Этюд для уголовного розыска
Шрифт:
Отец, опередив лейтенанта, схватил негативы и тут же поднес зажигалку.
— Зачем вы это сделали? — возмутился Акиф.
— Но ведь мы же договорились, — с деланным недоумением ответит тот.
Надо же, так хорошо начал и все же попал впросак, с досадой на себя думал Акиф. А завтра они вообще откажутся от всего. Уйти сейчас, значит признать свое поражение, отступить на прежние позиции. Папаша на глазах вновь приобретает самоуверенный вид.
— Зря вы это сделали, это ничего не меняет, фотография-то на руках.
— А у кого она? — спросил отец.
—
— Где фотография?
— Ее забрал Назим.
— Ну, теперь я понял вас, лейтенант. Вы изъяли ее у Назима. И у вас улика против моего сына.
Вагабов не стал его в этом переубеждать.
Лицо мужчины вновь поскучнело и в голосе послышались просительные нотки.
— Может, договоримся насчет фотографии?
— Договориться можно, но я могу ведь вас обмануть и отдать другую. Спросите у Завура, какую из них вам отдать. Долго ждать не буду, решайте прямо здесь.
Взвинченный этой нескончаемой историей с фотографией, папаша со злостью вцепился в плечо сына.
— Давай, рассказывай, что это за фотография. Я уже заранее знаю, что это голая баба.
Ярость отца напугала отпрыска, и он, срывающимся, слезливым голосом рассказал, что хотел подшутить над одной девочкой, сфотографировал ее, а потом изображение ее лица приклеил на порнографическую карточку, сделал фотомонтаж. В школе показал ей фотографию и предложил встречаться с ним, в шутку пригрозив в противном случае размножить фотокарточки и расклеить по всему поселку.
Выяснив фамилию девочки, Вагабов не попрощавшись, ушел.
Уже третий раз в течение сегодняшнего дня он направлялся к дому Назима. По дороге заскочил в универмаг, купил несколько коробочек с акварельной краской, набор гуаши, тюбики с масляной краской и настоящую, колонковую кисточку.
Дверь ему открыла мать Назима. На шум из прихожей поднялся отец.
— Это вы, лейтенант? — догадался он.
— Я, а где Назим?
— Как всегда, наверху. Сейчас я его крикну, — направилась было к двери мать.
— Не нужно, я позову его сам.
Назим спустился с чердака и остановился напротив Вагабова. Рядом стояли его мать и отец. Все трое с напряжением ждали, что скажет лейтенант.
— Я принес тебе краски, — произнес тот, улыбаясь, и протянул сверток Назиму.
Потом положил руку на плечо его отцу и твердо сказал:
— У вас очень хороший сын, как-нибудь позже, когда он мне разрешит, я навещу вас и мы поговорим об этом. А сейчас я спешу.
Назим нагнал его за воротами.
— А как же драка, Акиф-муаллим?
— А как фотография? — улыбнулся лейтенант. — Ну и денек ты мне сегодня устроил, дружище. Твои проблемы я уже решил, а свою пока нет.
Через каких-то полчаса лейтенант Вагабов зашел в кабинет к Зейналову и протянул свое объяснение, в котором все было расставлено на свои места.
Прочитав его, Зейналов понял, что проиграл, и все-таки, не желая признать свое поражение, спросил начальствующим тоном, какие меры приняты к Назиму.
— Самые строгие, — с открытым вызовом посмотрел на своего начальника лейтенант, — я подарил ему краски.
— Не понял, — недоуменно
— Вот и прекрасно, для вас это нормальное состояние — непонимание добрых человеческих чувств.
Действительно, не каждому дано отличить чистые цвета от мутных, думал Акиф по дороге домой.
В порядке исключения
Полупустой зал кинотеатра окунул в далекое детство. Вспомнилось, как убегал с уроков, и, сжимая в руке драгоценные двадцать копеек, подходил к окошку старого кинотеатра. Кассир, пожилая женщина, придирчиво смотрела через узкое оконце, будто спрашивая, с какого урока ушел, а затем отрывала от пачки заветный синий билетик. Приходили в основном пенсионеры и мальчишки, такие же как и он прогульщики, в своем кругу пацаны их называли шатальщиками.
Прошло много лет, с тех пор он ни разу не был на утреннем сеансе. И хотя это другой город и другой кинотеатр, прошло столько лет, все очень похоже, и зрители не изменились: те же мальчишки-прогульщики и пенсионеры. Правда, мальчишки получше одеты, ведут себя самоуверенно, а пенсионеры, наоборот, молчаливее. А он самый молодой из них — ему только тридцать. Да, и еще разница — фильмы не те — жесткие, динамичные, а герои — люди практичные, без комплексов, знают, чего хотят от жизни.
* * *
Он любил усаживаться в сторонке, и с первых кадров с головой окунался в жизнь, открывавшуюся на экране. Страдал вместе с героями, радовался их удачам, негодовал, когда зло оказывалось сильнее добра.
Ему хотелось быстрее вырасти, посвятить себя трудному делу, в мальчишеских мечтах он мысленно представлял себя летчиком, подводником, верхолазом. Будничные профессии его не привлекали, хотелось риска, подвига.
Он взрослел, но все героическое и романтическое оставалось где-то далеко, будоражив воображение лишь в фильмах, газетных статьях под рубрикой «Мужество». Бесспорно, этот мир бесстрашных, сильных духом людей существовал, думал он, но его создали и жили в нем избранные, неординарные личности, не чета ему.
Джангиру определенно не везло. В авиационное училище не прошел по конкурсу, подался работать монтажником, но оказалось, что не все монтажники — высотники, этот невеселый вывод Джангир сделал после первых же дней работы, но увольняться не стал: неудобно было бегать с места на место. На работе, а затем в армии все проходило буднично и просто. Служил в войсках связи, освоил несколько типов радиостанций, увлекся микросхемами. Форма, погоны, четкий армейский ритм пришлись по душе, все ладилось, заимел много друзей. Не скрывал грусти, расставаясь с частью. Уловив его настроение, замполит батальона капитан Макаров предложил остаться на сверхсрочную. Поколебавшись, Джангир отказался. — Поеду домой, думаю поступать в техникум связи.