Энола Холмс и маркиз в мышеловке

Спрингер Нэнси

— Кроме того, — процедила я сквозь зубы, — мне необходимо заглянуть в мамин шкаф для одежды и выбрать себе наряд. Если на ужин я приду в этом грязном платье, мистер Майкрофт не просто рассердится, а придет в бешенство. У него пена изо рта пойдет. Отоприте дверь.

Лэйн послушался, больше не смея мне возражать. Ключ он зажал в кулаке и встал у двери, дожидаясь, пока я выйду.

Я из вредности решила никуда не торопиться и неспешно разглядывала мамины платья. Что за странные новые порядки! Комнаты заперты, вход только по разрешению Майкрофта — как так можно?!

Интересно,

мама забрала свой ключ?

От этой мысли мне стало дурно. Если бы мама вышла на прогулку с намерением вернуться вечером домой, она бы непременно захватила с собой ключ.

А если он остался в комнате... Что ж, тут и гадать нечего.

Я отошла от шкафа, собралась с силами, сделала глубокий вдох и осмотрела костюм для прогулок, наброшенный на напольное зеркало.

Ключ лежал в кармане жакета.

Я посмотрела на него невидящим взглядом. Казалось, он оттягивал мою руку к земле. Овальная головка, зубчатый прямоугольный выступ на конце штока. Холодный железный ключ.

Она и не думала возвращаться.

В то же время этот ненавистный кусочек металла стал моим самым дорогим сокровищем. Я крепко сжала его в кулаке, набросила на руку одно из маминых платьев, чтобы спрятать ключ от посторонних глаз, и вышла в коридор.

— Благодарю, Лэйн, — сухо сказала я, и дворецкий снова запер дверь.

Майкрофт вежливо промолчал, когда я спустилась ужинать в свободном струящемся платье без воротника, которое висело на мне, как простыня на метле. Ростом я была примерно с маму, но фигурой обладала не столь женственной. В любом случае, платье привлекло меня красивым нежно-персиковым оттенком, а не изящным силуэтом. Подол волочился за мной по полу, но это мне даже нравилось: он прикрывал детские сапожки. Я повязала легкий поясок, чтобы подчеркнуть талию, которой у меня, считай, не было, надела ожерелье и уложила волосы, хотя красоту прически все равно портил их скучный коричневатый цвет. В целом я больше походила на наряженного ребенка, чем на леди, и сама это понимала.

Майкрофт никак не прокомментировал мой наряд, но вид у него был явно недовольный. Когда подали рыбу, он сказал:

— Я отправил письмо лондонской швее, чтобы она снабдила тебя приличной одеждой.

Я кивнула. Новые платья мне бы не помешали, а если они окажутся неудобными, всегда можно переодеться в рубашку и бриджи. Пока брат не смотрит.

— В Кайнфорде есть швея, — заметила я.

— Да, мне это известно. Однако лондонской швее виднее, что потребуется юной леди в пансионе.

О чем это он?

— Я не поеду в пансион, — терпеливо сказала я.

— Конечно поедешь, Энола, — так же терпеливо ответил Майкрофт. — Я уже написал в несколько достойных учебных заведений.

Мать мне рассказывала о подобных заведениях. В выпусках журнала «Удобное платье», который она выписывала, регулярно публиковали тревожные статьи о том, как в пансионах насаждают фигуру «песочные часы». В одной школе директриса то и дело затягивала потуже корсеты своим подопечным, и бедняжки не снимали их даже

на ночь, только раз в неделю, чтобы помыться — это у них называлось «очиститься». После ванны на учениц надевали свежие корсеты и затягивали их еще туже прежнего, так что девушки не могли дышать полной грудью и от любого потрясения падали в обморок. Это считалось «очаровательным».

А также нравственным, поскольку вечно затянутый корсет якобы «учил юных леди самоконтролю и сдержанности», другими словами — не позволял ни согнуться, ни расслабить плечи. В отличие от старых маминых корсетов из китового уса, современные делались из крепкой стали и были заметно длиннее. Они давили на внутренние органы и деформировали грудную клетку. У одной ученицы сжатые корсетом ребра проткнули легкие, и она скончалась на месте. Когда девушку положили в гроб, талия у нее оказалась всего пятнадцать дюймов в обхвате.

Вспоминая эти кошмарные истории, я нечаянно выронила вилку, и она со звоном упала на блюдо. По спине пробежал неприятный холодок, но я не могла объяснить брату, почему не хочу в пансион. С ним не положено было обсуждать столь деликатные женские моменты. Мне хватило сил лишь на то, чтобы тихо вымолвить:

— Но мама...

— Маловероятно, что она вернется. А я не могу остаться.

«К счастью», — подумала я.

— Ведь не можешь же ты прозябать здесь в одиночестве, Энола? — спросил Майкрофт.

— Вы хотите прогнать мистера и миссис Лэйн?

Майкрофт нахмурился и отложил нож для масла, которым смазывал ломоть хлеба.

— Вовсе нет, однако слуги не способны правильно воспитать леди и не могут присматривать за ней как положено.

— Маме бы это не понравилось.

— Твоя мать сбежала от ответственности, — отрезал Майкрофт. — Что же с тобой станется, если ты не получишь образования и благородного воспитания, не научишься хорошим манерам? Путь в высшее общество будет закрыт, а найти достойную партию...

— ...я и так вряд ли смогу, — закончила я за брата. — Потому что и лицом, и фигурой похожа на Шерлока.

Майкрофт смягчился:

— Милая моя девочка, если ты будешь над собой работать, со временем это изменится.

То есть часами сидеть за пианино с книжкой на голове? Проводить дни в мучениях, затянутой в тесный корсет, подкладывать под юбки подушечки, заплетать накладные косы? Об этом он вслух говорить не стал.

— Ты происходишь из знатной семьи, Энола. С должным старанием ты станешь настоящей леди и не опозоришь наш род.

— Но меня всегда стыдились, и это вряд ли изменится. И в так называемое «благородное заведение» я поступать не собираюсь.

— Отнюдь, — возразил Майкрофт.

Мы отложили столовые приборы и впились друг в друга глазами, насколько это было возможно в полумраке комнаты, освещенной лишь несколькими свечами. Мы оба прекрасно знали, что мистер и миссис Лэйн подслушивают под дверью, но сейчас меня это ни капли не беспокоило.

— Нет. — Я повысила голос. — На гувернантку я еще согласна, но ни в какой пансион уезжать и не подумаю. Вы меня не заставите.