Эсхит. Нерыцарский Роман
Шрифт:
Итак, дорога повернула на юг, и я послушно ехал по ней, не размышляя о том, где она закончится. Закончилась она у моря, переплыв его, я оказался на совершенно новых, неизведанных землях. Там мне пришлось преодолеть очень и не очень высокие горы, скудные на растительность степи, и совсем голые пустыни. Я миновал множества разных стран, городов, поселений и деревушек. Каких только странных по нашим понятиям людей я там не встретил, если рассказывать о каждом народе и племени особо и подробно, то и десяти таких ночей недостаточно, чтобы охватить всё. Но сейчас не о них...
В общем, после долгого пути я оказался в таких диких местах, где не встретишь ни людей, ни зверей, ни птиц. Там ничто не росло, ведь там не текли реки, не было озёр, и не били из земли родники, а на небе никогда не кучковались облака. Представьте себе: каменистая, высохшая, красного оттенка
Не знаю, сколько дней и ночей тащился я, как неприкаянный изгой, по этой безжизненной, однообразной равнине. Пал мой верный конь, кончились запасы воды, я задыхался от невероятной плотности и сухости тамошнего воздуха и уже не о чём не думал, как о скорой смерти. Я продолжал идти, даже не зная куда --- вперёд, назад или в сторону --- я просто шёл. Я решил так идти, пока не упаду, а потом ползти, сколько хватит сил --- сдаваться просто так я не собирался. Встречать смерть воин должен борясь и цепляясь за жизнь до конца, причём не ради сохранения своей неповторимой жизни, а ради самой борьбы. Я упрямо переставлял отяжелевшие ноги, но наступила минута, когда почувствовал, что больше не могу сделать ни шага. Я закрыл глаза, уставшие от бесконечного красного цвета и остановился, думая, что если я в сознании, я обязан стоять --- упаду только когда умру.
"Вот наконец-то я и узнаю, что там за пределом смерти, --- мелькали мысли в моей голове, --- есть ли там что или там одно ничто. Наверное, это блаженство, наконец, узнать, то, что считал смыслом всей жизни. Если, конечно, я буду что-то испытывать там, где нет ничего..."
Я открыл глаза, желая видеть неминуемое во всех подробностях и принять его таким, каким бы оно не выглядело. И вдруг я понял, что стою на самом краю провала, точнее, гигантской трещины, что образуются в земле во время землетрясений. Если бы я не остановился, я бы полетел вниз, как кусок мёртвой глины? Я заглянул туда --- там, на дне что-то шевелилось в виде шевелящейся, жёлто-оранжевой массы, которая походила, на расплавленный металл, заполнивший всё пространство, от начала до самого конца трещины, насколько мог охватить мой взгляд. И оттуда поднимался весьма ощутимый жар. "Вот бы мне прыгнуть вниз, --- подумал я, --- интересно, долго лететь? Прямо сейчас и проверю..."
Я, было, сделал движение вперёд, но другое движение --- движение из глубины провала заставило приостановиться меня: снизу по отвесной стене ползла вверх чудовищная по величине голова змеи. А то, что я принял за раскалённый металл --- оно перемещалось следом за змеиной головой --- оказалось просто длинным, гибким, оранжево-жёлтым, змеиным телом. Часть его одновременно ползло по стене, а часть ещё оставалась на дне, беспрерывно двигаясь, напоминая течение горячей лавы. Змея поднимал вверх как все обычные змеи не по прямой линии, а извиваясь и петляя, поэтому, я не сразу заметил её ужасно огромную голову. Я говорю ужасно, но я совершенно не испытывал никакого страха, не говоря о каком-то там ужасе. От жажды и усталости я разучился что-то чувствовать. Возможно, мне было немного интересно, что произойдёт, когда уродливо великанская змея заметит маленького, тощенького человечка, принимаемого ею, наверное, за кузнечика. Змея завораживающе медленно приближалась ко мне, её морда с немигающими глазами то уходила в стороны, то снова возвращалась туда, где я мог глядеть прямо на неё. Или она на меня, если, конечно, заметила...
Когда эта фантастическая тварь приблизилась ко мне буквально на расстояние дыхания, я сумел по-настоящему разглядеть и оценить её не укладывающиеся в привычном сознании размеры. Облик её был такой: два круглых, выпуклых, чёрных глаза, словно два чёрных солнца светились по обоим бокам её головы, свободное пространство между ними равнялось небольшой горной долине, там свободно разместилась бы добрая крепость с гарнизоном на тысячу кнехтов. Ноздри, которыми оканчивалась змеиная голова, зияли как пара глубоких гротов, в них бы в каждый без труда въехали бы по три всадника в ряд с поднятыми вверх копьями, не коснувшись потолка.
Не скоро, но я дождался, когда чудовище перевалилось через край трещины в пяти шагах от меня и начало выползать на ровную поверхность. Я для него не существовал, вероятно, я представлялся ему чем-то вроде тонкого прутика или крошечного осколка камня. Стало даже как-то немного досадно и обидно: в глазах какой-то, пусть и не совсем обычной, змеи я --- ничто. И мне даже не пришла в голову мысль, что поднимись
Словом, я забрался на самый верх змеиной головы, где нашёл очень удобное углубление возле правой, гороподобной глазницы. А прямо за глазницей лежала приличная тень и была приятная прохлада, и там я сразу же лёг, устроившись на дне в уютной ложбинке, будто в колыбельке и мигом, как сытый сосунок, уснул. Выспался я отлично, а проснулся от того, что ощутил сильное потрясывание и неприятно резкие толчки. Кое-как, цепляясь за выступы, я подтянулся повыше и выглянул наружу из своего убежища: змея неожиданно быстро ползла вперёд. И я закричал от радости: она неумолимо приближалась к озеру, такому большому, что его противоположный берег находился где-то за горизонтом. Я вылез из углубления, и поднялся во весь рост. Страннейшее, полностью не соответствующее привычным представлениям о действительности, чувство пропитало всего меня: возвышаясь на голове змеи как на вершине высокого холма, между двумя ещё более высокими вершинами, которые были живыми и двигались, я представлял себя наездником горы, верховым немыслимого чудовища, императором всего обозримого мира, выехавшим на осмотр своих бескрайних владений.
Змея исполинским бревном, выпущенным из катапульты, влетела в озеро и быстро поплыла по спокойной воде, выставив голову над поверхностью. Частые мелкие брызги, словно драгоценные жемчужины, летели на меня с двух сторон. Я и не знал, что можно испытать такое дикое бессознательное счастье от заурядной прохлады, нахлынувшей вместе с обычными каплями воды, словно драгоценные алмазы падавшие на меня. Я стоял, широко расставив ноги и орал, разинув во всю рот, как зверь, радующийся воли и свободе, и не было никого во всём космосе, кто бы мог тогда, как мне казалось, обескуражить меня или развенчать. Я ощущал себя всем --- всем, что есть этот мир.
И вдруг основа под моими подошвами куда-то ушла, я стремительно полетел вперёд и упал лицом вниз, жёстко ударившись о кожу змеи и разбив себе в кровь нос. Я приподнялся на четвереньки --- струйка густой крови лениво текла из моего расквашенного носа. Я глядел на эту кровь и тихо смеялся: "Наверное, я скоро сдохну, а пресмыкающееся и не заметит этого, --- думал я, --- и вообще ничего не изменится в движении планет и звёзд, когда не станет меня. Словом, я, несомненно, величайший человечишка во всём свете".
Причиной того, что я упал, стало то, что моя змея выпрыгнула из воды на берег и резко остановилась, замерев то ли в ожидании, то ли просто отдыхая. Так, не шевелясь, словно в оцепенении, она пролежала часа три, и я успел заскучать и впасть в уныние. Сначала я долго ждал, что произойдёт дальше, потом устал ждать и пошёл гулять по змеиному телу, желая узнать что-то новое и интересное, но ничего нового и интересного я не увидел: тело гада на всём его протяжении оставалось удручающе однообразным. И уже ближе к хвосту, там где было не так высоко прыгать вниз, я потихоньку спустился на землю. Сходил к озеру, с удовольствием искупался, почувствовав себя лучше, но что делать дальше я не понимал, как выбираться отсюда, куда направиться и сколько идти от озера до мест, обитания людей и как идти, без запасов еды. Мне даже воды толком не во что было набрать --- те кувшины, что имелись у меня, остались притороченными к седлу павшей лошади, а из сосудов, в которые можно набрать воды у меня были лишь ножны, правда, занятые мечом. Но меч я, конечно, никогда не согласился бы выкинуть, даже ради спасения собственной жизни. "Хорош рыцарь, --- говорил я сам себе --- один, без коня, без копья, без доспехов, с мечом, годным только для того, чтобы зажать его в щели между камнями остриём, выставленным вверх и броситься на него, чтобы покончить со всем этим..."