Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
– Так долго ждать?
– У Рона от удивления брови ползут наверх.
– А почему нельзя было сразу? В нашем мире же время тоже уходит, мы же должны…
– Хорошо, - я начинаю злиться, - вы что предлагаете?
Но они ничего разумного не предлагают, потому что мы и вправду не можем перерыть замок герцога в поисках Диадемы. Потому что нам не войти в покои Лукреции, покуда она жива и вокруг нее придворные лекари и сиделки. Даже если применить чары. Было бы жестоко похищать у умирающей столь дорогую ей вещь… Кражу со взломом (опять!) проще совершить извне.
– Да, - заключает Рон, - а вот красть у мертвых - это по-нашему!
Но у нас нет иного выхода, так
– Странно, - говорит мне однажды Рон, - чуть ли не полмира объехали в этих проклятых поисках - а все какое-то нереальное. Мне кажется, я и вспомнить ничего не смогу. Будто просто картин насмотрелся.
– Это не наш мир, - утешаю я его.
– Вот все закончится, и мы обязательно махнем куда-нибудь по-настоящему.
Я не верю ни единому своему слову. Я-то уж точно никуда не махну, я в этом уверен. Но вот они с Герми - почему нет?
Мы достигаем монастыря вечером 20 июня. Элизабетта, принимающая нас на следующее утро, кажется, не слишком удручена известием о болезни герцогини.
– На все Его воля, - как-то бесцветно заключает она.
– Мы должны молиться за нее.
И, обменявшись с нами еще парой вежливых слов, она удаляется, видимо, чтобы незамедлительно приступить к молитвам. Я знаю, она не любит Лукрецию. Тогда, 17 лет назад, когда только заключался этот брак, она негодовала. Посланники Папы долго и, видимо, тщетно, уверяли Феррарский двор, что все, что говорят о невесте герцога, просто-напросто злобные слухи, распускаемые завистниками семейства Боржиа. Элизабетта никогда не сомневалась в правдивости этих слухов. А я вот обещал не верить и намерен сдержать свое обещание.
Гермиона, ох, простите, сеньора Мария, проводит в монастыре весь день. В молитвах, как ей и положено. А мы устраиваемся в шатрах под стенами монастыря, бродим по довольно большой деревне, раскинувшейся неподалеку, щедро раздаем милостыню, снисходительно перемигиваемся с местными красотками, бросающими в нашу сторону жгучие взгляды и тут же невинно опускающими глаза. Нам надо продержаться еще три дня, хотя бы до 24 июня. Весть о смерти Лукреции не успеет долететь сюда еще долго, даже если гонцы загонят лошадей. Так что мы просто выжидаем. Еще четыре дня…
У ворот монастыря постоянно толпится народ, здесь и небольшая ярмарка, раскинувшаяся на импровизированной площади, где у больших колодцев путники могут напоить лошадей. Крестьяне, кто победнее, кто побогаче, горожане, приехавшие на молитву, и нищие, нищие, калеки, прокаженные… Они бросаются к нам, стоит нам только оказаться в зоне видимости, хватают за плащи, трясут культями перед самым нашим носом. Торговцы предлагаю купить реликвии - палец Святого, прядь волос, упакованные в безвкусно раскрашенные деревянные ящички. И, когда кто-то в очередной раз хватает меня за одежду, я только брезгливо отстраняюсь, ожидая увидеть изъеденные проказой
– Послушай меня, послушай, - быстро говорит она, оттаскивая меня чуть в сторону, чтоб жадное скопище нищих не могло услышать ни слова.
– Время близится. Я знаю, ты не тот, кем ты кажешься.
Наверное, на моем лице она ясно читает ужас, но у нее он вызывает только снисходительную улыбку.
– То, что должно произойти, скоро свершится. Не противься. Ты носишь в себе тьму, юный маг, которая должна умереть. А тот, кому ты веришь, отдаст тебя твоему врагу. И ты пройдешь свой путь до конца.
И она тут же отстраняется, произнеся свое мрачное пророчество, но ее руки в прощальном жесте словно благославляют меня. А сама она исчезает в толпе, растворяется, словно и она пришла сюда из каких-то иных времен, чтобы принести мне свое послание. Я несколько секунд стою, совершенно не понимая, что же мне делать дальше. И вновь, как когда-то давно, когда хоронил родителей, смотрю на свои руки. Теперь вот я не могу удержать и свою жизнь… она тоже утекает сквозь пальцы. Тьма во мне… Зачем Волдеморт приходил тогда, семнадцать лет назад, в дом моих родителей? Что, опять не знаешь, Поттер? Семь, семь крестражей, а не шесть! Вот почему я не умер, младенцем отразив его смертельное проклятие. И тот, кому я доверяю… Нет, не Рон, не Кингсли, не дядя Ремус. Конечно, нет. Это может быть только Снейп…
– Гарри, ты что?
– Рон зовет меня, теребит за плечо, совсем позабыв о конспирации.
– Что тебе сказала эта ведьма?
И я поднимаю на него сияющие улыбающиеся глаза и просто говорю:
– Ничего нового. Как всегда. Что я скоро умру.
– А, - машет Рон рукой, - тогда ничего интересного.
И мы улыбаемся друг другу. Я ненавижу себя.
Хорошо, что все это происходит в последний день нашего пребывания здесь, потому что на эту ночь намечено наше исчезновение. Раньше, когда я слышал подобные пророчества из уст Телони, я даже не обращал на них внимания. Поначалу мне, разумеется, было не очень приятно, но потом я как-то понял, что все, что она мне предрекает, вряд ли может случиться со мной одновременно - в течение одного семестра трудно быть съеденным дикими зверями, убитым предателем, замурованным в стене и испепеленным молнией. Я, конечно, старался, но у меня никогда не получалось. И со временем мы все втроем научились смеяться над подобными предсказаниями. А вот теперь я верю. Верю безоговорочно. Потому что все сходится - и мой сон, и видение Лукреции, и это предсказание, и непонятная роль Снейпа в нашей истории. Как головоломка - пока ты ее не составил, трудно даже предположить, как могут подойти друг к другу разрозненные фрагменты. А вот когда соберешь, то кажется, все так просто, что иначе и быть не могло…
– О чем ты думаешь, Гарри?
– спрашивает меня Герми, когда мы уже ночью стоим в нашем с Роном шатре, готовясь отправиться в часовню.
– Вдруг мы торопимся?
– я вынужден соврать, я же не имею ни малейшего права рассказывать им о том, в чем теперь практически уверен.
– Она умерла только сегодня. Вдруг ее еще не перенесли?
– Тогда вернемся, - настаивает Рон.
– Сил нет ждать больше. К тому же, время! Хог, Волдеморт! Попытка - не пытка.
Мы накладываем дезиллюминационные чары, и последнее, что говорит Герми, перед нашим броском в Феррару, заставляет даже меня улыбнуться: