Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Теперь сопоставим отношения героя с его возлюбленной в «Красном, зеленом» и лешего с лешачихой в «Лукоморье»: «А ну тебя, патлатую» = «Лешачиху свою бил и вопил»; «Сколько раз я спрашивал: “Хватит ли, мой свет?”» = «А коры по скольку кил приносил?» [2484] ; «С разных мест и с разных дел в дом к тебе тащил» (черновик /1; 346/) = «Я ли ягод не носил? <.. > Надрывался издаля, всё твоей забавы для» (точно так же он надрывался для своей возлюбленной в песне «У тебя глаза, как нож»: «С грабежу я прихожу, язык за спину заложу / И бежу тебя по городу шукать»); «А ты мне только водку, ну и реже — коньяка» = «Ты ж жалеешь мне рубля — ах ты, тля!».

2484

Позднее

родственная конструкция повторится в стихотворении «Расскажи, дорогой» (1976): «А коры по скольку кил приносил?» = «Принес по пуду глины — / Да я шучу, прости. / Мне нравятся мужчины, / Усталые в пути» (АР-6-193). В первом случае герой обращается к жене, а во втором — наоборот, женщина обращается к мужчине. И если «леший как-то недопил», то женщина советует мужчинам: «Не пейте лишнего ни йоты».

Косвенным доказательством автобиографичности образа лешего служат и переклички с написанной в том же году «Песней про плотника Иосифа»: «А не дашь — тады пропью долото!» = «Я тады цежу сквозь зубы, / Но уже, конечно, грубо» б [2485] ; «Ты ж жалеешь мне рубля — ах ты, тля!» = «Ах ты, скверная жена!». В обоих случаях герой разговаривает со своей женой и угрожает ей рукоприкладством: «Дай рубля, прибью а то…» = «Я взмахнул своим оружьем — / Смейся, смейся, сатана!».

2485

Вариант исполнения: Москва, у А. Митты, июль 1969; Москва, у И. Саввиной, 02.03.1970; т. н. «Псевдо-Шабельник», 05(?).11.1967.

Остановимся еще раз на обращении к жене и к другим женщинам со стороны лешего (в «Лукоморье» и в «Сказке о том, как лесная нечисть приехала в город») и главного героя «Песни про плотника Иосифа»: «Ты ж жалеешь мне рубля — ах. ты тля!» (леший), «Ах. гнусные бабы!» (леший), «Ах ты. скверная жена!» (плотник Иосиф) [2486] . А впервые похожее обращение появилось в том же «Красном, зеленом»: «Бабу ненасытную, стерву неприкрытую…». И поскольку эта «стерва» названа неприкрытой, в черновиках песни «Про любовь в каменном веке» лирический герой скажет ей: «Оденься поприличней и прикрой / Свои уста и прочие места» /2; 472/.

2486

Похожее обращение к врагам встречается в «Песне-сказке про нечисть» и в «Сказке о несчастных лесных жителях»: «Свистнул, гикнул: “Ах ты. рожа, гад, заморский паразит!”» (АР-11-8), «Ах ты. гнусный фабрикант!» /2; 34/. Подробнее об этом — в главе «Тема пыток» (с. 678 — 679).

Кроме того, в последней песне получают развитие еще некоторые мотивы из «Лукоморья», где леший обращается к лешачихе: «Дай рубля…» = «А ну, отдай мой каменный топор…»; «..прибью а то…» = «Тебя пока не бьют. <.. > До трех считаю — после задушу!»; «Я — добытчик али кто?» = «Я — глава и мужчина я!». А угроза избиения возникнет позднее в «Диалоге у телевизора»: «Но врежу — так закувыркаешься!» (АР-8-184), — что восходит к песне «Я женщин не бил до семнадцати лет»: «И справа, и слева / Я ей основательно врезал».

Во всех этих случаях поэт в иронической форме говорит о своем доминировании в отношениях с женщинами.

А что касается лешачихи, людоедки и других похожих образов, то они часто применяются к жене лирического героя, его возлюбленной или судьбе: «А ты всегда испитая, здоровая, небитая» («Красное, зеленое»), «И глаз подбит, и ноги разные» («Наводчица»), «Смейся, смейся, сатана!» («Песня про плотника Иосифа»), «Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая» («Две судьбы»).

В свою очередь, эти женщины часто насмехаются над героем: «Ты не радуйся, змея, / Скоро выпишут меня!» («У тебя глаза — как нож»), «Ты шутить с живым-то мужем!» («Песня про плотника Иосифа»), «Женское племя смеется / Над простодушьем мужей» («Про любовь в эпоху Возрождения»), «И хихикали старухи / безобразные» («Две судьбы»).

В целом же отношения лешего с лешачихой: «Леший как-то недопил. / Лешачиху свою бил и вопил: / “Дайрубля, прибью а то…”», — буквально воспроизводят отношения Высоцкого с Л. Абрамовой. Как он сам признавался: «Сейчас даже вспоминать стыдно. Это самые чёрные дни моей жизни. Без работы, без денег, я каждое утро бессовестно выклянчивал у Люси целковый

на опохмелку. И она мне его выдавала, хотя сама бедствовала. Ей как-то помогали родители» [2487] ^{[2488] [2489] [2490]} (а недопил позднее и лирический герой в «Песне автозавистника» и в «Сказочной истории»: «Недоедал, недопивал — пил только чай» бб, «А когда кабак закрыли, / Все решили: недопили» /4; 54/6⁷).

2487

Карапетян Д. Владимир Высоцкий: воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 94.

2488

Москва, у К. Мустафиди, 07.01.1972.

2489

В целом же ситуация с Лешим из «Лукоморья» (июнь 1967) повторится в «Сказке о том, как лесная нечисть приехала в город» (осень 1967): «…Леший как-то недопил, / Лешачиху свою бил и вопил: / “Дай рубля, прибью а то…”» = «Упырь, как полип, к буфету прилип, / С буфетчицей Дуськой смертельно схлестнулся / За явный ее недолив» /2; 371/ («прибью» = «смертельно»; «бил» = «схлестнулся»; «недопил» = «недолив»). Правда, в последнем случае Упырь (то есть Вампир) является уже отрицательным персонажем.

2490

Высоцкая И. Мой знаменитый брат // Коллекция Караван историй. 2012. № 4 (апр.). С. 160.

Более того, по воспоминаниям двоюродной сестры Высоцкого Ирэны, когда он развелся с Абрамовой, та не разрешала ему даже видеться с детьми: «.. я-то помню, как Вовка со слезами на глазах рассказывал: “Стою, как дурак, перед дверью, а она не открывает. Слышу голоса мальчишек, а обнять их не могу…”. До глубины души Володю обижало и то, что мальчишки стали Абрамовыми”»68. И это также нашло отражение в ряде произведений: «Бил, но дверь не сломалась — сломалась семья. / Я полночи стоял у порога. / И ушел. Да, тяжелая доля моя / Тяжелее, чем штанга, — намного!» («С общей суммой шестьсот пятьдесят килограмм…», 1971), «Ну, что ж такого — выгнали из дома» («Подумаешь — с женой не очень ладно!», 1969), «Такие дела: Лешачиха со зла, / Лишив меня лешевелюры, / Вчера из дупла на мороз прогнала — / У ней с Водяным шуры-муры» («Куплеты нечистой силы», 1974). Заметим, что последняя реплика вновь принадлежит лешему…

Такие же семейные проблемы возникнут у Домового, которого тоже «выгнали из дома»: «А я — Домовой, / Я домашний, я — свой, / А в дом не могу появиться — / С утра и до ночи стоит дома вой: / Недавно вселилась певица. / Я ей — добром, а она — оскорблять: / Мол, Домового — на мыло!». Сравним эту ситуацию с песней «Две судьбы», где лирический герой говорит про Нелегкую: «Глядь, уже и оскорбляет!» /5; 458/. А слова Домового «Я ей — добром…» повторяют реплику лирического героя из песни «Про любовь в каменном веке»: «Отдай топор — добром тебя прошу!».

Примечательно, что «Куплеты нечистой силы» заканчиваются монологом Домового, который сетует о своих семейных неполадках, а «Лукоморье» — монологом Лешего, обращенного к Лешачихе. И оба эти персонажа — Домовой и Леший — наделяются чертами самого автора (более того, даже Водяной, с которым Лешему изменила Лешачиха, наделяется автобиографической характеристикой — сравним сетования Водяного с репликой лирического героя в черновиках «Смотрин», 1973: «Лежу под корягой простуженный, злой, / А в омуте мокро и сыро» = «А у меня зайдешь в избу — / Темно и сыро, как в гробу»; АР-3-68).

И, наконец, концовка «Лукоморья»: «А коверный самолет / Сдан в музей в запрошлый год <…> Понаехало за ей егерей!..», — повторяет ситуацию из набросков к «Зарисовке о Ленинграде» (1967): «Лезу в забияки я не из молвы! / Приезжают всякие, скажем, из Москвы. / Тут и Эрмитажи вам, и…» /2; 339/. А Леший (муж лешачихи, за которой «понаехало егерей») тоже «.лез в забияки»: «Лешачиху свою бил и вопил…», — и выпивал, как лирический герой в «Зарисовке о Ленинграде»: «Леший как-то недопил…» = «Если сильно водку пьешь / По пьянке — / Не захочешь, а дойдешь / К стоянке» (обратим также внимание на идентичность ситуации с «Фантазией на русские темы» Галича, 1969: «А московская наедет сволота» ~ «Приезжают всякие, скажем, из Москвы»).