Этот мир не для нежных
Шрифт:
— А то ты не подставил меня с самого начала!
Лив затылком чувствовала, как через плёнку, растянутую в проёме окна, три пары глаз буравят и чахлый двор, и их с Саввой поникшие силуэты.
— Я? Подставил тебя?
Кажется, они ссорятся. Это было глупо, но неизбежно.
— Конечно, — с удовольствием от того, что наконец-то назначила виноватого, произнесла Лив. — Если бы ты не...
Тут Лив поняла, что не знает, как закончить фразу. Если бы он не... Что?
— В общем, извини, — не очень логично свернула она мысль.
Савва понял:
— Всё будет хорошо,
Это был тот самый момент, когда Лив совершенно уверилась, что перед ней именно Савва, а вовсе не бесконечное число его отражений.
— Не называй меня Оливкой, сколько тебе раз говорить, — она выкрикнула это так неожиданно, что он вздрогнул. И тихо, гораздо тише добавила. — И как ты тогда... В воробья? Мне не показалось?
Савва отрицательно покачал головой и улыбнулся:
— Нет, не показалось. Это происходит помимо моей воли. Но это не страшно, если знаешь путь на Ириду.
— Но зачем? Зачем ты это сделал? — девушка все ещё искренне не могла понять и принять его жертву. В смысле, что она до сих пор не понимала, что случилось вообще. Игра, жертва, фишка... Она ждала этой встречи с Саввой, и ожидала, что он ей все объяснит. Но он тоже, как и все прочие персонажи этой странной командировки, был сверху донизу напичкать вопросами, которые не предполагали ответов.
— Я же сказал, мне не страшно, — повторил Савва. Но и это был совершенно не то, что она хотела бы от него услышать.
— Тогда начнем сначала, — твёрдо сказала Лив. — Вопрос первый. Ирида... Ты здесь родился, да?
— Кажется, да. Смутно помню, что я был здесь, потом — не здесь, потом опять вернулся.
— А как же ты мне рассказывал... Переселенцы, кровь лесорубов в невесть каком поколении...
— Это тоже, и это тоже, — торопливо заговорил Савва. — Просто очень давно было. Но я хоть и смутно, но помню. И лес, и деда, и отца. Но я одновременно и здесь всё помню. На Ириде. Замок, братьев... Можешь не верить, но это так.
Лив словно провалилась в глухую яму. Она опять ничего не понимала.
— Скажи только, ты не сделал ничего преступного?
— Нет, я просто однажды вернулся на Ириду. Меня заметили, и мой ильёг объявили вне закона. Отобрали границу, уничтожили замок, стёрли цвет.
— Но кто? И почему?
— Потому что трое — это ещё хуже, чем один. Если остается один, он слаб, его раздирают страсти и противоречия. Если появляются трое — это такая мощь, которая может потрясти основы государства. Что будет, если в игру вступят трое, никто и представить себе не может. Не было такого никогда. Нет такой цифры, нет такого числа. И теперь для нас нет цвета. Нас нет.
— Но ты же... Ты же хансанг, верно? А это значит, что сейчас они все равно знают, о чем мы говорим? — Лив кивнула на матовую плёнку.
— В общем-то, да. Хотя я неустойчивый хансанг. Отключаюсь, подключаюсь по желанию. Есть темная сторона, есть светлая. Я — нечто третье, чему не придумали названия. Собственно, никто и не собирался придумывать. Мне просто запретили возвращаться. Нужно было оставаться на той стороне сферы, там, где Лера. Мне сказали, что она — моя сестра. Что я должен служить Фарсу. Но это было
— Савва, — Лив посмотрела на него строго. — Ты чего пытаешься мне опять по ушам пройтись? Твоя сестра, Лера, монахиня, вроде здешней правительницы, я сама её изображение в полный рост и многократно увеличенное видела. И именно она убила Маджонга. А Джонгу пришлось из-за этого бежать. Так что, думаю, это она стерла ваш цвет, верно? А значит...
— Лера, конечно, не подарок, — начал Савва, — и она не правительница, скорее, наоборот...
Но девушка перебила его. Её пронзила ужасная догадка:
— Это значит, что сейчас она сотрет зелёный? Или уже стерла? И нигде никогда больше не будет зелёного цвета?
Савва успокаивающе погладил её по плечу теплой, сухой ладонью:
— Нет. Если ты помнишь цвет, значит, его ещё не стерли. И не сотрут. Здесь другой случай. Поставят стражами наследников. У замка Шинга есть наследники, ты не знала?
Лив уставилась на него:
— Какие... Наследники?
— У Джонга и Маджонга есть уже два детских хансанга. Один — в ильёге Радны, это красные. Второй, правда, совсем младенческий, на голубой границе. Конечно, прости за каламбур, младшие зелёные ещё очень зелёные, но они правильно воспитаны, в лучших традициях Ириды. Красные с удовольствием отправят мальчишек на зелёную границу. Хансанг Радны очень плодовит, каждая встреча заканчивается беременностью. Они и себя обеспечили преемниками на много лет вперёд, и соседние ильёги основательно подкрепили.
Лив слушала, открыв рот. Судя по всему, Савва был в курсе всех событий. Девушке стало невероятно жалко его ильёг — семью, которая не успела обзавестись наследниками и всё потеряла, и его, глупого Савву, и себя тоже. А ещё, перекрывая всё это, постоянно ныла болевая точка, отвечающая за её вину перед рыцарями Шинга.
— Савва, — с болью в голосе произнёсла она. — Я, кажется... Кажется, это из-за меня разорвалась связь между Джонгом и Маджонгом.
Она спрятала лицо в ладони, потому что ей всё это время было очень стыдно. В памяти стояли качели в глубине сада, которые Джонг сделал для неё, бескрайнее чувство полета и уже не мрачное, а больше несчастное лицо Маджонга, наблюдающего за ними со стороны.
— Оливка, — Савва приблизился к ней, положил свои ладони на её руки, но не стал убирать их от лица, а просто прижал пальцы. Лив чувствовала, как его тепло проникает через ладони к мокрым от слез векам и высушивает их, словно гладит, успокаивая.
— Ты ни в чем не виновата, правда. Стражей Шинга погубила ревность, а не ты. Маджонг позволил небольшой царапине вырасти до трещины, а потом — до расщелины, до провала. Он погиб потому, что сам вызвал эту катастрофу. Царапиной могло быть всё, что угодно. Заблудившаяся собачка, к которой Джонг питает необъяснимую привязанность и сверхъестественную жалость, например...