Энола Холмс и маркиз в мышеловке
Шрифт:
Но не прошло и секунды, как я напрочь позабыла о еде. Невдалеке блеснул свет.
Газовые фонари. Они проглядывали за широкими стволами деревьев и мерцали, словно спустившиеся на землю звезды.
Деревня. Я забралась на холм, не отдавая себя отчета в том, что по другую его сторону лежит деревня.
Впрочем, учитывая ее размеры и наличие газовых фонарей, правильнее было бы называть ее городком.
Есть ли там железнодорожная станция?
Во мраке ночи, будто отвечая на мой вопрос, раздался долгий резкий свист поезда.
Наутро, еще
Да-да, вдову. Я с головы до ног оделась в траур, который выкрала из маминого шкафа. Он прибавлял мне лишний десяток лет, поскольку предполагал, что я уже была замужем, и мои удобные черные сапожки неплохо с ним смотрелись — точнее, их даже не было видно за длинной юбкой, — а волосы можно было убирать в скромный пучок, на что уходило не так много времени. Главное — этот костюм позволял мне оставаться инкогнито. Черная вуаль в сеточку на фетровой шляпе скрывала лицо, и в ней я выглядела так, будто собиралась напасть на пчелиный улей. Черные лайковые перчатки скрывали отсутствие обручального кольца — очень важная деталь. Скучное шелковое платье скрывало все мое тело от подбородка до пят.
Десять лет назад мама была заметно стройнее, и траурное платье отлично на меня село, и корсет почти не пришлось затягивать. Я могла бы вовсе без него обойтись, если бы не необходимость поддерживать багаж на груди и под юбкой. То, что раньше лежало на велосипеде, я убрала в саквояж и рассовала по карманам. Матери не нравилось возиться с ридикюлем, и все свои платья она снабдила просторными карманами — под носовые платки, лимонные леденцы, шиллинги, пенсы и тому подобное. Сейчас я была очень за это благодарна своей упрямой независимой матери; к тому же именно она научила меня ездить на велосипеде. Конечно, обидно оставлять верный велосипед, а вот уродливый серо-коричневый костюм мне было совсем не жалко.
Пока я спускалась с холма на тропинку, серое небо постепенно светлело. Мышцы болели после вчерашней поездки, но для меня это оказалось настоящим благословением: я шагала медленно и степенно, как и подобает достойной вдове. Так я вышла с тропинки на гравийную дорогу, ведущую в городок.
В небе, затянутом дождевыми тучами, забрезжил тусклый рассвет. Лавочники открывали ставни, ледовоз забрасывал в повозку кубы льда, цепляя их изогнутыми щипцами, сонная служанка выливала некую омерзительную массу из ведра в сточную канаву, нищенка в обносках подметала дорогу на перекрестке. Мальчишки-газетчики устраивали на обочинах стопки утренних газет. Продавец спичек — по сути попрошайка — сидел на углу и кричал: «Да будет свет! Спичку джентльмену?» Мимо него и впрямь проходили джентльмены в цилиндрах и рабочие во фланелевых рубашках и кепках, но попрошайка называл джентльменами всех, даже таких же оборванцев, как он сам. Мне он, разумеется, не попытался продать спичку, поскольку леди не курят.
Золотые буквы на стеклянной двери у столба в красно-белую полоску гласили: «Цирюльня Бельвидера». А, я слышала про такой городок — довольно
— Лук, картошка, пастернак! — кричал продавец овощей, толкая перед собой тачку.
— Свежая гвоздика для бутоньерки! — вторила ему дама в шали, протягивая проходящим мимо джентльменам цветы из корзинки.
— Кошмарное похищение! Читайте в свежем номере! — голосил мальчишка-газетчик.
Похищение?
— Виконт Тьюксбери пропал из Бэйзилвезер-холла!
Мне сразу захотелось прочесть свежий номер, но сначала следовало отыскать вокзал.
Поэтому я увязалась за джентльменом в цилиндре, опрятном костюме и лайковых перчатках, который поправлял свежий бутон гвоздики в петлице. Судя по его строгому внешнему виду, он собирался в город по делам.
Мои предположения подтвердились, когда мы с джентльменом подошли к станции. Рев двигателя сотряс тротуар под ногами, и я увидела остроконечную крышу и башенки здания вокзала. Часы на башне показывали половину восьмого. Тут же раздался резкий скрип и лязг тормозов: поезд подъехал к станции.
Я так и не узнала, куда собирался джентльмен, неосознанно проводивший меня до станции, — в Лондон или какой другой город, поскольку на платформе мое внимание поглотили разворачивающиеся там события.
Я очутилась в толпе зевак. Констебли стояли стеной, загораживая им проход, а их коллеги в синих униформах встречали только что прибывший поезд, состоящий всего из одного вагона с крупной надписью «ПОЛИЦЕЙСКИЙ ЭКСПРЕСС». Вскоре оттуда вышли господа в дорожных плащах, которые эффектно волочились за ними по земле, и тряпичных кепках с уморительными завязками на макушке, похожими на заячьи уши. Я проводила их взглядом и стала продираться сквозь толпу к билетной кассе.
Казалось, будто я ступила в ручей в самый разгар лета: вокруг меня журчали голоса кипящих от любопытства зевак:
— Конечно, это детективы из Скотленд-Ярда, только в штатском.
— Говорят, послали и за Шерлоком Холмсом...
Боже мой. Я затаила дыхание и прислушалась.
— ...но он не приедет — семейные обстоятельства. ..
Сплетник прошел мимо, и про Шерлока я больше ничего не услышала, зато до меня долетели обрывки других разговоров:
— Моя двоюродная сестра — вторая помощница горничной в знатном доме...
— Поговаривают, будто герцогиня лишилась рассудка...
...и она сказала, что...
...а на герцога пора надевать смирительную рубашку.
— Старик Пикеринг из банка мне нашептал, что выкупа пока не требовали.
— Зачем же его украли, если не ради выкупа?
Хм-м... Похоже, «кошмарное похищение» произошло где-то поблизости. И правда, когда полицейские сели в очаровательное ландо, кучер повез их к цветущему парку неподалеку от станции. А за деревьями возвышались серые готические башни Бэйзилвезер-холла — очевидно, это был именно он, судя по тому, что я услышала в толпе.