Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
73) «Да, я лежу в земле, губами шевеля» (1935) ~ «Да, лежу я в центральном кругу на лугу» («Не заманишь меня на эстрадный концерт…», 1970);
74) «Чур-чур меня! Далёко ль до беды!» («Какая роскошь в нищенском селении…», 1930) ~ «Чур меня самого! Наважденье, знакомое что-то» («Райские яблоки», 1977) [2917] ;
75) «Силою рассыпчатой бьет в меня без промаха» («На меня нацелилась груша да черемуха…», 1937) ~ «Но сады сторожат — и убит я без промаха в лоб. <…> И за это меня застрелили без промаха в лоб» («Райские яблоки», 1977). Как говорил Мандельштам Эмме Герштейн, прочитав стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…»: «Смотрите — никому. Если дойдет, меня могут… РАССТРЕЛЯТЬ!» [2918] [2919] .
2917
Иногда встречается сокращенная версия этого старинного заклинания: «Чур, не просить, не жаловаться, цыц!» («Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето», 1931) ~ «Только, чур, меня не приплюсуйте — / Я не разделяю ваш устав!» («Подымайте руки, в урны суйте…», 1966). Процитируем также стихотворение 1976 года: «Во сне статуя Мухиной сбежала, / Причем — чур-чур\ — колхозница сначала» («Я юркнул с головой под покрывало…»). Здесь лирический герой смотрит «невероятный сон», а в «Райских яблоках» он столкнется с «наважденьем», поэтому «Чур-чур» и «Чур меня самого!».
2918
Герштейн Э.Г. Новое о Мандельштаме: Главы из воспоминаний. Paris: Atheneum, 1986. С. 80.
2919
Мандельштам Н.Я. Воспоминания. Paris: YMCA-Press, 1982. С. 167.
76) «Ломали крылья стрекозиные / И молоточками казнили» («Война. Опять разноголосица..», 1923) ~ «В мозг молоточки долбили <.. > Злой дирижер воевал» («Он вышел — зал взбесился…», 1972; черновик — АР-12-58);
77) «Сегодня ночью, не солгу, / По пояс в тающем снегу / Я шел с чужого полустанка» (1925) ~ «На виду у конвоя / Да по пояс в снегу» («Побег на рывок», 1977);
78) «Я говорю за всех с такою силой, / Чтоб нёбо стало небом…» («Отрывки из уничтоженных стихов», 1931) — «Но я пою от имени всех зэков» («Театрально-тюремный этюд на Таганские темы», 1974);
79) «Я должен жить, хотя я дважды умер» (1935) ~ «А не то я вторичною смертью помру, / Будто дважды погибший на фронте» («Не заманишь меня на эстрадный концерт…», 1970), «Я вторично умру — если надо, мы вновь умираем» («Райские яблоки», 1977);
80) «Выбор мой труден и беден» («Медленно урна пустая…», 1911) ~ «Но если надо выбирать и выбор труден…»(«Песня Бродского», 1967);
81) «Я ль без выбора пью это варево» («Стихи о неизвестном солдате», 1937) ~ «Ничего — расхлебаю и эту похлебку» («Памятник», 1973; набросок — АР-5-130). А об отсутствии выбора пойдет речь в стихотворении Высоцкого «Мой черный человек в костюме сером!..» (1979): «Мой путь один, всего один, ребята, — / Мне выбора, по счастью, не дано».
82) «Здесь разный подход: для меня в бублике ценна дырка. А как же быть с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется» («Шум времени», 1923) ~ «Нуль. Один всемирный нуль — как бублик, который никто не съест, потому что он не бублик вовсе, а нуль. Нуль» («.Дельфины и психи», 1968 /6; 27/) [2920] .
83) «В самом себе, как змей, таясь, / Вокруг себя, как плющ, виясь, / Я подымаюсь над собой, / Себя хочу, к себе лечу…» (1910), «И, глухую затаив развязку, / Сам себя я вызвал на турнир, / С самого себя срываю маску…» («Темных уз земного заточенья…», 1910) ~ «Дразня врагов, я не кончаю / С собой в побеге от себя» («Мне скулы от досады сводит…», 1979), «Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе, / И силюсь разорваться на куски» («Я не успел», 1973; эпиграф);
2920
Ср. ттажев пьеее Маяковвкого «Мистерия-буфф» (1918): «Обещалииддеим ппррону: оддому — буу-лик, другому — дырка от УфУимоя. Это и есть демворятмчееояк республика».
84) «Я печаль, как птицу серую, / В сердце медленно несу» («Скудный луч холодной мерою…», 1911), <<И подлинно во мне печаль
85) «И широка моя стезя» («Когда в далекую Корею…», 1932) ~ «И шире стала колея» («Чужая колея», 1972), «Широкий тракт, да друга, да коня» («.Две просьбы», 1980);
86) «Смотрите, как на мне топорщится пиджак» («Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето», 1931) ~ «И пиджачок обуженный / Топорщится на нем. / И с ним пройдусь охотно я…» («Баллада об оружии», 1973);
87) «Куда мне деться в этом январе?» (1937) ~ «Ну, куда я денусь, ну? / Ну, куда я сунусь?» («Здравствуй, “Юность”, это я…», 1977);
88) «Темных уз земного заточенья / Я ничем преодолеть не смог» (1910) ~ «Устал бороться с притяжением земли» («Песня конченого человека», 1971);
89) «А время удаляет цель» («Я в сердце века. Путь неясен…», 1936) ~ «Мой финиш — горизонт — по-прежнему далек» («Горизонт», 1971), «Я за сутки пути не продвинулся ни на микрон» («Ожидание длилось, а проводы были недолги…», 1973);
90) «О, как же я хочу, / Не чуемый никем, / Лететь вослед лучу, / Где нет меня совсем» (1937) ~ «Мне скулы от досады сводит <…> Я каждый раз хочу отсюда / Сбежать куда-нибудь туда!» /5; 231/, «А там, где нет меня, — бежал» /5; 554/;
91) «О, как же я хочу, / Не чуемый никем…» (1937) — «Не догнал бы кто-нибудь, /Не почуял запах…» («То ли — в избу и запеть…», 1968);
92) «И всю ночь напролет жду гостей дорогих, / Шевеля кандалами цепочек дверных» («Ленинград», 1930) ~ «Слушай сказку, сынок, / Вместо всех новостей, / Про тревожный звонок, / Про нежданных гостей, / Про побег на рывок, / Про тиски западни. / Слушай сказку, сынок, / Да смотри, не усни» («Побег на рывок», 1977; наброски /5; 504/);
93) «Дальше сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я: / Небо, как палица, грозное, земля, словно плешина, рыжая…» («Нет, не мигрень…», 1931) ~ «И вот — зенит: глядеть противно / И больно, и нельзя без слез, / Но мы — очки себе на нос, / И смотрим, смотрим неотрывно, / Задравши головы, как псы, / Всё больше щурясь, скаля зубы, / И нам мерещатся усы, / И мы пугаемся: грозу бы! <.. > И, наблюдая втихомолку / Сквозь закопченное стекло, / Когда особо припекло, / Один узрел на лике челку» («Пятна на Солнце», 1973; АР-14-130, 144) («сквозь стёкла цветные» = «Сквозь закопченное стекло»; «сощурясь» = «щурясь»; «мучительно» = «И больно, и нельзя без слез»; «вижу» = «узрел»; «грозное» = «грозу бы»). В первом случае герой смотрит на небо и землю, а во втором — на Солнце.
94) «И дорог мне; свободаый выдор й Мобо страданий р забой» («О, как мы любим лицемерить…», 1932) ~ «Сколько великих выбыло! / Их выбивали нож и отрава… / Что же, на право выбора / Каждый имеет право» (1971).
Четверостишие Высоцкого отсPIлает также к концовке стихотворения Н. Гумилева «Выбор» (1909): «.. Но молчи: несравненное право — / Самому выбирать свою смерть».
В главе «Конфликт поэта и власти» мы говорили об айпдльздйаоаа Высоцким образа чумы псамебательбд к советской астдсаа: «Открытым взломом, без ключа, / Навзрыд об ужасах крича, / Мы вскрыть хотим подвал чумной, / Рискуя даже головой, / И трезво, а не сгоряча, / Мы рубим прошлое сплеча, / Но бьем расслабленной рукой, / Холодной, дряблой — никакой!» («Случаи», 1973). А теперь сравним с чумным подвалом образ Ленина в стихотворении Мандельштама «Кассандре» (декабрь 1917) и образ Сталина в его же стахдтвдребаа «Фаэтдбщик» (1931), причем в обоих случаях встречается смысловая связка «дома — чума»: «Но если эта жизнь — необходимость бреда / И корабельный лес — высокие дома, — / Лети, безрукая победа, / Гиперборейская чума\ / На площади с броневиками / Я вижу человека — он / Волков горящими пугает головнями: / Свобода, равенство, закон!», «Это чумный председатель / Заблудился с лошадьми! <…> И бесстыдно розовеют / Обнаженные дома, / А над ними неба мреет / Темно-синяя чума». Да и о тех, кто закрывает глаза на эту чуму, откровенно сказано: «…Что пересиливали срам / И чумную заразу / И всевозможным господам / Прислуживали сразу» («Вы помните, как бегуны…», 1932).