Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
В свете сказанного можно заключить, что «личность в штатском» — это и есть главврач, то есть разные образы власти (тем более что в психушках «лечением» инакомыслящих зачастую занимались офицеры КГБ и МВД).
Через несколько месяцев после песни «Про личность в штатском» была написана песня «Про черта» (начало 1966 года), ситуация в которой также предвосхищает песню «Ошибка вышла»: «…И спросил: “Как там у вас в аду / Отношенье к нашим алкоголикам — / Говорят, их жарят на спирту?”» = «Я перепил вчера» /5; 403/, «Эй! Как тут принято у вас?»2?0, «Ведь скоро пятки станут жечь» /5; 79/ («Как там у вас в аду?» = «Как тут принято у вас?»; «алкоголикам» = «перепил»; «жарят» = жечь»).
В ранней песне к герою явился черт, а в поздней «все рыжую чертовку ждут», и оба сюжета связаны с выпивкой. Отсюда — многочисленные сходства: «Слышу вдруг — зовут меня по отчеству» /1; 176/ = «И жирно брызнуло перо / Фамилией в бумагу» /5; 379/; «Черт икал, ругался и молчал» /1; 177/ = «А доктор бодро сел за стол, / Икнул осатанело» /5; 383/ (кстати, главврач тоже молчал:
1928
РГАЛИ. Ф. 330^1. On. 1. Ед. хр. 33. Л. 10.
1929
РГАЛИ. Ф. 330^. On. 1. Ед. хр. 33. Л. 15об.
1930
РГАЛИ. Ф. 330^1. On. 1. Ед. хр. 33. Л. 10.
1931
Москва, у Г. Вайнера, 21.10.1978.
Различие же связано с тем, что черт садится на плечо к лирическому герою, а ворон — на плечо к главврачу: «Слезь с плеча, а то перекрещусь!» — «Раздался звон — и ворон сел / На белое плечо». Кроме того, в ранней песне сам герой смеется над чертом, а в поздней — уже врачи насмехаются над героем: «Насмеялся я над ним до коликов» — «Смеялся медицинский брат — / Тот, что в дверях стоял» /5; 388/.
Предшественницей песни «Ошибка вышла является и другая песня 1966 года — «А люди всё роптали и роптали…»: «У ресторана пьяные кричат» /1; 496/ = «Я перепил вчера» /5; 400/; «Позвать сюда, кто главный в этом зале!» /1; 496/ = «А самый главный сел за стол…» /5; 76/; «И им завзалом, чтобы не ругаться, / Сказал: ““Прошу без шума, дорогие!”» /1; 496/ = «Мне желто-белая спина / Ответила бесстрастно: / “Не надо шума, старина! / Нам ваша подпись не нужна, / Нам без нее всё ясно! <…> Мы, милый, просто завели / Историю болезни”» /5; 380 — 381/; «Кричали, умоляли и роптали» /1; 496/ = «Я ёрничал и умолял»2™, «Кричу: “Начальник, не тужи…”» /5; 381/.
А в конце 1965 года Высоцкий написал песню «Про сумасшедший дом», где лирический герой также оказывается в психбольнице, поэтому данная песня содержит закономерные сходства с «Историей болезни»: «Сказал себе я: “Брось писать”» = «Но я сказал себе: “Не трусь”» [1932] , «Забыть про ремесло» (АР-11-56); «Ох, мама моя родная..» = «Не бойся, мама, я не трус» [1933] [1934] [1935] [1936] ; «Я жду, но чувствую уже…» = «Но чувствую отвратно…»; «Хожу по лезвию ноже» = «Лежу на сгибе бытия» (АР-11-51), «На грани я, но начеку» /5; 392/; «Бывают психи с норовом: их лечат — морят голодом, / И врач сказал, что и меня туда переведут» /1; 453/ = «Мне врач сказал: “Как вы больны!”»277. Однако герой здоров: «Пока я в полном здравии» = «Здоров я, граждане, как бык» /5; 402/; «Рассудок не померк еще» = «У меня мозги за разум не заходят, верьте слову», «Но я им все же доказал, / Что умственно здоров».
1932
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 13.
1933
Там же.
1934
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 6–7.
1935
Москва, запись на киностудии им. Горького, июнь 1963; Москва, у М. Дубровина, 03.11.1964; Москва, у В. Синелыцикова, 15(?).10.1965.
1936
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 22.
В ранней песне психи «норовят» героя «лизнуть», а в поздней они его связывают: «Подручный — бывший психопат — / Вязал мои запястья». Поэтому герой обессилен: «Ей-богу, нету сил!» = «Нет, надо силы поберечь, / А то ослаб, устал».
В первом случае герой говорит о психах: «Они ж ведь, суки, буйные», — а во втором обращается к врачам: «Колите, сукины сыны…».
Интересно, что в черновиках медицинской трилогии главврач, советуя герою «укрыться» в психушке, демонстрирует знание его биографии: «Уйди на срок из-под опек, / Отторгнись от шашлычной» /5; 375/.
То,
О тотальной «опеке» со стороны властей говорилось и в песне «Я был душой дурного общества» (1962), где лирический герой оказывался в таком же положении, что и в песне «Ошибка вышла»: «И гражданин начальник Токарев, падла Токарев / Из-за меня не спал ночей»27 = «Я, гражданин начальник врач, / Ко многому привык. <…> Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, падлюки!»279; «Но на допросы вызывал» = «Эй, за пристрастный ваш допрос / Придется отвечать!»; «И дело не было отложено» = «И что-то на меня завел, / Похожее на дело»; «Мой адвокат хотел по совести…» = «От протокола отопрусь при встрече с адвокатом»; «Я стал скучающий субъект» = «Я никну и скучаю». И если в первом случае «кто-то скурвился, ссучился, шепнул, навел» на лирического героя, который в итоге «сгорел», то сам он во втором случае «ни на кого не показал».
В песне «Как в старинной русской сказке — дай бог памяти!..» (1962) действует Иван-дурак, а в «Истории болезни» лирический герой говорит о себе: «Как на манеже, шут». Похоже описываются и представители власти: «Колдуны, что немного добрее» = «Врач стал чуть-чуть любезней»; «Говорили: “Спать ложись, Иванушка!”» = «“Здесь отдохнешь от суеты / И дождик переждешь!”» /5; 375/.
Еще одна песня 1962 года, имеющая тесные связи с медицинской трилогией, — это «Серебряные струны»: «Влезли ко мне в душу, рвут ее на части» = «Тут не пройдут и пять минут, / Как душу вынут, изомнут, / Всю испоганят, изорвут...»; «Пе-рережъте горло мне…» = «На стол его, под нож!» (позднее мотив перерезанного горла возникнет в «Черных бушлатах» и в стихотворении «Люблю тебя сейчас…»: «Напрасно стараться — я и с перерезанным горлом / Сегодня увижу восход до развязки своей», «Приду и вброд, и вплавь / К тебе, хоть обезглавь»); «…перережьте вены…» = «Зачем из вены взяли кровь? / Отдайте всю до капли!» /5; 398/; «Век свободы не видать из-за злой фортуны!» = «А вдруг обманут и запрут / Навеки в желтый дом?» /5; 389/; «Что же это, братцы! Не видать мне, что ли, / Ни денечков светлых, ни ночей безлунных?» = «Мол, братцы, дайте я прочту» /5; 393/. А поскольку в «Серебряных струнах» у лирического героя «гитару унесли», в «Истории болезни» ему придется «забыть про ремесло» (АР-11-56). Но, несмотря на это, он сопротивляется пыткам и нелицеприятно называет своих врагов: «Упирался я, кричал: “Сволочи! Паскуды!”» /1; 42/ = «Я слабо поднимаю хвост» /5; 80/, «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!»!5; 402/.
Все эти связи вполне естественны, так как и «Серебряные струны», и «История болезни» относятся к тюремно-лагерной тематике. Это же касается песни «Гром прогремел, золяция идет» (1967), написанной для фильма «Интервенция»: «Пусть мент идет, идет себе в обход, / Расклад не тот, и нумер не пройдет!» /2; 56/ = «Со мною номер не пройдет, / Товарищи-ребятки!» /5; 79/. А поскольку в обоих случаях герои выступают в образе уголовников или зэков, они одинаково характеризуют представителей власти: «Не тот расклад — начальники грустят» = «Кричу: “Начальник, не тужи, / Ведь ты всегда в зените!”» /5; 381/.
Кроме того, запреты, с которыми лирический герой сталкивается в «Истории болезни», аналогичны тем, что возникали в песне «За меня невеста» (1961), но и эти связи закономерны, так как в последнем случае герой находится в тюрьме, а в первом
— в больнице: «Мне нельзя налево, мне нельзя направо» = «Нельзя вставать, нельзя ходить» (АР-11-56).
В ранней песне герой сетует: «И моя гитара — без струны». Поэтому в поздней он будет вынужден «забыть про ремесло» (АР-11-56).
В 1961 году была написана и песня «Тот, кто раньше с нею был», где оппоненты героя описываются им так же, как врачи в медицинской трилогии. Поэтому и сам герой ведет себя одинаково: «В тот вечер я не пил, не пел» = «Всем, с кем я пил и пел, / Я им остался братом» [1937] [1938] ; «Меня так просто не возьмешь» = «Хотя для них я глуп и прост…»; «Держитесь, гады! Держитесь, гады!» = «Мне кровь отсасывать не сметь / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 402/; «Мне кто-то на плечи повис» = «Ко мне заходят со спины <.. > Мне чья-то желтая спина / Ответила бесстрастно»; «За восемь бед — один ответ» = «За небритого семь бритых, говорят, теперь дают» (АР-11-50).
1937
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 13.
1938
Ленинград, кафе «Молекула», 20.04.1965.