Есенин
Шрифт:
— Есть люди, которые любят, когда по отношению к ним проявляют неуважение, и одного из представителей этого течения вы только что видели!.. Наложением штрафа на членов Думы Петровского и Шагова градоначальник как бы подчеркнул демонстративность своих действий...
— Правильно сделал! Вот бы тебя арестовать да высечь! — крикнул Пуришкевич Герасимову, сходившему с трибуны.
Трибуну занял Шагов, депутат от рабочих Костромской губернии.
— Я должен подтвердить: на квартире Петровского был оштрафован не только сам Петровский, но и его квартирант депутат Шагов.
— По морде видать! — крикнул Пуришкевич, срываясь с места.
Начался беспорядок, понеслись крики со всех сторон:
— Что за безобразие!
— Гнать его вон!
Трудовики и социал-демократы подступили к председательской трибуне и потребовали от князя Волконского, чтобы тот обратил внимание на поведение Пуришкевича. Председатель партии «октябристов» Антонов пытался убедить трудовиков и социал-демократов не поднимать шума.
К Пуришкевичу подлетел Чхеидзе:
— Уберите этого негодяя и мерзавца! — Взмахнул над головой Пуришкевича кулаками. — Ах ты, шпик, негодяй и мерзавец! Вон!..
Шагов стоял на трибуне, ждал, когда утихнут страсти. Князь Волконский позвонил в колокольчик и сказал:
— Реплику, которую позволил себе член Думы Пуришкевич, я считаю совершенно недопустимой. Недопустимо также и выражение члена Думы Чхеидзе по адресу члена Думы Пуришкевича. Предлагаю исключить их на одно заседание...
— Позвольте, — попросил Пуришкевич с места. — Я знаю, господин председатель, чтобы сохранить свой престиж, вы меня выключаете на одно заседание, о чём горевать не стану — пообедаю хоть на четверть часа раньше. Да ещё с Чхеидзе!
— Погодите, Пуришкевич... — сказал Шагов с трибуны. Тотчас неистово зазвенел председательский колокольчик.
— Депутат Шагов, я лишаю вас слова.
В перерыве депутаты-большевики собрались в маленькой комнате, отведённой им для отдыха и для совещаний. Последними пришли Малиновский и Воскресенский.
— Прошу познакомиться, — сказал Малиновский, нервничая. — Воскресенский Владимир Евгеньевич. Москвич. Работник издательства Сытина. Привёз письмо от рабочих Замоскворечья. Хорошее письмо. А вчера вечером письмо это у меня выкрали...
— Как так? — спросил Петровский. — Кто?
— Какие-то неизвестные личности. — Щека Малиновского дёргалась сильнее обычного, и бледность на лице проступала явственней. — Мы с товарищем Воскресенским были в театре, потом я его проводил до гостиницы «Астория». А вернулся домой, служанка моя вся в слезах, перепуганная насмерть, говорит, что приходили трое, в чёрных шляпах, на глазах чёрные маски, приказали ей сидеть и не двигаться, а сами прошли в мой кабинет... Ничего не взяли, кроме моих личных писем и письма рабочих... — Он понизил голос:— Товарищ Воскресенский, на всякий случай предупредите всех, кто подписал письмо, чтобы были осторожны, за ними может быть организована полицейская слежка...
— Всё это звенья одной цепи, — сказал Петровский. — Решили наступать на рабочих депутатов — для них все средства хороши.
«Прежде всего надо известить Есенина», — подумал корректор.
16
Есенин,
Как и обещал Николай Иванович Сытин, через несколько месяцев Есенина перевели в корректорское отделение. В просторном помещении за столами сидели мужчины и женщины, вычитывали тексты набранных, но ещё не свёрстанных будущих книг. Было тихо и даже немного таинственно. Лишь шелестели длинные листы гранок. Есенина встретили молча и сдержанно, с любопытством и удивлением: ждали деревенского паренька, который, по словам Коростелева, тянулся к знаниям — таких немало было в ту пору, — а предстал перед ними уже сложившийся, самостоятельный молодой человек в новой коричневой паре, в накрахмаленной белой рубашке с зелёным галстуком.
Заместитель заведующего отделением Коростелев объявил:
— Господа, представляю вам нашего нового сотрудника Сергея Александровича Есенина.
Тот едва заметно и учтиво поклонился; Коростелев тронул его за локоть, провёл между столов к одной из женщин.
— Это Мария Михайловна, вы ей будете помогать...
Есенин кивнул.
— Завтра вы, Мария Михайловна, переходите в третью комнату, она пустая. А пока введите господина Есенина в круг его обязанностей. — Коростелев отошёл к своему столу, стоявшему в конце зала у дальнего окна.
— Садитесь, Сергей Александрович, — сказала Мария Михайловна.
Есенин стоял, несмело оглядываясь, он искал Воскресенского. Взгляд его натолкнулся на девушку, которую он встретил однажды у входа в типографию, когда памятным утром поджидал Владимира Евгеньевича, Анну Изряднову; это она, смеясь, спросила тогда про наволочку с книгами и, убегая, крикнула задорно: «До свидания, село рязанское!»
Вот и свиделись. Он уважительно кивнул ей, она улыбнулась в ответ.
— Вы уже нашли здесь знакомых, господин Есенин? — негромко спросила Мария Михайловна, заметив этот молчаливый обмен улыбками.
— Да, немногих... Так в чём же будут состоять мои обязанности?
— Это несложно. Вы станете внятно и неторопливо читать подлинник, не пропуская ни единого знака препинания, ни слова, ни буквы. А я буду сверять с корректурой.
— А что мы будем читать?
— Завтра скажут. По-моему, один из томов Генрика Сенкевича...
В это время в помещение вошёл Воскресенский со стопкой свежих гранок, положил их на стол Коростелева и сразу же очутился подле Есенина.
— Вот вы и здесь. Весьма приятно видеть вас. — Он обнял Есенина за плечи, по-братски, чуточку сдавил. — Господа! — Владимир Евгеньевич оглядел присутствующих. — Сергей Александрович не только работник корректорской, он ещё и талантливый русский поэт!