Ева
Шрифт:
Ранение за ранением.
Кажется, каждое из них откладывало свою печать на его лице, в выражении его глаз, в изгибе его плотно сжатых губ, в изломе бровей.
Он хотел снять шлем для того, чтобы меньше пугать маленькую просительницу, но, кажется, прогадал и лишь напугал её еще больше. При виде бледного, жестокого лица ситха с насупленными бровями, с взглядом исподлобья, с суровой складкой у жестко изогнутых губ, она затрепетала, и, кажется, даже постаралась рвануть прочь, но наткнулась на холодные панели камеры медитации.
Уродливый
От человека, ещё не старого, но пропахшего войной и смертью, солдата, а не придворного сластолюбца, палача с жестоким лицом, что сидел перед ней в кресле, ожидать такого великодушия было бы странно. "Убить", — говорили его глаза и недобро улыбающийся рот. Убить как можно более жестоко, вот что.
— Дыши, я сказал, — с ноткой некоторого раздражения произнёс Вейдер, нетерпеливо стискивая подлокотники кресла.
Девушка, смирившись, кое-как справившись со своим страхом, сделала несколько частых глубоких вдохов и "поплыла". Хрустальные чистые глаза затуманились, она отшатнулась, и на лице медленно стало проявляться равнодушие.
— Что это? — спросила она у ситха, внимательно наблюдавшего за реакцией. Наверное, он решил накачать её наркотиками, чтобы… чтобы она продержалась подольше.
— Кислород, — отрезал он, убедившись, что слегка опьяневшая девушка успокоилась, и истерика как будто отступила. — Ещё!
Она покорно вдохнула вновь, и, кажется, у неё закружилась голова.
— Говори, — велел Вейдер, неприязненно морщась. — Я слушаю тебя.
— Лорд Вейдер, я пришла просить за свою мать! — выпалила девушка, прижав руки к груди. Дарт Вейдер кивнул головой, и тонкая длинная телескопическая трубка вытянулась из панели стены, подставив под руку ситха комлинк.
— Имя, — произнес Вейдер.
— Элоиза Рейн, милорд! — горячо выкрикнула девушка. — Милорд, она не виновата! Её обвиняют в сепаратизме, но это не так! Она верная подданная Империи, она вдова героя! Она не могла! Ей грозит смертная казнь, но это недопустимо, она ни в чем не виновата!
Вся эта пылкая речь, разумеется, была заготовлена для Палпатина. Не удивительно, что он не захотел слушать столько много слов…
— Дыши, — перебил пылкие излияния Вейдер, чтобы хоть как-то заставить её замолчать. Ему потребовалось некоторое время, чтобы найти нужное дело и немного ознакомиться с ним. Поняла это и девушка и умолкла, нервно сжимая и разжимая пальцы.
Мельком Вейдер взглянул на неё и вновь увидел эту странную, возвышенную одержимость в глазах. Она достигла своей цели, и то, что она пережила ранее, уже не имело никакого значения.
— Сожалею, но я не могу помочь, — произнёс он, наконец, пробежав глазами список обвинений. Хрустальные глаза невероятно широко раскрылись, и вместе со слезами их наполнил всеобъемлющий ужас.
— Как? — прошептала девушка, прижимая пальцы к губам, словно желая поймать рвущийся из груди
Вейдер одним движением развернул свой комлинк к ней и повернул экран так, чтобы он был прямо перед лицом девушки.
— Нет никаких обвинений в сепаратизме, — жестоко сказал он. — Кто вам это сказал? Это ложь. Муж вашей матери, Энжей Палп, обвиняется в крупном казнокрадстве и растрате. На допросах он показал, что именно жена подбивала его на воровство. На перекрестных допросах это подтвердилось. Я не могу и не хочу вмешиваться в ход расследования. Оба они виновны, и оба они понесут заслуженное наказание. Преступления такого плана караются строго, но не смертной казнью. Ваша мать останется жить — это я вам могу гарантировать.
Девушка, обеими руками взяв комлинк, не веря своим глазам, вчитывалась в строчки дела, и в её взгляде постепенно появлялось понимание и жгучий, всепожирающий стыд.
— Это мать вам сказала, что её ожидает казнь? — произнес Вейдер, внимательно разглядывая лицо девушки. Та молча рыдала, ладонью отирая мокрое лицо, и каждая прочитанная строчка прожигала душу мучительным стыдом. — Это она вас надоумила прийти к Императору, наговорить всю эту белиберду про вдову героя и попросить об освобождении? Ваша жертва была принесена зря.
Девушка задыхалась от униженных рыданий, силы оставили её, и она, отпустив комлинк, опустилась прямо на пол, у ног Тёмного Лорда. Так долго сдерживаемая истерика вырвалась, наконец, наружу, вылилась в жгучие слезы, в сотрясающую тело дрожь, в бессвязные крики, которые девушка пыталась задушить в своей груди, зажимая рот ладонями.
— Дыши, — вновь приказал Вейдер холодно и сухо. Иного, более действенного способа успокоить человека он не знал. — Дыши.
Но даже опьяняющий кислород не помог ей уняться.
Смотреть на плач этого маленького, чистого, обманутого существа было невозможно. В своё время Вейдер слышал много детских просьб и слёз, и раскаяние до сих пор посещало его долгими бессонными ночами. Может, ему был дан крохотный шанс хоть как-то загладить вину перед ними.
Он потянулся к ней Силой и чуть коснулся плеча, поглаживая. Вероятно, прикосновение вышло слишком явным, потому что девушка тотчас припала к его колену и, вцепившись в толстую ткань его комбинезона тонкими пальчиками, разрыдалась ещё сильнее. Вышло совсем уж неловко; Вейдер ощутил себя дураком, на коленях которого рыдает девица, и что в подобном случае делать, он не знал.
Значит, лучше помолчать.
Он положил тяжёлую руку на её вздрагивающие плечи, и некоторое время молча слушал отчаянный плач.
В странном месте ты решила искать понимания и поддержки, девочка, и ещё более странно то, что ты их нашла.
— Это хороший урок, — произнес Дарт Вейдер, наконец. — Никогда не отдавай людям того, о чём пожалеешь, то, чем действительно дорожишь. Тебе не стоило идти к Императору. Ты пожалела бы о содеянном, даже если бы удалось изложить просьбу. Зачем это?