Элизабет Тейлор
Шрифт:
«Я буду в восторге, если вы согласитесь сотрудничать со мной», — заявила она молодому человеку. Они договорились, что приступят к работе в Лас-Вегасе, где у Эдди Фишера была запланирована серия концертов в клубе «Дезерт Инн».
«Мы с вами отправимся в пустыню на пикник, вот так мы и будем работать», — сказала она. Сгорая от нетерпения поскорее взяться за дело, писатель через несколько дней вылетел в Лас-Вегас и появился у «Дезерт Инн» как раз в тот момент, когда оттуда выходили Эдди и Элизабет.
«Она посмотрела на меня, как на пустое место, — вспоминал он. — Когда же я напомнил
«Ничего не выйдет, утром мы с Эдди любим потрахаться, мы занимаемся этим все утро», — заявила она. Именно так она и выразилась, и этим, разумеется, был поставлен крест на любых попытках работать утром. Она еще промурыжила меня с неделю или около того, а затем окончательно отказалась».
Элизабет недоставало дисциплинированности, столь необходимой для той серьезной и напряженной работы, которой требовал от нее этот проект, и поэтому у нее не было ни малейшего желания даже попробовать. После перенесенных болезней она стала еще более капризной.
«После того, через что я прошла, я имею полное право! — заявила она друзьям, посмевшим выразить обеспокоенность ее чрезмерным употреблением спиртного.— Вы бы помучились с мое, едва не отправившись на тот свет!» Она заявляла, что желает наслаждаться жизнью на полную катушку. Но даже так, ее постоянно занимали мысли о смерти. Ее странные и сильные предчувствия, по ее утверждениям, сделали из нее ясновидящую. Она заявляла, что наделена некой необъяснимой чувствительностью к нематериальным силам, которая далеко превзошла обыкновенную интуицию. Многие из ее друзей просто отмахивались от этих ее заявлений, считая их ни чем иным, как очередной игрой на публику. Однако мать Эдди Фишера вспоминала, что за несколько месяцев до этого сын с невесткой позвонили ей из Лондона, что говорило либо о неизъяснимой психической чувствительности Элизабет, либо о странном совпадении. Мать поведала Эдди, что ужасно переживала из-за болезни одного из родственников, на что ее сын ответил:
«Странное совпадение. Лиз буквально час назад влетела ко мне и спросила: «Эдди, какой там у твоей матери номер в Калифорнии? У меня такое предчувствие, что у них там что-то неладно».
Эти ощущения, утверждала Элизабет, были чем-то ироде посланий, она клялась, что ее имя известно ангелу смерти. По ее словам, в ту ночь, когда Майк Тодд вылетел из Нью-Йорка на своем двухмоторном самолете, она проснулась среди ночи от кошмарного сна — ей привиделись взрыв и языки плани. Через несколько часов она узнала, что ее муж разбился в авиакатастрофе.
Другим объектом ее психического познания, по её словам, был Гари Купер. В 1961 году всем в Голливуде было
Проснувшись, она якобы заявила, что Гари Куперу осталось жить не более суток. Вскоре после полудня, 13 мая, Гари Купер тихо скончался во сне.
Буквально зациклившись на теме смерти, Элизабет с особым наслаждением упивалась своими собственными воспоминаниями. Она была убеждена, что во время пребывания в лондонской клинике по меньшей мере четыре раза» успела побывать на том свете. У нее вошло в привычку изливать душу близким друзьям, ведя с ними заупокойные разговоры. В 1961 году она присутствовала в качестве почетной гостьи на обеде, устроенном для сбора средств для двух калифорнийских клиник, «Ливанских кедров» и «Горы Синай».
Ее попросили прийти на этот обед в качестве «символа чудес современной медицины». Вот как она описала остальным приглашенным свое рандеву со смертью.
«Умирание, как я его помню, состоит из множества вещей... Я никогда не испытывала большего одиночества. А затем произошло это... Я кашлянула... Я сделала вдох. Я открыла глаза. Лампа, висевшая надо мной, — самый прекрасный свет, что когда-либо знал мир, — снова засияла для меня».
В 1964 году она снова писала о пережитом ею: «Четыре раза у меня останавливалось дыхание. Один раз я начала умирать, будучи в полном сознании. Я попыталась набрать воздуха, но у меня ничего не получилось. Я чувствовала, как кислород покидает мое тело.
Вместо крови по моим жилам струился кипяток, казалось, мне на грудь навалили многотонный груз, и это ужасное ощущение, когда ты жадно ловишь ртом воздух и не можешь сделать ни единого вздоха, и под конец у тебя все плывет перед глазами».
Элизабет снова и снова пересказывала историю о том, как она едва не отправилась на тот свет и затем чудодейственным образом воскресла из мертвых.
По ее словам, это было похоже на то, что «в двадцать девять лет она заново родилась из своей собственной утробы».
Эта леденящая душу история о смерти и воскресении стала одной из ее коронных ролей. Эта роль обеспечивала ей постоянное внимание к ее особе и благоговейное восхищение со стороны окружающих, а кроме того наделяла ее чем-то вроде бессмертия. Куда теперь до нее простым смертным? Ведь теперь она не просто кинозвезда. Она выше всех, она недосягаема. Тот факт, что она сумела победить смерть, не преминул фантастически сказаться на кассовых сборах, тем самым гарантируя стабильный и весьма прибыльный интерес ко всему, что бы она ни делала.
Именно поэтому студия «XX век — Фокс», глазом не моргнув, проглотила горькую пилюлю — списала 5 миллионов убытков и впридачу вынуждена была распродать 260 акров территории и павильонов, чтобы начать заново проталкивать «Клеопатру». И хотя студию на всех парусах несло к финансовому краху, там только и знали, что раскланивались перед Элизабет, потакая каждому ее капризу.
«Какая вам разница, во что обойдется эта ваша "Клеопатра»? — спрашивала Элизабет Спироса Скуроса. — Все фоксовские картины были одна хуже другой. По крайней мере эта будет что надо — хотя и дороговата».