Если бы меня спросили
Шрифт:
Ирка бросила обратно в пачку так и не откушенный ломтик и отложила пакет.
— Он знал, что она не беременна, — подняла глаза на Вадима.
— Именно поэтому. Разве отец не должен был её поддержать хотя бы для вида?
— Наверное, должен был, — она задумчиво пожала плечами. — Но он реагирует точно, как ты. — Не стала облизывать пальцы, вытерла о салфетку. — Сначала злится, а потом думает. Сначала он психанул и на неё наорал, а потом, когда она расплакалась, принялся успокаивать.
Вадим и хотел бы возразить,
— Зато я отходчивый, — улыбнулся он.
— А ты куда? — оценила его «полный парад» Ирка.
— Надо кое-куда съездить.
— Чудно. А я думала, ты приехал побыть со мной.
— Нет, я приехал забрать тебя с собой, — посмотрел на неё Вадим. — И уладить кое-что.
— Я не поеду с тобой Вадим, — она выскользнула из-под одеяла, и рискуя свести на нет все его усилия по натягиванию штанов, голая пошла к шкафу.
— Ир, я не предлагаю тебе уехать навсегда. Пока не навсегда. Хотя бы на несколько дней. Посмотришь, как я живу. Где работаю. Хочу, чтобы ты знала обо мне больше. Чтобы ничего не придумывала, а увидела своими глазами. Познакомлю тебя со своей командой.
— Серьёзно? — полезла она в шкаф, так аппетитно выставив филейную часть, что Вадим взялся за пряжку ремня (зря он её застегнул).
— Совершенно серьёзно, — подошёл он сзади.
— У-у-у, — она развернулась, держа в руках… чёрт его знает, какую-то небольшую коробку. — Они были разные: и он десантник, и она — не фонтан, — сказала она. — Что, и с другом познакомишь?
— С кем? — застыл Вадим.
— Ну с Другом, которая с большой буквы. Это тебе, — ткнула она ему в грудь чёрным глянцевым картоном.
— Откуда ты знаешь про Друга? — машинально взял Вадим, обернулся вслед.
— А это секрет? — Момент был упущен: Ирка натягивала халат.
— Не секрет, но… Ну, конечно! Макей! — выдохнул Вадим. — Это он тебе сказал?
— Земля слухами полнится. Может, уже откроешь?
— А, да, — потянул за крышку Вадим. — Это же…
49
49
— Да, это кулон. А точнее, подвеска. И я, конечно, понимаю, что ты их не носишь, но тогда положи на полку или повесь на зеркало и вспоминай меня иногда, глядя на неё.
— Почему я не ношу? Я буду носить. И вспоминать мне тебя не надо, я тебя не забываю, — улыбнулся Вадим, вынул из бархатного углубления подвеску. — Шлем?
— Не знаю, что это за шлем, — подошла Ирка. — Я пыталась разобраться во всех этих спартанских, гладиаторских и прочих центурионских сложностях, но поняла одно: шлем — это символ.
Она взяла из его рук цепочку и надела на шею.
Это было так трогательно и так приятно, что у Вадима защипало глаза.
— Я буду стараться, — прижал он подарок к груди рукой. — Спасибо, ведьма моей души.
Ирка чмокнула его в щёку.
— У меня тоже есть для тебя подарок, — задержал её Вадим, уже выскальзывающую из его объятий. — Я, конечно, не столь оригинален, — выхватил он из сумки бледно-бирюзовую коробочку.
— М-м-м… браслет?
— Какое-то стерлинговое серебро.
— С сердечком? — тут же нацепила Ирка его на руку. — «Моя»? — прочитала надпись на сердечке. Тряхнула рукой. — Потрясающе!
— Можно пару шариков убрать, чтобы сел плотнее.
— Всё и так прекрасно, — подняла она руку. Браслет блеснул и скатился с запястья, звякнув круглыми серебряными бусинами. — «ВВ» — это твоя подпись?
— Угу, — смущённо потёр висок Вадим. Он выгравировал её точь-в-точь как расписывался.
— Моя. Подпись. Печать, — хмыкнула Ирка. Повисла на шее. — Спасибо. Мне очень нравится. Приезжай ещё.
— Люблю тебя. — Вадим вздохнул.
— И я тебя. Обидно да, когда с тобой встречаются, потому что любят, а не потому, что ты красивый и богатый, — улыбнулась она.
— Так что насчёт поездки в Москву? — шепнул Вадим.
— Я подумаю. Ты, кажется, куда-то собирался?
— Я ненадолго, — искренне пообещал он. И только в такси вспомнил, что она так и не ответила, что же собирался попросить у неё взамен отец.
Версию «подружиться с мачехой» он, конечно, отмёл, как неубедительную.
— Воскрес? — открыл дверь Макеев.
И тут же получил кулаком в лицо.
— Угу, воистину воскрес, — встряхнул Вадим руку.
— Ты что, дебил? — заверещал Лёха. — Ты мне нос сломал!
— Отлично. Значит, не будешь его совать куда не следует, — Воскресенский закрыл за собой дверь и лишний раз порадовался, что повесил в офисе боксёрскую грушу. Рука, конечно, гудела, но прямой удар он поставил: всем корпусом от бедра бил остро, быстро, коротко.
— Какая муха тебя укусила? — осторожно мял переносицу Макеев.
Нос ему Вадим, конечно, не сломал — ударил слабовато, но синяк будет, и хорошо бы отёк и фингалы под оба глаза.
— Тебе объяснить? — шагнул к нему Воскресенский. Тот отшатнулся. — Лёд приложи, — равнодушно ответил Воскресенский.
Он прохаживался по квартире, пока Лёха хлопал дверцей холодильника, шуршал льдом, заворачивал его в полотенце.
— А сейчас дошло? Или повторить? — спросил Вадим, когда с полотенцем на морде Макеев вернулся.