Это было у моря
Шрифт:
— Как здорово здесь, да? Я обожаю лабиринты.Так классно искать выход.
— Лучше бы его не терять…
Да, теперь, спустя больше двадцати лет, Сандор отчетливо понял, что имела в виду сестра, сказав, что лучше было не терять выход. Искать его вслепую иногда переставало доставлять удовольствие.
Ему наконец принесли еду. Хотя бы теплое. В два приема расправившись с омлетом, Сандор принялся за сэндвичи. На вкус так себе. Он заметил на соседнем столике забытую кем-то газету. С верхней страницы — Иные его забери — лыбился его бывший подопечный. Сандор оглянулся: не похоже, чтобы кто-то претендовал на газету — и торопливо забрал ее себе. Боги, что за сопливое название! «Юное дарование находит свою вторую половину». Итак, Джофф нашел Пташке замену: темноволосую смазливую - на взгляд Сандора,
Он перелистнул газету. Опаньки! Тут была статья про Робертов бордель. Какой-то старый козел-политик был там обнаружен, и в весьма нескромных обстоятельствах. Бордель закрыли. Вот, небось, Серсея бесится. Такой жирный кусок вырвали из дохода. Их счастье, что они подцепили в родственники сыночка Оленны Тирелл — табачного «короля». Авось заткнут свои дыры и отвяжутся от Пташки. Может, все же попробовать позвонить Роберту и убедить его помочь дочери покойного друга с избавлением от Мизинца? Роберт и сам Мизинца не жаловал, говоря, что тот, конечно, полезная, но гадина. Сандор пролистал газету до конца, рассеянно дожевывая последний сэндвич и запивая его все еще горячим кофе. Так, а вот и новости с юга. Статейка про расследование на побережье. Итак, игра началась. Григор уже на месте. Скоро, надо полагать, он выйдет на их след. Сандор вспомнил, как быстро и безошибочно находил его старший брат во время школьных побегов. Надо было отсюда убираться, добраться до домика Серсеи и там затаиться на время. Убийства на нем уже два меж тем. Городская сирота умерла в больнице. Так, свидетельства: жертвы Джоффри, которым позолотили ручку. Все вело к нему, к Сандору: дело было проще простого. А еще он сбежал из-под подписки о невыезде, вооруженный, по пути захватив наследницу с севера в качестве заложницы. Не то убил, не то спрятал. Классная история. Достойная его внешности, страшная сказка. Теперь он знал ее название. Даже ему придумали очередную приятную кличку: «тень из оврага». Григор, что ли, постарался? Седьмое пекло! Тут, может, и не ограничатся даже пожизненным. Для особых случаев был сладкий укольчик или поездка на молнии… Последний аттракцион в этом диком луна-парке. Сандор доел, бросил на счет, что лежал на столе, бумажку, что предполагала щедрые чаевые — продолжай смотреть в свой телефон, милашка, особенно когда тебя посещают серийные убийцы — и, забрав газету, вышел под так и моросящий дождь. Надо было будить Пташку и валить отсюда. Стоп, а не прочла ли и она тоже это приятную сводку? Это бы многое объяснило… И, конечно, ничего говорить не стала — чтобы его не расстраивать. Глупая, маленькая его защитница. Это уже не ночные кошмары — с этим она не справится… Сандор на ходу развернул газету: да, вот она, там, где пропавшие. Теперь он знает, как она выглядела раньше. Длинные волосы шли ей до невыносимости, а еще ей было к лицу счастье — тут она была обычной девочкой — видимо, этот кадр был сделан еще до смерти отца — красивой, невинной, с открытой улыбкой. Не было в ней ни надлома, который теперь присутствовал в каждом ее жесте, ни этой духовной распластанности и неуверенности, что застыла бездной в глазах. Сандор свернул газету, сунул ее в карман. Надо было торопиться. Увезти ее отсюда, как порядочному маньяку — в укромное логово, чтобы там безнаказанно мучить. По дороге он решит, звонить ли ему Роберту и как дозировать информацию. Времени почти не осталось — а перед ним мили лабиринта, в котором бродят разные чудовища. Если он не боялся их в семь лет — уж теперь-то было и вовсе позорно. Сандор прошел по кромке кукурузного поля и свернул к гостинице.
========== XI ==========
Свет мой, усни,
Накрылся тяжелой чашей
Злого заката
Трепещущий пламень-путь.
Все, что мы зрили —
Нынче уже не наше,
Словно мы в долг у жизни
Берем чуть-чуть.
Спи, ты теперь моя, —
Когда ты не смотришь.
Мир на уже не детском
Твоем челе.
Ветер в ветвях вздохнет.
Ты тихонько вторишь…
Тише, дитя, чтоб ветер
Не осмелел.
Тише,
И тоскуют волки,
Пролитый воск луны —
Сквозь рванину туч
Снов твоих морщит гладь
И саднит без толку
Там, где дыру в груди
Твой пробил мне луч.
Если из нас кому-то
Придется выжить,
День за тобой.
Уступаю и не виню.
Путь мой сквозь чащу
Все человечье выжег.
Тем и дышу, что от ветра
Твой свет храню…
Когда он зашел в номер, обнаружилось, что Пташка уже встала, привела себя в порядок — и теперь недовольно бродила по комнате в поисках своих листочков.
— Привет! Встала уже?
— А ты где был?
— Гулял.
— Так дождь же.
Сандор провел рукой по мокрым волосам. И вправду.
— Ну, дождь. Я все же не из сахара, авось не растаю.
— Растаешь ты вряд ли. Хотя, кто знает. Но вот заново простудиться — можешь. Помнишь, в прошлый раз ты тоже ходил под дождем? Хоть зонт бери, если тебе так приспичило.
— Пташка, я не понял, ты что — ворчишь, что ли? Ушам своим не верю! Если трехчасовые развлечения в постели так на тебя действуют, я к тебе близко не подойду больше.
Она удивленно подняла на него взгляд. Пташка сидела на кровати и пыталась пригладить ей же самой скомканные страницы, что он давеча поднял и бросил на подоконник.
— Я не ворчу. Я беспокоюсь о твоем здоровье. Таскать тебя на плечах из машины было тяжеловато, знаешь ли. Не хотелось бы повторять. Я, конечно, знаю, что ты бесчувственный чурбан, но невозможно все время совершать ту же ошибку. В следующий раз я просто оставлю все, как есть. Ты будешь сгорать от лихорадки — я и пальцем не пошевелю. Нет, лучше разденусь догола и пойду плясать под проливным ливнем!
Боги, да она опять почти плачет. Беда… Сандор подошел к Пташке, у которой уже начали дрожать плечи, присел перед ней, поднял ее упрямый подбородок.
— Если ты проделаешь такое, никакая лихорадка не помешает мне восстать,
чтобы насладиться зрелищем… Прекрати. Я знаю, что ты для меня сделала, и не буду больше шляться под ливнем, коли это тебя раздражает. Хорошо?
— Можешь шляться, сколько угодно. Мне-то что за дело? Не забудь потом еще, когда снег пойдет, попрыгать снаружи. Я думаю, ждать уже недолго…
— Этого никто не знает. Но ты права.
— Про что, про танцы под снегом?
— Нет. Нам надо ехать. Надо добраться до загребучего убежища Баратеонов до того, как начнется даже самый мало-мальский снегопад. Несмотря на то, что у нас теперь есть машина, горные перевалы под снегом — не лучший вариант.
— Я вообще не хочу туда ехать. Это обязательно?
— А что такое?
— У меня дурные предчувствия. И вообще, это дом Джоффри.
— Это не дом Джоффри, это избушка Роберта. Ты что-то и против него имеешь?
— Нет, не имею, даже напротив — из всего семейства Баратеонов он мне наиболее симпатичен. Но все же его жена — Серсея — мало ли что с этим домом.
— Да что там может быть? Ну, грязь, наверное. Мыши. Скорее всего, масса пустых бутылок от вина… Это не самое страшное в мире, поверь мне.
— Мыши? МЫШИ???
— Боги, Пташка, ты еще и мышей боишься?
— Естественно. Они отвратительные. Когда я была маленькая и мы поехали зимой на дачу, мышь ночью залезла ко мне в постель и запуталась в моих волосах. Я чуть не умерла от ужаса…
Сандор захохотал, представив себе сцену. Бедная мышка…
— Прекрати ржать! Это совсем не смешно. Мыши переносят всякие болезни…
— Ты меня уморишь! За нами гоняются самые большие мерзавцы этой треклятой страны, а ты беспокоишься о мышах! Нет, с тобой не соскучишься, правда.