Ева
Шрифт:
— Я думала, что спасаю мать, — ответила девушка тихо.
— Никто не смеет от тебя требовать таких жертв, — перебил Вейдер, — тем более мать. Тебя что, не учили беречь в первую очередь себя? А уж потом родственников, преступивших закон?
— Да, — согласилась девушка задумчиво, — глупо получилось. Я лишилась чести…
Её губы снова предательски задрожали, и Ведер гневно перебил вновь.
— Тело, — рыкнул он, отстёгивая с левой руки перчатку, — не имеет ничего общего с честью. Он стащил перчатку и продемонстрировал зарёванной девчонке блестящий хромированный протез. — Я лишён рук и ног и живу с этим. Ты потеряла
Больше возиться с девушкой Вейдер не желал — почему-то она ранила его, тронула самое сердце, лишила равновесия. И чем дальше он разговаривал с ней, тем больше ныли старые раны в его иссечённой преступлениями душе.
— Переоденься, — распорядился он, вызывая дроида с комплектом формы для работников его лаборатории. Зубцы камеры медитации разошлись, впуская робота, и девушка мгновенно, ничуть не смущаясь ситха, стащила разорванное платье, оставшись совершенно голой. Вейдер отвернулся, чувствуя, как румянец давно позабытого стыда покрывает его бледную кожу, лишь краешком глаза наблюдая, как девушка быстро и ловко впрыгнула в белые форменные брюки и нацепила куртку. Господи, совсем ребенок, тоненькая, с такими детскими узкими бедрами…
Одевшись, она как будто обрела уверенность в себе, в неё словно вернулся стержень, достоинство. Теперь это было не испуганное насмерть несчастное создание, а молодая женщина.
— Благодарю вас, — произнесла она, с почтением склонив светловолосую голову. — Спасибо, что выслушали меня.
— Иди, — велел Вейдер хриплым голосом. Ему стало трудно дышать, и он активировал дроида, велев ему надеть на себя маску. — Надеюсь, и ты в свое время… выслушаешь меня.
Он чуть усмехнулся, поразившись мысленно нелепости своего предположения, и она, вдруг сделав быстрый шаг к ситху, внезапно и пылко поцеловала его, прежде, чем он вновь успел спрятаться за своей ничего не выражающей маской.
Это было больше, чем благодарность; неуклюжие попытки Вейдера успокоить её, его бестактное замечание о потерянной крови сделали свое дело — девушка осознала себя женщиной и почему-то поверила ситху, что ничего дурного в этом нет. Его жестокие слова вернули ей чистоту, которая, как она думала, осталась за дверями спальни Императора.
И её неумелый, но пылкий поцелуй был ответным знаком внимания.
Именно тогда она разглядела в Лорде Ситхов мужчину.
Просто мужчину.
Потрясённый, Вейдер ощущал под своими ладонями тонкое хрупкое тельце, прильнувшее к его боку, и то время, что длился этот странный, невозможный, страстный поцелуй, ему было легко дышать.
33. Падение в Темноту. Долг чести
Ева вывела последнюю завитушку на бумаге серебряным старинным пером, тонкие волокна бумаги мгновенно пропитались чёрными чернилами, и блестящая подпись стала матово-чёрной, подсыхая.
Вайенс, услужливо удерживающий книгу, в которой новобрачные оставляли свои подписи, мгновенно выдернул её у Евы из-под пера, словно опасаясь, что та передумает и тут же вымарает свое имя, и поспешно захлопнул. Наверняка на другой странице останется след, отпечаток от недостаточно просохших чернил.
— Достаточно такой записи? — сухо произнесла Ева, аккуратно возвращая перо в чернильницу. Её пальцы
— Вполне, — подтвердил Вайенс. Поведение его было сдержанным, но на лице было явно написано чувство мрачного торжества. Фиктивным был брак или нет, но Ева теперь принадлежала ему — по закону. — Данная запись показывает, что мы состоим в браке уже месяц. Вы довольны?
— Да, — ответила Ева, поднимаясь с кресла. Она ощутила приступ дурноты и обмахнула побледневшее лицо ладонью. Может, в этом виноват был вечерний наряд из роскошной чёрной парчи с тонким серебряным рисунком со слишком тугим корсетом, стягивающим тело женщины, а возможно, страх.
Ева, оправив длинное платье, поспешно подошла к окну и распахнула его, глотая прохладный весенний воздух. Дурнота отступила, но легче не стало. Наоборот, понимая, что её подпись теперь стоит в этой треклятой книге в старом переплете из дорогого зеленого бархата, она осознала, что ничего вернуть обратно уже нельзя.
Теперь, когда она собственноручно подписала свидетельство, выходило, что она первая предала…
— Вам плохо? — Вайенс материализовался словно из ниоткуда, став рядом с женщиной. Его взгляд был неприятным, внимательным, изучающим, и он похлопывал тяжёлой книгой о ладонь так, словно угрожал ею. Словно она была оружием — плетью или палкой. Его нервозность и неуверенность исчезли. Теперь генерал просто сочился торжеством и превосходством, и в его внимательном взгляде не было ни жалости, ни заботы, которую он так старался изобразить. Ева лишь мельком глянула ему в лицо, и её передернуло от омерзения — столько издёвки и цинизма было теперь в карих глазах.
— Ничего, пройдёт, — сухо ответила она, справляясь с чувством внезапно нахлынувшего страха.
— Тогда я пойду, верну книгу на место, — Вайенс, словно гипнотизируя Еву, неотрывно глядел на точёный профиль, и, как ей казалось, так и норовил наклониться, чтобы заглянуть прямо в лицо и расхохотаться во всю глотку, досыта насладившись её состоянием.
"Раздавлена и унижена", — вот что с удовольствием констатировал Вайенс, разглядывая пылающие от стыда щеки и наслаждаясь видимыми страданиями.
Так долго отвергала меня, была такой недоступной, гордой, так цеплялась за своего ситха, так кичилась интрижкой с ним, и что же теперь?
Теперь ты оказалась всего лишь временной игрушкой, одной из многих. И, чтобы как-то вернуть себе хоть частичку самоуважения и достоинства, ты вынуждена прибегать к помощи того, на кого и смотреть раньше не хотела, преподнеся ему себя практически на блюде. И этот отыгрыш позиций унижает гораздо больше, ведь так?
— Идите, — ответила Ева еле слышно, склоняя голову ещё ниже. Светлая коса скользнула по плечу, и Вайенс не без удовольствия отметил, что в ней больше нет серебристой цепочки, так раздражавшей его когда-то.
— Я велю охране никого не пускать, — беспечно произнес Вайенс и легко, чуть ли не насвистывая песенку, направился к выходу, помахивая своей книгой, своим символом власти.
По губам Евы скользнула усмешка. Охрана? От кого?
Если от Дарта Вейдера, то напрасно совершенно. Если он захочет войти, то войдет. Вайенс всё-таки самонадеянный и глупый осёл, если верит, что чёрная стража сможет как-то защитить его от ситха.
Эта простая мысль мгновенно стёрла улыбку с губ, и она вздрогнула, испуганно оглядываясь.