Это могли быть мы
Шрифт:
– Это не имеет значения. Делия знает, что ты ее любишь. Адам тебя тоже любит. И Кирсти…
Ну вот, снова он ударился в милосердное вранье. Способна ли Кирсти любить? Откуда берется любовь? Какими качествами нужно обладать, чтобы испытывать ее? Он понятия не имел.
– А ты?
Он годами размышлял об этом, пытаясь понять любовь, пытаясь понять свои чувства. Но что еще это могло быть – это чувство родства с другим человеком?
– Наверное, я всегда любил тебя. Пожалуйста, Оливия. Вернись. Выходи за меня замуж. Будь со мной по-настоящему.
Ответа не последовало. Ее лицо ничего не выражало, и Эндрю ничего не мог по нему прочитать. Сидя в ярко освещенной шумной комнате по обе стороны от его дочки, после пятнадцати лет ухода от вопроса, Эндрю ждал от нее ответа.
Адам, наши дни
Делия внимательно смотрела на него. В ней чувствовалась странная уверенность. Она не отводила глаз, не сомневалась в себе.
– Ну, вот ты меня и нашел.
Он сел рядом на неудобный пластмассовый стул.
– С тобой все в порядке?
– Немного тошнило и пучило. Просто удивительно, как быстро это начинается. А в остальном – в порядке.
Она всегда была такой: притворялась, что все хорошо, спокойная, как удав, во всяком случае внешне. Может быть, поэтому она и любила его, хоть он этого и не заслуживал, потому что он единственный понимал, что происходит на самом деле. Если она вообще его любила. Он понятия не имел, что она сейчас чувствует.
– Я не о физическом состоянии. Я имею в виду – как ты сама? Ты давно об этом узнала?
Она наморщила носик.
– Кажется, несколько недель. Долго откладывала тест на беременность.
– Почему?
– Потому что я понимала, что все будут меня отговаривать. Ты ведь за этим приехал, верно? Отговорить меня?
С этими словами она положила ладонь на живот. Как беременная женщина, желавшая этой беременности.
– Я хотела хотя бы сама принять решение.
– Ди, тебе – двадцать один. Мне – двадцать два. Это на всю жизнь. Разве ты не хочешь чего-то добиться? Ты еще даже не доучилась!
Она пожала плечами.
– А смысл? Работы все равно нет, если только не хочешь увязнуть в бездушной корпоративной трясине и выгореть к тридцати. Или мне пойти работать за гроши в кофейню? Или выкладывать в сеть уроки йоги? Это все – такая бессмыслица. Ребенок – это хотя бы реальность. Я молода, здорова. Почему бы мне сейчас не родить?
Адама охватила злость.
– Потому что это не так просто! Ребенок может быть… болен.
– Верно. Поэтому я и пошла на тест. Им нужно будет взять у меня анализ крови – УЗИ пока может ничего не показать. Я решила, что должна тебе хотя бы это.
– Хотя бы!
– Ты можешь ничего не делать. Это не обязательно.
– Блин, Ди! Я – не моя мать! Я не могу стать отцом ребенка, а потом не иметь к нему никакого отношения! – Хотя ведь именно об этом он сначала и подумал, верно? – А если тест скажет, что ребенок – больной? Ты будешь рожать?
– Честно?
Какая чушь!
– Я хотел, чтобы мама поговорила с тобой. Рассказала, каково это. Родить ребенка, а потом понять, что с ним что-то не так и это навсегда.
– Она здесь? – Делия оторвала голову от кушетки.
– Снаружи. Точнее, была.
Он слишком устал, чтобы все объяснять. Чувствовал себя старше своих лет.
– А… Я бы хотела как-нибудь снова с ней встретиться. Но не сейчас. Адам, это должно быть наше решение.
– Твое решение, – с горечью бросил он.
– Ну, да. Так и есть. А Кирсти… Понимаю, это тяжело, но…
– Ты не понимаешь! Все эти годы тебя даже рядом не было! Может быть, тебе и приятно видеть ее сейчас, когда она всегда чистая, общается жестами, говорит с нами, но тебя не было там все эти дерьмовые годы, когда она постоянно кричала, ее тошнило, ноги были вечно в гипсе, чтобы выпрямить их, но она этого не понимала и постоянно выла от боли, и у нее каждый день случались припадки, она не могла дышать, едва не умирала, и… Господи, Делия! И только не говори, что я жалею о том, что она родилась! Это не то же самое, что представлять себе несуществующего человека. Это меняет всю твою жизнь.
Наверное, его мать не ушла бы. Он мог вырасти не таким злым, а счастливым юношей с видами на карьеру. Без Оливии. Возможно, без Делии.
– Я знаю, что это было нелегко.
– Тогда почему? Почему просто не покончить с этим?
– Потому что я совсем не знаю, что правильно, Адам! – ее голос вдруг стал резким. – Имею ли я право решать, кому жить, а кому нет? Кто заслуживает шанс?
– Ох, бога ради! Только не надо тут строить противницу абортов. В чем действительно дело? Хочешь милого малыша, чтобы любить его, так?
– А почему бы и нет? – они оба перешли на крик, наверное, тревожа женщин, ожидавших своей очереди. – У меня почти не было матери, не было отца. У меня не было семьи – только бабушка и дедушка, и им уже недолго жить осталось.
– У тебя есть я!
– У меня нет тебя, Адам. Кто мы друг другу? Ты никогда не хотел отношений, не хотел семьи. Ты часто говорил, как это глупо. Господи! Ты же сам в двенадцать лет просил сделать тебе вазэктомию! С чего тебе вдруг захотелось бы растить ребенка вместе со мной?
Он чувствовал, что все сильнее и сильнее закипает от гнева.
– Да, я ничего этого не хотел. Но я хочу тебя. Я хочу того, чего хочешь ты. Разве ты этого не видишь? Это ты последние два года отталкиваешь меня.
Она прикусила губу. Ему показалось, что она никогда не была более прекрасна, чем сейчас – бледная, испуганная и злая.
– Я не хотела рисковать. Любить тебя и потерять, зная, что ты ничего этого не хочешь. Ни настоящих отношений, ни любви.
– Люди могут меняться, – неожиданно для себя произнес Адам. – Посмотри на наших родителей. Ты хочешь сказать, что все же любишь меня?