Это могли быть мы
Шрифт:
– Я хочу, чтобы мы оставались самими собой. Вместе. Мужем и женой.
– А Трикси?
– Если хочешь, я могу… я могу попытаться наладить с ней отношения. И твои дети. Мы можем быть… чем-то вроде семьи. Или хотя бы попытаться.
Он попытается, она попытается, но следует ли делать усилия над собой в таких вещах: любить людей, быть семьей?
– Это не так-то легко.
– Нет. Мы может только постараться. Так что скажешь? Я лечу обратно сегодня вечером. Ты готова начать все заново вместе со мной?
Она не ответила на его вопрос. Слышала, что он ждет на другом конце. Может быть, для них все кончено: второй развод, одиночество в пятьдесят.
Эндрю, наши дни
– Я так испугался, когда ты уехала, – сказал он, но тут же понял, что это можно принять за попытку давить на чувство вины. – То есть я рад, что с тобой все в порядке.
– Нечего было бояться, – ответила Оливия, по-прежнему глядя на Кирсти.
Они снова вернулись в комнату отдыха и теперь сидели возле нее на неудобных креслах с порванной и покрытой пятнами обивкой. Девочка даже и не подозревала, что ее мать была совсем рядом, но так и не зашла ее повидать. Или это было не так? Эндрю гладил ее по руке – мягкая кожа, коротко подстриженные ногти, чтобы не расчесывала себя. Другую руку держала Оливия.
– Понимаешь, Кирсти – единственная, с кем я могу поговорить. Делия… Конечно, я люблю ее больше жизни, но все так сложно. Я не могу указывать ей, что делать с ребенком. Я не вправе. Адам всегда злой. А ты…
– Я – никчемный, – сказал он. – Верно?
Она вздохнула.
– Как я устала от твоего самобичевания, Эндрю.
– Знаю. Я тоже.
– Ты получил все, чего хотел. Книгу, экранизацию. Кейт вернулась.
Он едва не рассмеялся.
– Думаешь, я именно этого хотел?
– Разве не этого ты ждал столько лет? Разве не поэтому мы с тобой никогда… в общем… Не поэтому у нас все так?
Она нежно утерла слюну с лица Кирсти. Девочка, казалось, заметила его присутствие и с негромким гуканьем помахала ему руками. Понимала ли она, что он – ее отец? За годы улучшения он начал верить, что она его узнает, но теперь снова сомневался в этом. Возможно, это и не важно, узнает она его или нет. Почему ни один из родителей не мог заботиться о ней с такой же самоотверженностью, как Оливия? Возможно, неродному человеку это давалось проще. Меньше боли, мыслей о ребенке, который мог бы быть, хотя, конечно, это было невозможно. Того ребенка не существовало.
– Нет, Оливия. Конечно, нет, – сказал он. – Я… Я не думал, что она когда-нибудь вернется.
– Что ж, она вернулась.
– Не вернулась. Не в этом смысле. Она не останется. Сомневаюсь, что еще когда-нибудь ее увижу.
Хоть она и сказала, что, может, в следующий раз. Так что кто знает?
Кирсти издала звук, не то дискомфорта, не то боли. Теперь он хотя бы мог что-то сделать, поговорить с ней. Все еще ощущая неловкость, он показал знак. «Что случилось?» Годами он не решался задавать дочери этот вопрос, потому что считал, что она не могла ответить или хотя бы понять. Но теперь она робко сложила
Но как с помощью примитивных жестов объяснить Кирсти, что ее мать вернулась? Да и помнила ли она, что у нее есть мать? Или она считала матерью Оливию? Ту женщину, что ухаживала за ней с детства. Другая ушла, когда девочке еще не исполнилось и шести. Да и кто для нее мать? Та, что произвела ее на свет, или та, что осталась с ней?
Он нашел в кармане печенье – пакетик из гостиницы, который машинально прихватил по многолетней привычке всегда иметь при себе перекус, чтобы успокоить истерики Адама. Разломав его на кусочки, Эндрю покормил девочку. Довольно повизгивая, Кирсти съела печенье, и Эндрю попробовал снова.
– Оливия, понимаю, что никаких моих извинений не хватит, чтобы искупить произошедшее вчера вечером. Да и все остальное. Все эти годы. Я не должен был позволять тебе столько делать для нас. Переселяться к нам, становиться мачехой и женой, только…
– Только не совсем.
– Верно.
В душной комнате, полной голосов и запахов, они долго сидели молча.
– Ты этого хотела? Выйти за меня замуж?
Она ссутулилась, и он вдруг увидел, какой она будет в старости: худой, слабой, нервной, все глубже увязающей в повседневности и заведенном порядке. Всегда рядом. Едва он подумал о будущем, в котором она всегда будет рядом, как сразу увидел, насколько ошибался, принимая это как должное. Она так щедро делилась любовью, а он даже не осознавал этого.
– Я всегда хотела только того, чего хотел ты.
– Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты вернулась. Не как псевдомать, не для того, чтобы ты ухаживала за Кирсти. Просто чтобы ты была со мной. До самой старости.
Он представил себе их жизнь. Как они передают друг другу газеты, если, конечно, в будущем еще останутся газеты. Доразгадывают друг за другом кроссворды. По очереди готовят друг другу ужин. Тихие вечера. Оторвав голову от ноутбука, видеть, что она принесла травяной чай. Хорошая жизнь. Адам и Делия – возможно, пара, и, возможно, это будет немного странно, но они не были родственниками. Этот ребенок, или другой ребенок в будущем. Если он будет как Кирсти. Или не будет. А если и будет, то это выбор Делии, и, в конце концов, справлялись же люди. Люди справлялись и с такими ситуациями, которые невозможно себе представить.
Оливия дрожала.
– Я думала, что нашла убежище. Спряталась в твоей семье, словно кукушка или кто-то в этом роде, ухаживая за детьми и понимая, что они никогда меня не полюбят, пытаясь компенсировать то, что произошло с Делией, что я бросила собственную дочь… Это я виновата. Если она родит этого ребенка.
– Конечно же, ты не виновата! Виноват Адам!
– Адам не хочет этого ребенка. Это Делия с ее потребностью кого-нибудь любить. Потому что я бросила ее, даже не сказав, кто ее отец. Понимаешь, я не лучше Кейт. Все эти годы я могла без опаски осуждать ее, убеждать себя, что я лучше нее. Но это не так. Просто она оказалась смелее.