Элли и арфист
Шрифт:
Я не знаю, какой вопрос задать ей в первую очередь, но прежде чем я успеваю задать хоть один из них, у Элли начинается приступ кашля. Круги под глазами расползаются; белоснежное лицо приобретает зеленоватый оттенок; глаза наполняются слезами. Она опускается на пол.
– Дэн, можешь принести ведро? Меня тошнит, – бормочет она.
В доме всюду гаснет свет. Перебои с электричеством в это время года здесь не редкость. На такой случай я держу в ящике верстака большой запас свечей.
Я зажигаю несколько свечей и как можно скорее приношу Элли
Я бегу за одеялом и оборачиваю его вокруг ее плеч. Ее тело ледяное.
– Я должна… убраться отсюда… – настаивает она, с трудом поднимаясь на ноги.
Я говорю ей, что есть только одно место, куда она сейчас отправится, и это кровать. Не кровать из подушек и пледов на полу, а настоящая кровать. Моя кровать.
Ее снова рвет в ведро. В мерцающем свете я вижу, что оно наполняется слюной и какими-то бледно-коричневыми вонючими кусочками.
Обретя способность говорить, она произносит:
– Не мог бы ты бросить в машину мою сумку?
Я отвечаю, что ни в коем случае не стану этого делать. Что я сделаю, так это сопровожу ее наверх, уложу в постель и накрою дополнительным одеялом.
Она колеблется, почти соглашается, а затем останавливается.
– Клайв знает, что я здесь. Он… Я не знаю. Но мы должны сделать вид, будто я уехала. Пусть думает, что я где-то в другом месте.
Я говорю, что если идея состоит в том, чтобы заставить Клайва думать, что она уехала, есть простое решение: мы спрячем ее машину. Тогда он решит, что она уехала куда-то еще. Других улик, насколько я могу судить, нет.
Она колеблется.
– Где можно спрятать машину?
Я говорю, что если она хочет, я могу отвезти машину к Томасу. Он не станет возражать, если я поставлю ее рядом с его красным фургоном, на его подъездной дорожке.
– А если Клайв снова нагрянет сюда, ты откроешь ему дверь? И скажешь, что я уехала и больше не вернусь?
Я подтверждаю, что если она этого хочет, я так и сделаю.
– Да, я хочу этого. И произнеси это так, как будто это правда, Дэн! Обещай!
Она выдавливает слова с усилием, ей явно тяжело говорить.
Лгать я не умею, но она непреклонна. Я обещаю выполнить ее указания при условии, что она немедленно ляжет в постель и постарается расслабиться.
Она позволяет мне отвести себя в комнату и уложить в постель. Я зажигаю еще одну свечу и вставляю ее в резной деревянный подсвечник на прикроватной тумбочке. Пока Элли переодевается в ночную рубашку, я приношу из маленькой комнатки ее плед. Ей нездоровится, совсем нездоровится, и ей нужно согреться. Я укрываю ее пледом поверх одеяла. В тусклом мерцании свечи ее лицо по-прежнему выглядит помятым и расстроенным.
– Поезжай и перегони машину. Дэн, пожалуйста, скорее! Прошу!
Я беру у нее ключи от машины и уезжаю.
Томас предложил мне зайти и выпить, но я отказался. Я объяснил, что Элли, эксмурская домохозяйка, лежит в моей постели, и мне лучше вернуться к ней как можно скорее. Он посмотрел на
– Ну, в таком случае, приятель, тебе, конечно, лучше оставаться трезвым. Если хочешь, я могу тебя подвезти, дружище.
Однако жена Томаса Линда, крупная и свирепая женщина, заявила, что ужин уже ждет его на столе и она ни за что не станет его разогревать, когда он вернется.
– Извини, приятель, – пробормотал он.
Хорошо, что я не забыл взять фонарик. Дороги все обледенели. Снегопад прекратился, но в луче фонарика я различал небольшие разводы и линии снега по краям всего, что попадалось мне на глаза. На чистом небе сверкали звезды, как в ту ночь, когда я узнал, что у меня есть сын.
Если бы этим вечером я попытался сосчитать звезды, то, вероятно, добился бы большего успеха. Яркая полоса Млечного Пути тянулась по небу над дальними соснами. Она стала бы отличной отправной точкой для подсчета. Но сейчас я решил не считать, потому что хотел поскорее вернуться домой и проверить, все ли в порядке с Элли.
На возвращение от Томаса у меня ушло двадцать шесть минут.
Подойдя к амбару, я остановился и принюхался. В чистом воздухе эксмурской ночи витал сильный, едкий, химический запах. Потом я увидел автомобиль рядом с амбаром, как раз в том месте, где прежде стояла машина Элли. Только я успел это осознать, как в темноте раздался громкий, неистовый визг. Финес. Я поспешил туда, откуда доносился шум.
Я посветил фонариком в разные стороны, но Финеса нигде не увидел. Крик прекратился. Если его тревожили лисы, фазан мог отправиться на свою вторую кровать в дровяной сарай. Я помчался в сад и удивился, увидев в сарае маленький круглый огонек – свет другого фонарика.
– Финес? – позвал я. Но у Финеса нет фонарика. Это я знал наверняка. – Есть тут кто-нибудь?
Раздался тихий стон. Это был не Финес. Совсем не он.
Я подошел ближе и посветил фонариком по углам дровяного сарая.
На бревне сидела скрюченная человеческая фигура. Мужчина раскачивался взад-вперед, обхватив голову руками. Фонарик лежал на полу у его ног. Я поднял его и посветил на мужчину обоими фонариками. Фигура не двигалась. Сквозь пальцы рук просвечивали редеющие линии волос, которые я узнал.
– Вы Клайв, муж Элли, – сказал я.
Он поднял голову. Я увидел на его лице красные царапины, похожие на следы от когтей. Мужчина моргнул. Его глазные яблоки немного закатились, затем он посмотрел на меня.
Повисло молчание.
Внезапно он громко взвыл и рванул ко мне, его глаза полыхали в луче фонарика, а кулаки были похожи на гигантские дубины. Я такого выпада не ожидал; для меня это был шок. Я выронил фонарики и попытался увернуться от удара. Его кулак вонзился в мое плечо. От боли я вскрикнул. Не знаю, куда угодил его второй кулак, но что-то громко разбилось. Плечо болело, и единственное, что я мог видеть – это пятно света на земле. Пошатываясь, я сумел нагнуться и поднять фонарик. Я быстро пошарил им вокруг.