ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества
Шрифт:
Малыши, например, могут сидеть за столом и указывать на то, чего хотят. Однако шимпанзе, похоже, чувствуют необходимость встать, перелезть через стол, дико жестикулировать и постоянно смотреть то в сторону того, что им нужно, то в сторону своих опекунов. Шимпанзе общаются с помощью сочетания грубых жестов, вокализации и мимики. Большинство человеческих детей, какими бы «гиперактивными» они ни были, кажется, «понимают»: можно просто показать пальцем, убедиться, что кто-то это заметил, и ждать, пока другой человек поймет и выполнит желание. Это означает, что они хороши – возможно, врожденно хороши – в быстром выстраивании общего социального понимания.
Отчасти это может быть особенностью нашей линии гоминидов. Но это также связано с тем, как взаимодействуют человеческие матери и дети и как люди старшего возраста взаимодействуют с ребенком вообще. Дети учатся показывать пальцем еще и потому, что им это необходимо, поскольку,
Подобная зависимость может быть и одной из причин становления человеческого мозга: у ребенка нет другого выбора, кроме как просить. Вариант только один – стать лучше в общении, особенно в референтной коммуникации. Шимпанзе это нужно недолго, потому что тело дает им независимость раньше, чем человеческим детям.
Курица или яйцо. Мы эволюционировали быть более зависимыми в первый год жизни, потому что у нас вырос мозг, способный удовлетворить эти потребности? Или мы вырастили мозг, способный к социальному общению, потому что нашим зависимым детям нужно было научиться о чем-то просить? Мы никогда не узнаем. Также нет причин, по которым верным не может быть и то и другое. То, как мы создаем наши суперкомпьютеры, во многом связано с обучением в детстве, поэтому любое незначительное изменение в геноме, влияющее на развитие плода и ребенка, потенциально могло изменить мозг наших предков. И как только климат стал жутко нестабильным (возможно, где-то во время Homo habilis), общая обучаемость мозга наших детей стала жизненно важной для их процветания. Эта общая способность будет необходима обоим полам. Другими словами, возможно, причина, по которой человеческий мозг имеет так мало половых различий в функциональности, заключается в том, что потребность в приспособляемости перевешивает многие из встроенных половых различий, оставшихся от наследия млекопитающих.
Детям наших Ев нужно было научиться решать проблемы – не только конкретные, а вообще любые. Социальная взаимозависимость – отличный способ, поскольку она создает банк серверов из суперкомпьютеров, и проблема не ложится всем весом на автономные машины. Чтобы научиться этому, придется потратить годы на тщательную тренировку своего социального мозга.
Что и может быть реальным ответом на большинство вопросов о Женском Мозге – не только о том, что это такое, но и о том, как мы его строим.
Материнский мозг
В момент рождения человека его мозг не является полностью сформированным. Фактически едва ли хоть какая-то часть тела находится на стадии завершения развития, когда мы делаем первый вдох. Это нормально – почти вся жизнь на Земле имеет запланированные фазы. Для животных это обычно яйцо, эмбрион или плод, новорожденный, подросток и взрослый (репродуктивный возраст). Как мы обсуждали ранее, переходы между фазами часто бывают драматичными и включают в себя всевозможные телесные изменения. Для кого-то вроде бабочки переход может означать полную потерю челюсти. У людей видимые процессы обычно представляют собой растяжение, удлинение и утолщение, у женщин в частности – явное увеличение груди в период полового созревания. Но глубоко внутри человеческого мозга большинство фазовых переходов также включают в себя характерное расцветание, сокращение и резкое переупорядочение. Этот процесс – всего лишь часть того, как мы строим наш гигантский мозг и заставляем его работать на протяжении всей нашей жизни.
Итак, в поисках Женского Мозга нам придется поговорить о человеческом детстве. Но сначала – о матерях, потому что, очевидно, пока мы строим некоторую часть мозга в утробе, в теле, которое, так уж получилось, является домом для этой утробы, существует и свой, довольно активный человеческий мозг. И если мозг – уникальная черта человечества и самое интересное и уникальное в нашем мозге – это то, как мы развились, чтобы использовать в своих интересах нормальные физиологические изменения, сопровождающие заранее определенные переходы в естественном жизненном цикле нашего тела (от новорожденного к ребенку, от ребенка к подростку, от подростка к взрослому), мы не можем игнорировать тот факт, что некоторые взрослые женщины рожают собственных детей.
У беременных и кормящих женщин мозг совершает нечто очень похожее на то, что происходит на других важных этапах жизненного цикла нашего тела: он яростно перестраивается. Мозг беременной женщины уменьшается в объеме на целых 5 % в течение третьего триместра, и в течение первых нескольких месяцев после родов следует его устойчивое восстановление. Подобные вещи, кажется, происходят и у других матерей-млекопитающих, но в человеческом мозге – особенно драматично.
Потеря объема наиболее
Таким образом, человеческие женщины, возможно, получили дополнительную фазу развития мозга, подобную той, через которую проходят все люди в детстве: глубокое сокращение, которое предшествует масштабному периоду социального обучения.
Ни одно мужское тело никогда не переживет эту фазу развития [197] . Как и ни одна нерожавшая женщина. Эта фаза уникальна для беременных женщин, которые доживают до третьего триместра и рожают. Человеческий мозг, по-видимому, делает это адаптивно, чтобы подготовиться к предстоящей интенсивной фазе жизни: заботе о чрезвычайно зависимом новорожденном, а затем и воспитании этого ребенка в глубоко социальных условиях в течение очень долгого времени. Однако, как и в подростковом возрасте, изменения в мозге, похоже, имеют краткосрочные функциональные издержки: проблемы с кратковременной памятью, эмоциональной регуляцией, нарушением сна (не просто из-за дискомфорта в теле, но и из-за нестабильного уровня гормонов в мозге). Такой вот хаос творится в мозгу беременной в третьем триместре, а также в первые месяцы после родов. Но, как и в подростковом возрасте, он, к счастью, заканчивается, и наш вновь сформированный мозг лучше справляется с новой жизнью.
197
Снимки мозга некоторых молодых отцов показывают структурные изменения, подобные наблюдаемым у молодых матерей (Diaz-Rojas et al., 2021), но очевидно, что ни один мужчина не проходит такую же подготовку к этим изменениям, как женщины в третьем триместре и раннем периоде грудного вскармливания. Это не значит, что мужчины от природы менее способны к когнитивным процессам, необходимым хорошим родителям. Это означает, что большинство женских тел эволюционировали, чтобы иметь (возможно) полезные когнитивные способы подготовки к материнству, и похоже, что, как и во время полового созревания, изменения вызваны гормонами.
Я не имею в виду, что, став матерями, женщины наконец становятся теми, кем в конечном итоге «должны быть». Это неверно. Женщины, которые не рожали, прекрасно подготовлены к взрослой жизни в качестве полноценных и продуктивных членов человеческого общества. Но мозг человеческой матери, каким бы истощенным и глючным он ни казался при использовании, уникальным образом адаптируется, чтобы добиться успеха в чрезвычайно сложном деле.
Ему необходимо установить социальную связь с ребенком, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, только так мы его точно не убьем [198] . Нам нужно уметь распознавать его потребности и пытаться их удовлетворить, и прежде всего научиться с ним общаться, поскольку наши дети годами не умеют говорить. Однако мало кто в научном сообществе пишет о социальном обучении, которое должна пройти мать, адаптируясь к своей новой роли в обществе.
198
Когда маленький ребенок кричит в три часа ночи и кажется, что это никогда не кончится, помогает только любовь.
Мы склонны забывать женщин, когда рядом есть дети: все смотрят на ребенка, будь то социальные взгляды в гостиной или академические взгляды, обращенные на идею о младенцах и женщинах и о том, как они могли развиваться. Но точно так же, как неправильно вдруг терять за детьми матерей (полупрозрачных, как тонкая занавеска, раздувающаяся перед окном), так же странно, с научной точки зрения, думать, что человеческое материнство – это только об отношениях матери со своим потомством. Новоиспеченным матерям, лишенным сна, восстанавливающимся после типичной травмы таза и (особенно если это первый ребенок) ежедневных повреждений, связанных с грудным вскармливанием, необходимо заново учиться существованию в социальных группах. Им необходимо переоценить многие свои отношения с учетом новых жизненных обстоятельств. Кто из окружающих будет наиболее полезен в воспитании детей? Кому можно доверить совместную заботу о малыше? Чего нового будут ждать от матери и что изменится в старых ожиданиях? Существуют ли поддерживающие социальные нормы? Есть ли способы обойти эти нормы, когда они не работают? Кому доверять? На кого положиться? Эту адаптацию испытывали и древние человеческие матери. И поскольку наши древние общества становились все более взаимозависимыми, в них неизбежно складывались и более сложные социальные правила материнства.