Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Надо заметить, что выражение «Гадом буду» Высоцкий употреблял и в повседневной речи. Обратимся к воспоминаниям Аркадия Свидерского о московском кинофестивале 1967 года: «…Володя там тоже принял на грудь и говорит: “Не Высоцким, а гадом буду, если на Маринке не женюсь!”»29. А в дневниковой записи Валерия Золотухина от 27.03.1976 зафиксирована следующая фраза Высоцкого, обращенная к нему: «Я не боюсь, гад буду, не боюсь соперничества» [2454] .
2454
Высоцкий В.С. Я, конечно, вернусь… М.: Книга, 1988. С. 120.
Использует это выражение и главный герой киносценария «Как-то так всё вышло…» (1971), являющийся авторской маской, в разговоре со своей девушкой: «Ленка! Хорошая моя Ленка! Что-то я забыл тебе сказать… он наморщил лоб. — А! Вспомнил! Я без тебя очень скучаю. — Не может быть, — ужаснулась она. — Гад буду, — он ответил очень серьезно» /6; 118/.
Впервые
2455
Высоцкий. Исследования и материалы: в 4 т. Т. 2. Юность. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2011. С. 13.
2456
Высоцкий. Исследования и материалы: в 4 т. Т. 3, кн. 1, ч. 1. Молодость. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2012. С. 693.
2457
Кохановский И. Письма друга // Коллекция Караван историй. 2014. № 11 (нояб.). С. 41.
2458
Эта тяжкая поступь напоминает написанную годом ранее «Песню о Судьбе»: «Мне тяжко под нею», — и еще более раннее стихотворение «Набат» (1972), где печатает шаги судьба.
Теперь проследим общие мотивы в «Двух судьбах» и «Грусть моя, тоска моя».
Если в последней песне лирический герой «шел», «брел» и «наступал», то в первой — плыл на лодке (для сравнения — в «Погоне» он ехал на лошадях, «правил лесом») — используются разные метафоры продвижения по жизненному пути.
В ранней песне герой до появления Кривой и Нелегкой наслаждался, а в поздней он говорит: «Чувствую — дышу и хорошею». Такое же настроение у него было в черновиках «Песни о Судьбе»: «А я веселею — / Шучу, хохочу. / Живу, как умею, / Пою, что хочу» (АР-17-130). Приведем еще несколько цитат с аналогичным мотивом: «Мне хорошо, мне хочется смеяться» /1; 106/, «Мне славно жить в стране, / Во рву, на самом дне, / В приятной тишине. <.. > Но мне хорошо…» /5; 98/, «Волки мы! Хороша наша волчая жизнь» /5; 213/. Сюда примыкает мотив безудержного смеха: «Я просто давлюсь от веселого смеха» («Проделав брешь затишье…», 1972; АР-2-105), «Я смеюсь, умираю от смеха» («Не волнуйтесь!», 1970), «Вы втихаря хихикали, / А я давно вовсю» («Общаюсь с тишиной я…», 1980).
В «Двух судьбах» внезапно появляется Нелегкая, а в песне «Грусть моя, тоска моя» — соответственно, грусть-тоска, ставшая судьбой лирического героя: «Ломит, тварь, по пням-кореньям / тяжкой поступьюЗ4. <.. > А заносит ведь туда же, / тварь нелегкая!» = «Грусть моя, тоска моя — чахоточная тварь».
Чахоточной же грусть-тоска названа потому, что еще раньше лирический герой размышлял: «То ли взять да помереть / От туберкулезу» («То ли — в избу и запеть…», 1968), «Я от себя бежал, как от чахотки» («Я уехал в Магадан», 1968). Да и в раннем стихотворении «Эх, поедем мы с Васей в Италию» (1955) он мечтал: «Мы поедем в Италию с Васей — / Я там вылечу туберкулез» [2459] [2460] . Этот же мотив встречается в черновиках «Оловянных солдатиков» (1969): «Будет физика и математика, / Почести, долги, туберкулез» (АР-7-58). А в исполнявшейся Высоцким песне «Я сын подпольного рабочего партийца» герой говорит о своем отце: «.Туберкулез его в могилу уложил». Сравним еще в некоторых произведениях: «Знать бы всё — до конца бы и сразу б — / Про измену, тюрьму и рачок» (1975), «И утонул иль рак его настиг» («По речке жизни плавал честный Грека…», 1977), «Он всё латынью выводил / Про канцер вместе с комой — / С тех пор, когда я геном был / Совместно с хромосомой» («Ошибка вышла», 1976; АР-11-6336), «От дыма что? — Саркома лишь» («Баллада о маленьком человеке», 1973 /4; 360/), «Ну что же такого — мучает саркома?!» («Подумаешь — с женой не очень ладно!», 1969),
2459
Высоцкий:
2460
Заметим, что и здесь, и в предыдущем стихотворении герои хорошо выпивают: «Я просто пил вчера» /5; 389/ = «В нем добрая заложена основа — / Он оттого и начал поддавать» (АР-3-50); и скучают: «Я никну и скучаю» = «Глотал упреки и зевал от скуки». А объясняются все эти сходства автобиографичностью обоих персонажей.
Наблюдаются переклички и с «Песней о Судьбе». Если здесь судьба «сзади прыгнув на меня, схватила за кадык», то в песне «Грусть моя, тоска моя» эта самая грусть-тоска «изловчась, мне прыгнула на шею».
А до появления грусти-тоски-судьбы или когда лирическому герою удавалось от нее избавиться, он чувствовал себя свободным: «Сам вою, сам лаю, / Когда пожелаю, о чем захочу» (1976) = «Сам себе судья, хозяин-барин» (1980).
Кстати, в черновиках «Песни о Судьбе» вновь используется прием персонификации судьбы в образе женщины: «Я стал из деликатности подпаивать фортуну — / Она, почти как женщина, слабеет от вина» (АР-17-130). И здесь же наблюдаются неожиданные сходства с наброском 1970 года, в котором речь шла о холере: «Не будь такой послушный и воспитанный я, — / Клянусь, я б просто стал ей кавалером: / Была розовощекая, упитанная, / Такая симпатичная холера!» = «Я стал из деликатности подпаивать фортуну» (основная редакция: «И стал я по возможности подкармливать фортуну») («послушный и воспитанный я» = «я стал из деликатности»; «упитанная… холера» = «подкармливать фортуну»). Как видим, холера описывается точно так же, как судьба (фортуна), из чего следует их тождество.
Лирический герой говорит: «Кто с холерой не в ладах — / Тот и чахнет на глазах», — в чем он и сам убедится в «Песне о Судьбе»: «Морока мне с нею — / Я оком грустнею, / Я ликом тускнею / И чревом урчу, / Нутром коченею, / А горлом немею».
Однако если с холерой (судьбой) обойтись, как с женщиной («Но жена всегда в бегах, / Как холера в сапогах»), то ситуация сразу изменится: «Клянусь, я б просто стал ей кавалером <.. > А кто с холерою в ладах — / Не испытывает страх» = «В обни-мочку с нею, / Люблю и лелею» (АР-17-130).
Одновременно с наброском «Не будь такой послушный и воспитанный я…» была написана «полноценная» песня о холере, в черновиках которой лирический герой говорит: «Нам наплевать на этот карантин, / Мы в карантине просидим и годы! <…> И я холеру даже пожалел, / Ведь ей, бедняге, некуда деваться!» /2; 543 — 544/, -так же как и в «Песне о Судьбе»: «Я зарекался столько раз, что на Судьбу я плюну. / Но жаль ее, голодную, — ласкается, дрожит. / Я стал тогда из жалости подкармливать Фортуну…» /5; 104/. Эта жалость выражается в следующих характеристиках: «Одной несчастной, бедненькой холере» = «За мною пес — Судьба моя, беспомощна, больна». Поэтому обе героини наделяются одинаковым эпитетом: «Ее я встретил бледную, как смерть» /2; 277/ = «.. Что и Судьба попятится, испуганна, бледна» /5; 105/.
В качестве предшественницы «Песни о Судьбе» можно рассматривать еще одну песню 1970 года. И это, как ни странно, «Прыгун в высоту», у которого имеется вариант названия: «О прыжках и гримасах судьбы»31, — напоминающий черновик «Песни о Судьбе»: «Куражилась, меняла лики, обернулась роком / И, сзади прыгнув на меня, схватила за кадык» (АР-17-130).
Интересно, что в черновиках этой песни и стихотворения «В забавах ратных целый век…» (1975) лирический герой предстает в образе супермена, которому не страшен ни бог, ни черт: «Бывают дни я голову в такое пекло всуну, / Что и Судьба попятится: изыди, сатана!» /5; 427/ = «И был ему сам черт не брат, / Судьба к нему жестока» /5; 315/. А в основной редакции «Песни о Судьбе» встречается строка: «Что и Судьба попятится, испуганна, бледна».
– явно напоминающая черновик того же стихотворения: «И он не раз судьбу смущал» /5; 315/.
Что же касается песни «Грусть моя, тоска моя», в которой тоска, ставшая судьбой лирического героя, представлена в образе женщины, то в целом ее сюжет напоминает песню «Я был слесарь шестого разряда» (1964): «Шлю посылки и письма в Ря- [2461] зань я, / А шалавам — себя и вино. / Каждый вечер одно наказанье / И всю ночь истязанье одно. / Вижу я, что здоровие тает, / На работе все брак и скандал. / Никаких моих сил не хватает / И плюс премии в каждый квартал» = «Поутру не пикнет — как бичами не бичуй, / Ночью — бац! — со мной на боковую: / С кем-нибудь другим хоть ночь переночуй, — / Гадом буду, я не приревную!».
2461
Жилщоо С. Кисторрисозддння песнн ««рыгунв высоту»//ВладдмиирВысоцккму-70: Народдый сборник. Николаев: Наваль, 2008. С. 313.
Заметим, что здесь лирический герой хлещет свою судьбу-тоску: «Как бичами ни бичуй», — а в черновиках песни «Про любовь в каменном веке» (1969), обращаясь к своей жене, он говорил: «И жаль, у нас день порки запрещен. / Клянусь, я прогоню тебя домой» (АР-7-5). В этой же песне герой боится остаться наедине с женой: «Спокоен я, когда ты крепко спишь, / Мне боязно, едва лишь я усну: / Ведь ты зубами щелкаешь, сидишь. / Нельзя из людоедок брать жену!» /2; 471/. Похожая мысль проводится в песнях «О нашей встрече» и «То была не интрижка…»: «Боюсь тебя, боюсь ночей интимных», «Это страшно, как в сказке / Очень раннего детства», — и в стихотворении «С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…»: «Ох, боюсь, что придется мне дни коротать / С самой сильною женщиной в мире!».