Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн)
Шрифт:
— Держи его за руку, Мария, пусть лежит спокойно. Поднимайте, когда я дам сигнал, идите по лестнице, на первой площадке сделаем остановку. Раз, два, три, вперед!
Нелегко поднять носилки и держать их ровно. Я иду рядом, король сжимает мне руку. Носильщики движутся в ногу, шаркающим шагом поднимаются по лестнице. Кто-то успевает забежать вперед, распахнуть двойные двери королевских покоев, потом дверь в спальню. Носилки резко ставят на кровать, король стонет от неожиданной боли. Новая задача — переложить
От такого грубого обращения врача передергивает, я понимаю — если у короля действительно внутреннее кровотечение, мы можем запросто его убить. Он стонет от боли, неужели это предсмертный хрип, неужели мы виноваты? Нет, открывает глаза, смотрит на меня:
— Екатерина?
Кто-то суеверно охает. Беспомощно смотрю на Георга.
— Вон, — бросает брат. — Все вон.
Сэр Франциск Уэстон подходит к нему, что-то шепчет на ухо. Георг внимательно слушает, благодарно касается его руки.
— Королева приказала оставить его величество наедине с врачами. Пусть возле него побудут его дорогая свояченица Мария и я, — громко объявляет Георг. — Остальные — ждите снаружи.
Все неохотно выходят. Слышу, как за дверями дядюшка громогласно объявляет — если король не сможет выполнять свои обязанности, Анна становится регентшей при Елизавете. Никому не надо напоминать — каждый из них принес присягу на верность принцессе Елизавете, единственной избранной и законной наследнице.
— Екатерина? — снова зовет Генрих, глядя на меня.
— Это я, Мария, — мягко возражаю я. — Мария Болейн, а теперь Мария Стаффорд.
Дрожащими руками берет он мою руку и подносит к губам.
— Любовь моя, — говорит он нежно, и никто из нас не знает, кого из многочисленных возлюбленных он имеет в виду — королеву, любившую его до самой смерти, королеву, полумертвую от страха за него, или меня, девушку, которую он любил когда-то.
— Хотите спать? — спрашиваю озабоченно.
Туманный взгляд, как у пьяного.
— Спать, спать, — бормочет он.
— Я буду рядом.
Георг подвигает стул, я сажусь, не выпуская руки короля.
— Моли Бога, чтобы он проснулся! — Георг смотрит на восковое лицо короля, на его дрожащие веки.
— Аминь, — отвечаю я. — Аминь.
Мы просидели с ним весь день — врачи в ногах постели, мы с братом в головах, отец и мать поминутно входят и выходят, только дяди нет — плетет где-то интриги.
Генрих вспотел, врач собрался сменить одеяло, но вдруг застыл на месте. На толстой икре, куда Генрих давным-давно был ранен на поединке, расплывается отвратительное темное пятно крови и гноя. Не залеченная как следует рана открылась опять.
— Необходимо поставить пиявки,
— Я не выдержу, — дрожащим голосом признаюсь брату.
— Посиди у окна, только не падай в обморок, — грубо отвечает он. — Позову, как только закончат, и ты снова сможешь быть рядом.
Присела на скамью под окном, решила ни за что не оборачиваться, постаралась не вслушиваться в звяканье кувшинов — вот к ноге короля прикладывают черных пиявок, они сосут кровь из раскрытой раны.
— Вернись, посиди с ним, ничего страшного не видно, — позвал Георг.
Я вернулась на место, но снова отошла, когда раскормленных, превратившихся в черные слизистые шарики пиявок отрывали от раны.
Я поглаживала его руку, нежно, как гладят больную собаку. Вдруг он сжал мои пальцы, открыл глаза, взгляд наконец осмысленный.
— Кровь Христова, все болит!
— Вы упали с лошади.
Интересно, он понимает, где находится?
— Помню. Но как я попал во дворец?
— Мы вас принесли. — Георг выступил вперед. — Вы просили Марию посидеть с вами.
Снисходительная улыбка.
— Я?
— Вы были не в себе, бредили. Слава Богу, вы очнулись.
— Надо послать весточку королеве. — Георг приказал одному из стражников сообщить ей, что король пришел в себя.
— Пришлось вам попотеть, — сказал со смехом король, но как только попытался пошевельнуться, сморщился от боли. — Смерть Господня, моя нога!
— Открылась старая рана, пришлось поставить пиявки.
— А, пиявки. Надо сделать припарки, Екатерина знает, позовите ее… — Он закусил губу. — Ну, кого-нибудь, кто умеет делать припарки. Господи, кто-нибудь же знает способ.
Помолчал минуту.
— Принесите вина!
Подбежал паж с вином, Георг поднес кубок к губам короля. Король выпил, лицо порозовело, он снова обратил внимание на меня. Спросил с любопытством:
— Кто начал первым? Сеймуры, Говарды, Перси? Кто собрался придержать мой трон для дочери, а себя объявить регентом до ее совершеннолетия?
Георг слишком хорошо знает короля, теперь не время для смехотворной откровенности.
— Весь двор на коленях молится о вашем выздоровлении, никто ни о чем другом и не думает.
Генрих кивает, не веря ни единому слову.
— Пойду сообщу придворным. Мы отслужим благодарственную мессу. Как же мы испугались!
— Еще вина! — Генрих мрачен. — У меня болит каждая косточка.
— Мне уйти? — спросила я.
— Останься, — приказывает небрежно. — Подсуньте мне подушки под спину, спина затекает. Какой идиот так меня уложил?
Вспомнила, как мы переваливали его с носилок на кровать.
— Мы боялись вас потревожить.
— Растерялись, как наседки без петуха, — снисходительно заявляет он.