Это могли быть мы

Макгоуэн Клер

Он вышел, оставив все как есть. Дверь в комнату Кирсти была открыта, ночник медленно крутился под плавную, немного мрачную мелодию. Девочка не спала и лежала, подняв руки и разглядывая тени на потолке.

– Привет, Кирсти.

Глупо. Она ведь не понимала речь, верно? Но она повернула голову. Он подошел к ее кровати с высокими бортами и прутьями, чтобы девочка не выпала. Она была одета в ворсистый комбинезончик, словно младенец, хотя ей было уже пятнадцать. Она все еще оставалась крошечной. Люди обычно давали ей на вид не больше семи или восьми лет.

Странно, что он смог достучаться до нее. Такая простая вещь – составить слово и быть понятой, но они никогда не думали, что у нее получится. Он вспомнил, как

мать плакала на кухне, закрыв лицо ладонями, потому что Кирсти никогда не скажет «мама». Теперь она это могла – она показывала Эндрю знак «папа». Но Кейт не было рядом, чтобы узнать об этом. Он выучил некоторые знаки, наблюдая за Сандрой, которая была ему вполне по душе. У нее было трое сыновей, которые попробовали в этой жизни все, вплоть до наркотиков, мелких краж и вандализма, а сама она курила как паровоз, но все равно Адам считал ее одним из самых умных людей в своей жизни. Намного умнее, чем его эстетствующий папаша, которого приятно раздражало ее присутствие. Осторожно, чувствуя себя идиотом, он сложил руки в простой знак – скрестил их на груди. «Я тебя люблю». Кирсти не поймет, а больше никто не увидит. Этот знак он показал только потому, что его было легко запомнить. Как можно любить того, кто еле осознает твое присутствие? Ее расфокусированные глаза, наверное, даже и не увидели ничего. Иногда он сомневался в самой возможности. Способность копировать или повторять несколько простых знаков вовсе не означала, что она узнает его или понимает что-то кроме самых основных вещей.

Но что это?! Она подняла руки и тоже сложила их. В точно такой же знак. Господи! Она говорила, что любит его! В самом деле? Адам отшатнулся. Он выскочил из комнаты и со злостью захлопнул за собой дверь, потом снова приоткрыл ее. Взгляд Кирсти вернулся обратно к огонькам на потолке. Она просто копировала его жест? Или в самом деле сказала это ему? Осознавала ли она все это время его присутствие и действительно ли она его узнавала? Видела все его взрывы, его жестокость, его проделки и подлости, но все равно любила его, своего брата? Почему-то он не был уверен, что сможет смириться с этой мыслью.

В своей комнате Адам бросился на кровать и открыл ноутбук. Дорогой, подаренный мучимым чувством вины отцом на день рождения. Зажужжали уведомления от девчонок, которых он окучивал в данный момент. Он подходил к отношениям примерно как к фермерству – некоторые были готовы вот-вот дать плоды, некоторые уже направлялись прямиком в мусорное ведро, а с некоторыми он только еще начинал флиртовать. Но сегодня его не интересовали девчонки, которых он научился использовать, чтобы дать выход энергии вместо вспышек ярости, школьного хулиганства и полосования собственной кожи. Он зашел на сайт, который так часто открывал, просто чтобы быть в курсе – «Доброе утро, Западное побережье». Ему хотелось услышать, что его мать думает о происходящем в ее новой стране.

Адаму было тринадцать, когда он нашел мать. Оливия была нерешительна, а Эндрю – забывчив, поэтому ребенку, наделенному хитростью и умом, было легко творить что угодно, а у Адама было в достатке и того, и другого. После нескольких лет требований он наконец получил собственный телефон, и, хотя отец должен был регулярно его проверять, Адам знал, что обуздать его у них не выйдет. Поначалу он не знал, что искать. Придурковатый приятель Барри предложил – голых женщин. Сиськи. Но что-то удержало Адама. Возможно, смутное понимание, что это убого и что ему хотелось бы впервые увидеть женскую грудь в реальности. Вместо этого он начал набирать имя из прошлого, имя призрака, которого он никогда не называл, но воспринимал как общее понятие – Кейт Маккенна. Из найденных документов о разводе он знал, что это была ее девичья фамилия, словно тайная личность, о которой он никогда не подозревал.

Он ждал, пока техника сделает свое

дело. Сначала поиск дал кое-что о ее прежней жизни, до его рождения. Она была симпатичная и улыбалась фальшивой улыбкой, получая какую-то дрянную награду – как будто работой на местном телевидении можно было гордиться. Как бы то ни было, Адама не интересовал мир до его рождения. Он перешел на вкладку с фотографиями – обычная пена, которую приносит поиск в интернете, и другие фотографии, где она выглядит счастливой. До него. До Кирсти. Почему-то он понимал, что на самом деле именно он изменил ее жизнь. Потом его взгляд привлекла одна из фотографий – его мать с короткой стрижкой. Волнистые мелированные волосы, доходящие до ушей. Такой он ее никогда не видел. Он щелкнул на фотографию и оказался на каком-то американском сайте про знаменитостей. Это была фотогалерея с какой-то дурацкой церемонии награждения – сплошные белозубые улыбки и загорелые лица. Ему пришлось попотеть, чтобы найти нужную фотографию, и он увидел подпись: Кейт Маккенна из «Доброе утро, Западное побережье», номинация – «Тропический загар на телевидении». Его мать была в Америке. Она была в Америке и снова работала на телевидении.

Это было четыре года назад, и с тех самых пор он искал информацию о ней в среднем не реже раза в день.

Теперь он обновил страницу и увидел новый видеоролик. Она выглядела иначе, чем на тех ее фотографиях, которые у него оставались и о которых Оливия постоянно говорила, что смотреть на них – это нормально. Она похудела и стала более яркой – лицо, волосы, да и зубы тоже. Он нажал на кнопку воспроизведения с сердечным трепетом, словно собирался поговорить с ней по телефону. Словно она могла увидеть его. На экране, без привычной фальшивой улыбки, она казалась встревоженной.

– Что я могу сказать, дорогие зрители? Я – не американка и не имею права голоса в этой стране. И моя страна в этом году приняла, скажем так, некоторые серьезные ошибочные решения. И не мне говорить вам, кого выбирать. Но я знаю, что некоторые из вас сегодня напуганы, оскорблены и опечалены, и я хотела бы сказать, что понимаю вас и что это нормально. В моей жизни бывали подобные моменты. Когда кажется, что никакой надежды больше нет и во мраке не видно пути, чтобы сделать еще хоть один шаг. В такие моменты важно что-то сделать. Что угодно. Даже если это будет неправильно. Что угодно будет лучше, чем просто… бездействие.

Он полез в соцсети, которые обычно презирал, потому что в них было полно вечно спорящих миллениалов, и, поискав ее имя, увидел, что видеоролик разлетелся по всему интернету. «Наконец-то кому-то хватило смелости это сказать. Телеведущая из Калифорнии говорит то, о чем мы все думаем». Его мать действительно существовала в этом мире, а не была плодом его воображения. Ему стало интересно, не думала ли она, записывая это обращение, о своем решении бросить его, и не был ли это ее выбор сделать хоть что-то вместо того, чтобы лечь и умереть. Он подумал, не имела ли она в виду, что приняла неверное решение, бросив его, Кирсти и Эндрю.

В дверь тихо постучали, и он быстро свернул окно. Вошла Оливия с чашкой какао и домашним печеньем на подносе.

– Я подумала, что ты, наверное, встревожен.

– Нет. Это меня никак не касается.

– Нет. Но подобные настроения могут быть… заразными. Тревога.

– Со мной все в порядке.

Он посмотрел на маленький экран, на поднос с исходящей паром кружкой и сладким печеньем, на свернутую Оливией салфетку под подносом и почему-то ему захотелось заплакать. Она была слишком хороша для них всех, до боли хороша. Оливии было не все равно. Разве не такой должна быть мать? И все же его собственная мать такой никогда не была. Это было нечестно. Она кормила его, одевала, заставляла делать домашние задания. Только она никогда его не любила. Если бы любила, то не ушла бы.