Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика
Шрифт:
потому что он есть мышление. В «я» заключено многообразное вну-
реннее и внешнее содержание, и, смотря по тому, каков характер
этого содержания, мы представляем собою чувственно созерцающих,
представляющих, вспоминающих и т. д. Но во всем есть «я», или, иными
словами, во всем есть мышление. Человек мыслит всегда, даже тогда,
когда он только созерцает. Если он что–либо рассматривает, то
всегда рассматривает как всеобщее, фиксирует единичное,
его, отвращает этим свое внимание от другого, берет созерцаемое как
некоторое абстрактное и всеобщее, хотя бы оно было лишь формально
всеобщим.
В наших представлениях имеет место одно из двух: либо
содержание принадлежит области мысли, а форма не принадлежит ей,
55
либо, наоборот, форма принадлежит области мысли, а содержание не
принадлежит ей. Если я говорю, например, гнев, роза, надежда, то
это мне все знакомо со стороны ощущения, но это содержание я
выражаю во всеобщей форме, в форме мысли. Я в нем опустил много
особенностей и выразил это содержание лишь как всеобщее, но все же это
содержание остается чувственным. Наоборот, если я представляю себе
бога, то содержание здесь, правда, чисто мысленное, но форма его
чувственна: она такова, как я ее непосредственно нахожу в себе. В
представлениях, следовательно, содержание не только чувственно, как в
созерцании, причем либо содержание чувственно, а форма принадлежит
области мысли, либо наоборот. В первом случае материя дана, а форма
принадлежит области мышления; во втором случае мышление есть
источник содержания, но, благодаря форме, содержание превращается
в данность, которая, следовательно, приходит к духу извне.
Прибавление 2–е. В логике мы изучаем чистую мысль, или чистые
определения мысли. Под мыслью в обычном смысле слова мы всегда
представляем себе нечто являющееся не только чистой мыслью, ибо мы
разумеем приэтом некое мыслимое, содержанием которого служит
нечто, полученное из опыта. В логике мы понимаем мысли так, что
они не имеют никакого другого содержания, кроме содержания,
входящего в состав самого мышления и порожденного им. Мысли в
логике суть, таким образом, чистые мысли. Дух, таким образом,
пребывает только у самого себя, и, следовательно, свободен, ибо свобода
состоит именно в том, чтобы в своем другом все же быть у самого
себя, быть в зависимости только от самого себя, определять самого себя.
Во всех влечениях я начинаю с некоторого другого, с чего–то,
представляющего для меня некоторое внешнее. Здесь мы в таком
случае
меня ничего другого, что не было бы мною самим. Природный
человек, определяемый лишь своими влечениями, не пребывает у
самого себя. Как бы он ни был своенравен, содержание его хотения и
мнения все же не есть его собственное, и его свобода есть лишь
формалъная свобода. Когда я мыслю, я отказываюсь от моей субъективной
особенности, углубляюсь в предмет, предоставляю мышлению
действовать самостоятельно, и я мыслю плохо, если я прибавляю что–нибудь
от себя.
Если мы, согласно вышесказанному, рассматриваем логику как
систему чистых определений мысли, то другие философские науки,
философия природы и философия духа, являются, напротив, как бы
«?
прикладной логикой, ибо последняя есть их животворящая душа.
Остальные науки интересуются лишь тем, чтобы познать логические
формы в образах природы и духа, — в образах, которые суть только
особенный способ выражения форм чистого мышления. Если возьмем,
например, умозаключение (не в том значении, которое оно имеет в
старой формальной логике, а в его истине), то оно есть определение
особенного как средины, связующей крайности всеобщего и
единичного. Эта форма умозаключения есть всеобщая форма всех вещей.
Все вещи суть особенные, которые соединяются, как нечто всеобщее,
с единичным. Но бессилие природы приводит к тому, что логические
формы не воплощаются в чистом виде. Такое бессильное воплощение
умозаключения представляет собою, например, магнит,
объединяющий в своей средине, в своей точке безразличия, свои полюсы, которые
тем самым в их различии суть непосредственно единое. В физике мы
также знакомимся со всеобщим, с сущностью, и различие между физикой
и философией природы заключается лишь в том, что последняя доводит
нас до осознания истинных форм понятия в предметах природы.
Логика, следовательно, есть всеживотворящий дух всех наук;
определения же мысли в логике суть чистые духи. Они представляют собою
глубочайшее внутреннее, но вместе с тем мы о них всегда говорим, и
они нам кажутся поэтому чем–то вполне известным. Но такое известное
есть обыкновенно наиболее неизвестное. Так, например, бытие есть
чистое определение мысли, однако нам никогда не приходит в голову
мысль сделать «есть» предметом нашего рассмотрения. Мы полагаем