Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Обратим также внимание на общие мотивы в «Райских яблоках» и в песне «А люди всё роптали и роптали…» (1966).
В поздней песне зэки ожидают, что их впустят в ворота и дадут поесть хлеба (поскольку в Советском Союзе царил голод): «Хлебный дух из ворот — это крепче, чем руки вязать». Но при этом они молчат: «И измученный люд не издал не единого стона», «Бессловесная толпа — все уснули в чаду благовонном». А в песне 1966 года люди еще возмущались сложившейся ситуацией: «Голодные и жаждущие знали, / Что в ресторанах кормят и поят, — / Кричали, умоляли и роптали: / “Мы в очереди первые стояли, / А те, кто сзади нас, — уже едят!”» /1; 496/.
***
Перед тем, как продолжить разговор о трилогии «История болезни», рассмотрим «Песню микрофона» и «Песню певца у микрофона» (обе — 1971).
Начнем с «Песни микрофона», где микрофон подвергается мучениям со стороны певца, а в стихотворении «Он вышел — зал взбесился…» пианист истязает рояль. Поэтому между данными текстами наблюдаются
Кроме того, если в стихотворении «Седьмая струна» (1975) по лирическому герою бьют «чужие руки»: «Больно, коль станут аккордами бить / Руки, пальцы чужие по мне — / По седьмой, самой хрупкой струне», — то в «Песне микрофона» эти руки его душат: «Он сдавил мое горло рукой», — что напоминает написанную в том же году песню «Отпустите мне грехи мои тяжкие…»: «Не давите вы мне горло…».
Вариация этого мотива наблюдается в «Беге иноходца», где лирическому герою наездник «вонзает шпоры в ребра», и в «Песне самолета-истребителя», где летчик героя «опять заставляет в штопор» и также выжимает из него все соки («Бензин — моя кровь — на нуле!»), толкая его на поступки, которых тот хочет избежать: «Он рвет на себя, и нагрузки — вдвойне. / Эх, тоже мне — летчик-ас! / Но снова приходится слушаться мне, / И это — в последний раз». Такая же ситуация возникает в «Песне певца у микрофона», где микрофон требуют от героя «петь до одури, до смерти». А в песне «Про второе “я”» под воздействием двойника герой «стремится прямо на бега» (ср. в «Песне самолета-истребителя»: «Но тот, который во мне сидит, / Я вижу, решил — на таран!»). Причем «на бега» будет стремиться и сам герой в «Побеге на рывок» (а впервые этот мотив возник в песне «Зэка Васильев и Петров зэка»: «Итак, в бега решили мы, ну а пока…»).
Одинаково характеризуются также «летчик-ас» в «Песне самолета-истребителя» и певец в «Песне микрофона»: «Он рвет на себя, и нагрузки — вдвойне» = «Он поет, задыхаясь, с натугой», — так же как «самый главный вурдалак» в «Моих похоронах» и главврач в песне «Ошибка вышла»: «Сопел с натуги, сплевывал», «А он кряхтел, кривился, мок, / Писал и ликовал».
Рассмотрим более подробно «Песню микрофона»: «Сколько раз в меня шептали про луну, / Кто-то весело орал про тишину, / На пиле один играл — шею спиливал, / А я усиливал, усиливал, усиливал…».
Слово «пила» отсылает к песне «Гитара» (1966): «Какой-то чудак объяснил мне пространно, / Что будто гитара свой век отжила, — / Заменят гитару электроорганы, / Электророяль и электропила» (АР-4-162).
Можно предположить, что какой-то чудак здесь — это тот же некий чудак из «Притчи о Правде» («Некий чудак и поныне за Правду воюет, / Правда, в речах его правды на ломаный грош»); просто чудак из «Сентиментального боксера» («И что дерется, вот чудак! — / Ведь я его не бью» /1; 471/) и «чудаки, злые-злые языки» из стихотворения «Говорили чудаки…» /5; 612/; другими словами — антагонисты лирического героя.
Кроме того, в «Песне микрофона» герой сетует: «Сколько лет в меня шептали про луну, / Кто-то весело орал про тишину». И об этих же людях он говорил в песне «Гитара»: «Я слышал вечера — кто-то пел на бульваре, / Был голос уверен его и красив, / Но мне показалось: не строит гитара, / Что слишком уж весел гитаре мотив» (АР-5-108). Приведем еще несколько цитат, в которых веселье фигурирует в негативном контексте: «Веселье и успех / В почете не у всех» («Песня Саньки»), «Уже дошло веселие до точки» («Смотрины»), «Боюсь, их не остановить, / Когда закончится веселье» («День без единой смерти»; АР-3-74).
В одном из вариантов песни «Гитара» были следующие строки: «Я слышал вчера: кто-то пел на бульваре, / И голос был тих, приглушен и красив» (АР-4-162). Именно таким голосом пели в микрофон: «Сколько лет в меня шептали про луну»; уговаривали лирического героя пропустить гол во «Вратаре»: «Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул» (здесь вновь встречается неопределенное местоимение «кто-то»); не раскрывать
2024
Ноккгдд речьиддто настоящем ветре, то онхараккеризуется ииаче: «Поддимаемсяв небб поввн-там, как будто по вехам, — / Там и вртрр живой — он кричит, а не шепчет тайком...» («Вы в огне да и в море вовеки не сыщете брода…», 1976).
зашагал», «Но вместо них я вижу виночерпия — / Он шепчет: “Выход есть — к исходу дня / Вина! И прекратится толкотня» (сравним еще с песней А. Розенбаума «Мне пел-нашептывал начальник из сыскной…», 1982). Этот же виночерпий» уже упоминался в песне «О знаках Зодиака»: «…Как сладкий елей вместо грога, / Льет звездную воду чудак-Водолей / В бездонную пасть Козерога». А мысль, заключенная в строках «Ему шептали в ухо, что истина в вине, но…», «Он шепчет: “Выход есть — к исходу дня / Вина!..», — встречается также в стихотворении «Вооружен и очень опасен»: «Он врал, что истина в вине. / Кто доверял ему вполне — / Уже упал с ножом в спине, — / Поберегитесь!» /5; 97/. Очевидно, что речь идет о персонифицированной власти, которая спаивает неугодных людей (как уже было, например, в песне «Про попутчика»: «Помню, он подливал, поддакивал…») и уничтожает их.
Некоторые мотивы из песни «Гитара» много лет спустя повторятся в посвящении к 15-летию Театра на Таганке: «Другие появятся с песней другой» = «Придут другие в драме и в балете /Ив опере опять поставят “Мать”» (этот же мотив встречается в стихотворении 1975 года: «Придут другие, еще лиричнее, / Но это будут не мы — другие» /5; 31/, - где, в свою очередь, налицо заимствование из стихотворения А. Вознесенского «Прощание с Политехническим», 1962: «Придут другие — еще лиричнее, / Но это будут не вы — другие» [2025] ); «Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой / В заслуженный и нежеланный покой» = «Но в пятьдесят, в другом тысячелетье, / Мы будем про пятнадцать вспоминать».
2025
Отмечено: СёмииА. ИзВознесснского в Высоцком. ЧастьИ (литератуураа)// Владдмирр Высоцкому -71: Народный тбороик. — Ниооиаев: Наваль, 2009. С. 228.
Он покажет, на что он способен,
Но и я кое-что покажу!
Подобное со- и противопоставление лирическим героем себя своему врагу встретится также в шахматной дилогии: «“Он играет чисто, без помарок…”. / Ничего, я тоже не подарок», — и в черновиках песни «Ошибка вышла»: «Он дока, но и я не прост» /5; 387/.
Вообще наблюдается множество параллелей между «Песней микрофона» и медицинской трилогией: «Он поет, задыхаясь, с натугой <…> Я тянусь своей шеей упругой / К золотому от пота лицу» = «А он кряхтел, кривился, мок <.. > Шабаш калился и лысел, / Пот лился горячо»; «Он устал, как солдат на плацу» = «Вон он и то — устал» /5; 392/; «Он сдавил мое горло рукой» = «Вот в пальцах цепких и худых / Смешно задергался кадык»; «Он сдавил мое горло рукой» = «Сдавил мне череп, а потом…»; «Застонал я — динамики взвьши» = «Я было взвизгнул, но замолк»; «А на лицо его моя тоска / Легла корявой тенью микрофонной» (АР-13-13) = «Я никну и скучаю»; «Что мне делать? Чудес не бывает — / Я ведь не говорю, не пою» (АР-3-170) = «Всё что-то пишет в протокол, / Хоть я не отвечаю»; «Часто нас заменяют другими, / Чтобы мы не мешали вранью» (черновик: «Я мешал ему врать»; АР-3-170) = «Не надо вашей грубой лжи\» /5; 381/ (другой черновой вариант: «Врешь, ворон, — больно прыток!» /5; 395/); «Он бальзамом мне горечь вливает <…> Это патока, сладкая помесь» = «Вот сладкий газ в меня проник, / Как водка поутру»; «В микрофонную глотку мою» = «И газ в мою гортань потек / Приятным алкоголем» /5; 405/.