Этот мир не для нежных

Райнеш Евгения

Гнев Геннадия Леонтьевича, промелькнув острой молнией по коридорам, заглох, тут же увяз в бесстрастности атмосферы.

– Да идите вы! – в сердцах прошипел изобретатель в тупые, никакие лица своих сопровождающих, и шагнул за порог изолятора. Только бросил на ходу тоном, не терпящим возражения:

– Прослушки выключите, фантазии неудовлетворенного либидо…

На голом полу в абсолютно пустой комнате, крепко обнявшись, сидели две абсолютно одинаковые женщины. Выражения на лицах отсутствующие, опрокинутые в себя, руки, вцепившиеся друг в друга, неподвижны. Хансанг, доведенный до отчаяния, воочию предстал тем, чем он был – плотно замкнутым агрегатом из двух сообщающихся

сосудов. Геннадию Леонтьевичу показалось, что он на самом деле видит, как голубые прерывистые потоки мыслей, чуть потрескивая и искря, собираются на макушках, лопаясь, вырываются из физического индивидуального поля и перемешиваются, достигнув общей сферы, соединяющей своими округлыми краями пространство над этим единым, только физически разъединённым существом.

Судя по неистовой нежности, с которой они впились друг в друга, Нан-Сунан, действительно, недавно разъединяли. А это уже были пытки, запрещённые на территории Ириды, как особо жестокие. Юххи явно переступили всякую грань. Хотя женские хансанги были более мобильны в отношении своей пары, в отличие от мужских, замкнутых на себе гораздо сильнее, всё равно насильно разрывать близость – бесчеловечно. Да, Геннадий Леонтьевич пытался работать с отдельными хансангами (на самом деле, только с одним, жёлтым рыцарем Теки), но это были добровольные тренировки, постепенно приводящие к относительной свободе.

Он торжественно и печально, насколько у него это получилось, подошел к хансангу зелёных, осторожно присел рядом на корточках. Протянул обе руки, попытался погладить сразу и ту, и другую по голове. Женщины никак не прореагировали, они плавали в каких-то своих глубинах подсознания, и выныривать на поверхность никакого желания не изъявляли. Им было хорошо друг с другом, они наслаждались вновь обретенным воссоединением.

– Вишенки мои, – ласково сказал Геннадий Леонтьевич и очень точно, потому что Нан-Сунан очень напоминала две ягоды вишни на одном черенке. Чуть потемневшие, подбродившие от переживаний. – Я не враг тебе, Нан. И хочу спасти Джонга. Ты знаешь, где Джонг?

При имени бывшего стража в глазах Нан-Сунан медленно и постепенно проявлялось понимание, словно из глубин разума на поверхность пробивалось ощущение реальности. Она вдруг дёрнулась, резко замотала головой: «Нет, не буду», Геннадий Леонтьевич обхватил одну из половинок за плечи, тихонько встряхнул:

– Вот вишня переспелая, непонятливая. Будешь молчать, он тебя выручать ринется. И напорется, как пить дать, напорется. Погубишь его молчанием. Так что говори, быстро!

Она молчала. Тогда изобретатель наклонился совсем близко, неприлично близко к уху того хансанга, что был ближе к нему, и прошептал почти без звука, только губами обозначил всего одно слово, и Нан-Сунан покорно прикрыла глаза, соглашаясь. И ответила, так же практически беззвучно, по движению губ Геннадий Леонтьевич прочитал, где она чувствует Джонга. Скоро эта связь зелёных рассеется в пространстве Ириды, упадет тяжёлой росой на бескрайние поля, впитается в землю, но пока ещё замок Шинга подпитывал своих обитателей, и Нан-Сунан чувствовала светлого рыцаря, он ещё теплым огнём жил в её сердце. Да, ещё совсем немного и это ощущение пропадёт, служанка станет бесполезной для юххи, скорее всего её отпустят. Когда способность чувствовать Джонга покинет её совсем, скорее всего, пристроят работать куда-нибудь в хорошее место. Нан-Сунан была хорошим материалом для служения. Преданным и безоглядным. Такими не разбрасываются.

– Ты чуть-чуть совсем потерпи, – сказал ей Геннадий Леонтьевич. – Сама же знаешь, что скоро они отпустят.

Она кивнула. Изобретатель напоследок

ещё раз погладил её по голове и развернулся к выходу. Неожиданно служанка зелёных прошептала ему в спину:

– Я видела эту… Из-за которой…

Он обернулся:

– Ты сказала?

– Я ненавижу её… Сразу поняла, что она принесёт нам проблемы.

Нан-Сунан неожиданно заговорила громко и быстро:

– Женский банхал, весёлый, самодостаточный, что может быть хуже? Но я не сказала…

– Правильно, – кивнул изобретатель. – Не отчаивайся. Скоро всё закончится, вишня.

Он неожиданно подмигнул сидящему на полу хансангу и толкнулся в дверь. От Леры он ожидал всего, чего угодно, как и то, что она может запереть его вместе с разжалованной служанкой, но дверь легко поддалась. Тёмный бесстрастный юххи вывел его на поверхность и оставил в одиночестве. Никакого сопровождения и транспорта на обратную дорогу ему не предоставили. С одной стороны тянулось выцветшее поле, с другой маячил тяжёлой прохладой осколок густого бора.

– Просто издевательство какое-то над бедным стариком, – укоризненно покачал головой Геннадий Леонтьевич и неожиданно громко свистнул. Со стороны бора, скрываемый до сих пор кряжистыми стволами непонятных хвойных деревьев, вышел Джемин. Он катил перед собой всё тот же велосипед.

– Отвезешь меня к сфере и пойдешь за Джонгом, – сказал ему Геннадий Леонтьевич, с некоторым недовольством устраиваясь на багажнике. – Я буду ждать с другой стороны. И что бы вы без меня делали…

Джемин хотел напомнить, что если бы изобретатель не вытолкнул Лив на эту сторону сферы, то ничего вообще бы не случилось, но благоразумно решил промолчать. Всё-таки он был достаточно умный, этот рыцарь Теки.

***

Он был умным, но, очевидно, не достаточно ловким и быстрым. Комната была пуста. Никаких следов борьбы, идеально заправленная кровать, чистая чашка на столе, яркие шторы, взметнувшиеся от сквозняка, когда Джемин рванул дверь. Только пронзительно мятного цвета туника, – знак принадлежности к зелёному рыцарству – небрежно брошенная на спинку стула, выдавала недавнее присутствие здесь Джонга.

Джемин не успел. Наверное, совсем чуть-чуть.

Глава 9. Рыцари замка, которого нет

— Не обижайся, — сказал Савва. — Ты же теперь прекрасно понимаешь, что я ничего не мог тебе объяснить.

Лив обиженно смотрела на бесцветную растительность. Чахлые цветы очень точно передавали состояние её души в данный момент. Две минуты назад Савва вытащил девушку во двор, несмотря на протесты присутствующих. «Наедине, — твёрдо сказал он им всем. — Только наедине». И все послушались.

— Я и теперь не могу всего объяснить, — продолжил он, словно это могло хоть немного утешить Лив. — Просто для тебя во всем этом нет абсолютно никакого смысла. Любое объяснение ничего не даст. Я обещал, что доставлю домой, и это сделаю. Только верь, ладно? И не обижайся...

Он был не похож на того, пихтовского, Савву. В черном плаще юххи он казался выше ростом, стройнее, лицо отсвечивало невероятно притягательной аристократической бледностью. Лив хотелось одновременно и кинутся ему на шею, и по этой же шее накостылять. Чего больше, она ещё не решила, поэтому молчала, вперив взгляд в бесцветные следы тщетных экспериментов по поиску утерянного навсегда цвета.

— Зачем ты убежал от меня там, на площади? — наконец-то спросила она.

— Я стащил плащ у юххи, — чуть смущённо, но весело признался Савва. — Мне нужно было замаскироваться. Не хотел тебя подставлять.