Енох

Сорокин Ефим

 Голый жрец остановился у калитки. Какой-то миг (может, два-три) его беладонно-звездный взгляд путался со взглядами сидящих в колеснице. Обнаженный повернулся лицом к дому Ноемы, пропищал:

 - Возьми свое, женщина!
– замахнулся и кинул отсеченный уд через увитый плющем забор.

 - Сейчас они, господин, они... хоть как-то немного стесняются, - сказал возница, - а то было время, с какой-то гордостью... Всех готовы были оскопить!

 Тувалкаин кивнул:

 - Каин подспудно пытался задержать появление седьмого рода. Весьма поддерживал скопцов!.. Ты ведь, Енох, после возвращения тоже не спишь с Сепфорой?

 -

Мне можно остаться в доме Ноемы?
– вдруг спросил Енох. Он нагнулся, поднял со дна кузова обломанную на скорости веточку, похожую на водоросль, и выбросил за борт.

 46. Тувалкаину показалось: окна дома Ноемы удивленно округлились.

 - Это ты, Ту? - спросила хозяйка, открыв дверь и поднимая двурогий светильник.
– С кем ты? Кого ты с собой привел?
– тревожно спросила Ноема, увидев человека в белой одежде сифитов. И вдруг воскликнула: - Вот ты кого привел, Ту!

 - Да, это Енох, патриарх сифитов!
– громко, очень громко сказал Тувалкаин, почти прокричал.
– Да принесите же свеч!
– велел он в полутьму коридора.

 - Нашел, куда его привести!
– с укором сказала Ноема и сделала движение рукой, будто надела на голые плечи невидимую накидку.

 - Ты вся дрожишь, Ноема, что с тобой?
– спросил Тувалкаин, глядя на светильник с трепещущими язычками свечей.

 - Отстань, Ту!

 - Отстаю, - тут же согласился Тувалкаин развязным тоном, который покоробил Ноему.
– Я не только отстаю, но и оставляю вас.
– В проеме калитки Тувалкаин развязно поклонился Еноху. Ноеме стало стыдно за излишнюю оживленность брата, ей захотелось извиниться, но Енох, похоже, не замечал кривляния Тувалкаина. Как только калитка, сладострастно простонав, закрылась за Тувалкаином, мягкие сполохи света изнутри пронизали Еноха, и он внутренним зрением увидел двух светлых ангелов, дозором облетающих город каинитов.

 47. Два светлых ангела дозором облетали город каинитов. Вдруг внизу среди кишащих бесов они заметили своего собрата в образе юноши. Он сидел возле увитой плющом каменной стены у дома блудницы Ноемы и, обхватив голову руками, горько плакал. Ангелы, разгоняя нечисть, спустились к плачущему юноше.

 - Что случилось, брат, почему ты плачешь?

 - Как же мне не плакать?
– отвечал юноша.
– Господь послал меня с Енохом на землю, чтобы я был с ним и оберегал его, помогал ему в молитве, чтобы все, что он попросит у Господа, с верою получил. И я не могу понять, почему Енох творит беззаконие. И вы спрашиваете, почему я плачу? Как же мне, братья, не плакать, когда Енох, образ Божий, Енох, которому поклонились ангельские чины, пал в такую тьму и уподобился блудным бесам?

 Ангелы улыбнулись и успокоили юношу:

 - Мы работники вечности, но как мы можем знать план Бога вечности? Идем с нами! Мы поможем тебе, а ты поможешь Еноху в его молитве.

 Нечисти налетело столько, будто и вправду надеялись опустить Еноха. Ангелы огненными мечами разгоняли блудных бесов от дома Ноемы. Юноша шел за ними.

 - Ни один из рожденных женщиной не устоит перед нами!
– кричали, улепетывая, бесы блуда.
– Мы еще вернемся!

 Благорастворение воздухов гнало их прочь.

 - Что с тобой, Енох?

 48.
– Что с тобой? Очнись,

Енох! Очнись! Ты грезишь наяву!
– Ее мягкое шелковое прикосновение пробудило Еноха.

 Ноема провела гостя в прохладную звучную комнату. Пламя свечей играло на мозаичном полу. У обширного ложа, устланного пестрыми коврами, стояла женская скульптура из белого мрамора. Одной рукой мраморная женщина показывала на свое лоно, а другой - на полную грудь. Енох отметил, что скульптура с преувеличенной женской плотью похожа на хозяйку. Он протянул Ноеме горсть жемчужин по случаю подаренных Тувалкаином.

 - Это плата за ночь, - сказал Енох на удивленный взгляд Ноемы. Ее тонкая выщипанная бровь вопросительно изогнулась.

 - С этим можно не торопиться, - сказала женщина.
– Ты же, Енох, пришел не за тем, чтобы разделить со мною ложе.
– Ноема благодушно улыбнулась и прикрыла веки. Они были бледнее, чем ее лицо.

 - Скульптор Нир работает в твоем домашнем храме, - сказал Енох.
– Можно взглянуть на его ангелов?

 Ноема не смогла скрыть растерянности.

 - Идем, - тихо сказала она и взяла двурогий светильник.

 Они осторожно спустились по каменным ступенькам. Тень Ноемы, падающая на Еноха, пахла благовониями.

 - Когда вернемся, - сказал Енох, - я помолюсь в твоей опочивальне, чтобы в свое время, когда к тебе обратится за помощью сифит, ты помогла ему. Этого может и не быть, но может случиться, что так оно и будет.

 - Я его знаю?

 - Он еще не родился.

 - И каким же образом я помогу сифиту, который еще не родился?
– в голосе Ноемы слышалось снисхождение.

 - На твоих землях растет дерево гофер, которое может понадобиться Ною. После потопа на земле появится книга, и в ней напишут, что Ной возьмет тебя в жены. Но это неправда.

 - Что неправда - потоп?

 - То, что ты станешь женой Ноя.

 - Енох, не давай повода Тувалкаину объявить тебя сумасшедшим, - серьезно сказала Ноема, остановившись и зажигая свечу в маленькой нише каменной стены.

 - То, что я нахожусь в твоем доме вполне здравомысляще?
– вопросом ответил Енох. Ноема повернулась к нему.

 - В отличие от брата, я, Енох, верю, что ты был... где-то там. А что до меня, то я вообще не собираюсь умирать ни до потопа, ни после него.

 - Ты знаешь, Ноема, что в мир пришла естественная смерть. И ты боишься смерти, Ноема! Это тебя отличает от других каинитов. Она еще далеко от тебя, но ты боишься ее приближения. Пока тебе удается справиться со старением, но придет время, и кровь жертвенных животных перестанет помогать тебе.

 Ноема прислонилась спиной к холодной стене, долго, выжидающе смотрела в глаза Еноху. Свечи в ее руке подрагивали, точно их напугали. Ноема прикрыла глаза рукой.

 - Убитый Авель семь родов мучил совесть Каина, двойное убийство мучает Ламеха, а я, Енох, убила больше, чем все живущие на земле, - тихо сказала Ноема. Печальное лицо ее раскисло в разводах косметической краски.

 Енох сказал, чтобы успокоить Ноему:

 - Перед концом света миллионы матерей-убийц будут вытравливать детей из своего чрева. Мужья не будут осуждать их, а порой - склонять к этому греху. И при всем при том будут роптать на Господа, что жизнь на земле нелегка, а местами идут войны. Но во всех войнах людей погибнет меньше, чем матери вытравят из своего чрева.