Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
А затем я перелистываю страницу и неожиданно вижу совсем иную картину. И не могу оторвать взгляд. Антонелло да Мессина «Святой Себастьян». Первое, что приковывает мой взгляд - фрагмент невероятно теплого южного неба, синего, глубокого, того, что проглядывало в окне в моем видении, только здесь по нему бегут легкие облака. Мне кажется, что однажды, когда мама показывала мне в музее похожую картину, она даже что-то рассказывала мне про католического святого, которого расстреляли стрелами за то, что он принял христианство. Я не очень хорошо помню. Но на картине я вижу юношу, привязанного к дереву, одежда его похожа на набедренную повязку, а тело пронзают несколько стрел
Через день Блейки ухитряется передать нам записку от Снейпа, чтоб мы были готовы. Завтра, пятого марта… И что зелья он отдаст нам при встрече.
А ночью накануне нашего отправления мне снится сон про Святого Себастьяна. В нем нет прозрачных чистых красок и насыщенного голубого неба, как на картине Антонелло да Мессина. Нет ажурного белого балкона с болтающими женщинами, нет стражника, которого сморил полуденный зной прямо на месте казни. Но я все равно понимаю, что именно мне снится, потому что в моем сне я сам - Святой Себастьян.
В моем сне мягкая хогвартская осень, наверное, конец сентября или начало октября. Крупные красные и желтые листья с деревьев, растущих во дворе, уже начали облетать, и несколько таких листьев уже лежат вокруг фонтана, очертаниями напоминая следы диковинных животных - лапы гиппогрифа, когти дракона… И прохладный осенний воздух, кажется, чуть дрожит в свете утреннего солнца, так что видно далеко-далеко - сглаженные холмы, кроны деревьев Запретного леса, дорога на Хогсмид, по которой куда-то спешат несколько фигур - мелкие, совершенно незначительные, но прорисованные до мельчайших деталей.
В моем сне очень много людей, гораздо больше, чем на картине. Они перемещаются вокруг фонтана, образуют живописные группы, оживленно болтают. На них пестрые одежды - джинсы, ветровки, толстовки - синие, розовые, красные… Сегодня, вероятно, суббота - день похода в Хогсмид. И они еще не уходят, ждут, наверное, наступления того часа, когда в деревне откроются лавки и пабы. Но пока они еще здесь, их занимает зрелище, небольшая интерлюдия посреди нехитрых школьных забав. В руках у каждого из них, что весьма предсказуемо, луки и стрелы - с толстыми короткими древками, так поразившие меня, когда я разглядывал картину.
Все, кого я вижу сейчас в маленьком дворике у еще не выключенного на зиму фонтана - мои друзья или просто добрые знакомые. И они приветливо улыбаются мне, радостно машут ладошками, перекладывая для этого лук и стрелы
А рассыпавшиеся по двору в живописном беспорядке фигуры словно ждут некого знака и, видимо, получают его, потому что они внезапно перегруппировываются и выстраиваются в линию друг за другом, как на уроках, когда мы на третьем курсе проходили боггартов.
И первый из них, а это почему-то Невилл, приближается ко мне, ободряюще кивает и произносит:
– А помнишь, Гарри, как я на четвертом курсе рассказал тебе про жаборосли?
– Конечно, Нев, - улыбаюсь я в ответ, - их еще тогда Добби украл для меня из кладовой у Слагхорна.
А Невилл аккуратно прицеливается, и его стрела по самое оперение входит мне в бедро. Даже во сне я чувствую боль, но совершенно не ощущаю никакой обиды на Невилла. Я знаю, что все идет так, как положено. И он отходит, напоследок приветливо кивая мне и удовлетворенно глядя, как из раны на моем бедре сочится кровь. Его место занимает Джинни, встряхивая рыжими прядями, прищуривает один глаз, тщательно выцеливая, и, уже отпуская тетиву, несколько капризно произносит:
– Гарри, ты в прошлом году обещал принести мне из Хогсмида поющих сахарных петушков. Забыл?
И она выпускает стрелу, которая вонзается мне в ногу чуть выше колена. На Джинни розовая ветровка, а на открытой шее поблескивает серебряная цепочка с фигуркой единорога.
– Я обязательно куплю их в следующий раз, Джинни, обещаю, - произношу я во сне синеющими губами.
Ее сменяет Луна, глядя одновременно и на меня, и сквозь меня, она стреляет, почти не целясь, но все равно ее стрела попадает мне точно в плечо, намертво пригвождая меня к дереву.
– На Рождество, Гарри, папа пришлет мне в подарок амулеты, защищающие от мозгошмыгов. Хочешь, я подарю тебе один?
– Конечно, да, Луна, - я одобрительно ей улыбаюсь, ведь выстрел у нее вышел хоть куда, хоть она и не целилась.
Затем на месте стрелков поочередно оказываются Симус, Чжоу, а за ней Лаванда. И каждый из них находит пару слов для меня, прежде чем сделать свой выстрел.
– Почему ты не берешь меня в команду, Гарри?
– спрашивает Симус, прежде чем всадить стрелу мне под ребра.
– Ты плохо летаешь, - равнодушно говорю я.
– Кстати, а ты плохо целуешься, - улыбается мне Чжоу, и я вижу, как древко входит мне в грудь, аккуратно под правым соском.
– Гарри, когда ты швыряешься заклятиями на уроке, будь, пожалуйста, повнимательней, - обиженно говорит Лаванда, лихо сдувает челку со лба и выпускает стрелу, поражающую мое левое предплечье.
– Я постараюсь, Лаванда, я и вправду не хотел, - торопливо извиняюсь я.
Пот застилает мне глаза, я вижу, как его капельки, мешаясь с кровью, блестят на моих животе и груди.
И вот, наконец, ко мне приближается Рон, нерешительно накладывая стрелу на тетиву. Ему как-то неловко двигаться, и мне хочется его приободрить. Сказать ему, чтоб он не боялся, что сегодня все делают то, что должно, поэтому здесь нет ни добра, ни зла, ни дружбы, ни любви, ни предательства. Просто Поттер должен умереть от рук тех, кто ему дорог, предварительно простив и простившись.
– Гарри, а ты помнишь, как я в прошлом году съел твои конфеты, а в них была амортенция?
– Он смотрит на меня таким любящим собачьим взглядом и тщательно целится, выбирая место на моей груди.