Это могли быть мы
Шрифт:
– Адам? – голос у нее был высокий и похожий на детский, хотя ей было уже за сорок.
Он терпеть не мог мамочек вроде нее.
– Да?
Она никак не могла знать. Скорее всего, она и не подозревала о существовании Делии. Насколько ему было известно, она даже ни разу не встречалась с Оливией, потому что Ливви никогда не участвовала в тех мучительных поездках в Бирмингем, куда его изредка таскал отец. Все это было слишком постыдно. Так что же она хотела рассказать ему и почему позвонила ни с того ни с сего в тот самый день, когда его жизнь перевернулась вверх дном?
Адам, 2017 год
– Ну, вот и все. Все кончено.
Оливия со слезами на глазах
Слезы Оливии его раздражали. С ней-то все будет в порядке – она была из богатой и аристократической семьи.
– Это же Америка, – буркнул он из продавленного кресла, в котором устраивался всякий раз, когда от него требовали «провести время с семьей». – Не знаю, с чего ты так расстраиваешься.
Она удивленно заморгала.
– Но подумай о мире, милый! Все принимает такой мрачный оборот.
Ему хотелось сказать, что мир всегда был мрачен – достаточно посмотреть на Кирсти или на подругу его матери, которая покончила с собой из-за недостатка поддержки, а Оливия просто не знала этого, потому что родилась в состоятельной семье, но, по правде сказать, его это тоже угнетало. Все было дерьмово, уничтожено изменением климата и загрязнением природы, а теперь взрослые всего мира решили устроить еще и это.
Приходилось признать, что последние несколько лет все же были чуть лучше. Сандра нашла Адаму психотерапевта, какого-то знакомого по учебе, молодого парня чуть за двадцать с хипстерской бородкой и в очках, который обращался к нему «приятель». Вообще, он ничего не имел против Лоуренса. В основном они говорили о музыке и кино, и иногда только выйдя после сеанса Адам понимал, что на самом деле он говорил о Кирсти или о матери, или о том, почему он постоянно расчесывает руки, и чувствовал себя обманутым, но если подумать, то все было честно – парень просто делал свое дело. В школе он тоже успокоился, перестал сеять хаос. Он был злым, но не тупым – если не сдать экзамены, то можно на всю оставшуюся жизнь застрять в этом скучном городишке среди толп людей с пустым взглядом, которые каждый день мотаются на работу в Лондон. Он перестал резать себе руки, кроме тех случаев, когда становилось совсем невыносимо, и теперь научился лучше это скрывать. При виде шрамов люди начинали задавать слишком много вопросов. Да и вообще, теперь этим занимались все подряд, это стало банально. А ему уже исполнилось семнадцать, и скоро он покинет эту помойку и начнет новую жизнь.
Остальная семья, если их так можно было назвать, тоже немного пришла в норму. Кирсти могла с ними немного разговаривать, просить что-то, отвечать им. Во всяком случае, так думали его отец и Оливия – Адам пока не был в этом убежден. Его отец упорно работал и, похоже, действительно начал писать книгу после стольких лет разговоров, а у Оливии, воодушевленной успехом речевой терапии Кирсти, уже много лет не случалось приступов, если не считать небольшого срыва, когда в 2014 году его мать прислала из Америки документы на развод. Адам не должен был этого знать, но он давно научился добывать информацию шпионскими методами. Его отец даже и не задумывался о том, чтобы поставить пароль на свой компьютер, поэтому Адама, в общем-то, и винить было
На экране телевизора по кругу повторялись лица людей, чьи рты были открыты в безмолвных криках протеста. Все были очень злы, и Адам это понимал. Он сам был зол с рождения.
– Я пошел спать.
Он встал с кресла, что потребовало больших усилий, чем обычно, и побрел наверх по лестнице. Неужели ничего так и не изменится к лучшему? Кирсти понятия не имеет, что творится в мире, его отец и Оливия каждый вечер сидят на диване, отдалившись друг от друга, словно между ними втиснулся призрак, и в каком-то смысле так оно и было: призрак его матери.
Отец был в своем «кабинете» – работал за закрытой дверью над своей книгой. Адам не знал, о чем она, потому что Эндрю отказывался говорить об этом, а файл был запрятан на жестком диске надежно, чтобы не нашел, скажем, какой-нибудь любопытный подросток. Скорее всего, какая-нибудь ерунда. Он пошел бродить по комнатам второго этажа. В комнате Оливии, по-спартански простой, стояла в рамке фотография Делии. Девочка была верхом на лошади, волосы заплетены в косу, ноги обтянуты бриджами. Он взял фотографию, оставив жирный отпечаток, потом поставил ее на место, но немного криво. Оливия прожила здесь уже десять лет, а комната по-прежнему выглядела гостевой. Мрачно.
Он услышал, как открылась дверь, потом включился свет в туалете и закрылась задвижка. Наверняка отец проведет там не меньше десяти минут, пользуясь передышкой, чтобы пролистать соцсети. Адам проскользнул в так называемый кабинет, где, насколько он замечал, отец большую часть времени играл в игры или кормил поисковики запросами вроде «трудный подросток» и «симптомы СДВГ». Движение мышки, и на экране показалось название незакрытого документа, над которым работал Эндрю. «Твоя рука в моей руке». Адам решил, что название не такое уж и плохое, хоть и немного сентиментальное. Он пробежал глазами по экрану.
«Тот день, когда мы поняли, что ошибались насчет Кирсти, навсегда врезался в мою память. Сын стоял позади меня на ступенях. „Папа, она действительно это делает?“ – спросил он. А я от удивления потерял дар речи. Потому что мне показалось, что это действительно так».
Черт! Это оказалась нехудожественная книга о том, как Кирсти научилась языку жестов (что произошло благодаря Оливии и Сандре, а не его отцу, но старый дурак, конечно же, припишет всю заслугу себе). Он прочитал еще несколько строк. Оказалось неплохо. Кто бы мог подумать?! С неохотой Адаму пришлось признать, что выражение «утратил дар речи» почти точно описывало его собственное состояние в тот день. Тебе всю жизнь говорят, что твоя единственная сестра ничего не понимает, никогда не сможет говорить с тобой, не осознает, что происходит, а потом она вдруг показывает слово «лошадь». Потом пошли и другие знаки – «голод», «папа», «туалет», «собака». «Любовь». Это было странное время, когда все вдруг стало налаживаться, время чудес.
Он был уверен, что у Эндрю нет резервной копии файла. Он мог удалить все прямо сейчас, и документ будет утрачен, а отец, скорее всего, даже не поймет, что это дело рук Адама. Он решит, что виной всему какая-нибудь странная неполадка в компьютере.
Его палец завис над кнопкой. Черт! Он не мог так поступить. Это убьет идиота. А вдруг книга действительно хорошая и ему удастся ее опубликовать? Мир слегка качнулся при мысли, что его отец способен что-то сделать, что-то создать. Не потерпеть неудачу.