев меня, Рой Ком распорядился:
«Ну-ка, выставьте отсюда этого паршивца, этого вонючего левака».
Он не желал видеть меня на своей вечеринке из-за моих либеральных взглядов, а вовсе не потому, что у меня роман с Элизабет Тейлор.
Во время поединка Элизабет то и дело повторяла: «Только не подумай, что у меня что-то там с Ингмаром. Я с ним не трахаюсь». Но как мне кажется, так оно и было. Я вспомнил, что в Лондоне и Париже, когда Элизабет снималась в ленте «Неожиданно, прошлым летом», Эдди, я и Ингмар были вынуждены часами дожидаться, пока она оденется, и мы сможем пойти куда-нибудь в ресторан».