Европейская поэзия XVII века

Коллектив авторов

РОЗА

Юлии д’Анженн

1

Когда б чрезмерный пыл вы строго не изгнали, Сердечный, страстный пыл, что дан любви одной, Моя краса при вас затмилась бы в печали,— Живу я только день в палящий летний зной. Но счастлив жребий мой, я взыскана судьбою, Вам даже время власть вручило над собою — Очарование творит с ним чудеса: Желанной милости добилась я мгновенно, И на лице у вас, где царствует краса, Я стала наконец нетленной.

2

Я басне возражу без гнева: Не Аматонта-королева Цвет изменила мой или игру теней,— Нет, если в белизне вдруг краски запылали, Так это от стыда, что Юлию признали Из нас двоих, увы, прекрасней и свежей.

ВЕНСАН ВУАТЮР

СОНЕТ К УРАНИИ

Любовь к Урании навек мной овладела! Ни бегство, ни года не могут мне помочь, Ее нельзя забыть, нельзя уехать прочь, Я ей принадлежу, нет до меня ей дела. Ее владычество не ведает предела! Но пусть я мучаюсь, пусть мне порой невмочь, Мои страдания готов я день

и ночь Благословлять в душе, и гибель встретить смело. Когда рассудок мой невнятно говорит, Что должен я восстать, и помощь мне сулит, К нему прислушаться пытаюсь я напрасно: Ведь, говоря со мной, так робок он и тих! Но восклицая вдруг: Урания прекрасна! — Он убедительней бывает чувств моих.

РАНО ПРОСНУВШЕЙСЯ КРАСАВИЦЕ

Когда букеты роз влюбленная в Цефала Бросала в небеса из утренних ворот, Когда в раскрывшийся пред нею небосвод Снопы сверкающих лучей она бросала, Тогда божественная нимфа, чье зерцало Являет красоты невидапный приход, Возникла предо мной среди мирских забот, И лишь она одна всю землю озаряла. Спешило солнце ввысь, чтоб в небе напоказ Пылать, соперничая с блеском этих глаз, И олимпийскими лучами красоваться. Но пусть весь мпр пылал, исполненный огня, Светило дня могло зарею лишь казаться: Филиса в этот миг была светилом дня.

ДЕВИЦЕ, У КОТОРОЙ РУКАВА БЫЛИ ЗАСУЧЕНЫ И ГРЯЗНЫ

Вы, у кого из рукавов Амуры вылететь готовы, Вы предоставили им кров Не очень чистый, хоть и новый. Поклонников имея тьму, Царя над их толпой покорной, Вы вправе их загнать в тюрьму, Но пусть она не будет черной. Я отдал сердце вам, и вот Оно страдает и томится: Как узника, что казни ждет, Вы держите его в темнице. Пылая день и ночь в огне, Не я ли был тому виною, Что ваши рукава вполне Сравнимы с дымовой трубою?

ПЕСНЯ

Один от ревности сгорает И проклинает дни свои, Другой от скуки умирает, Я умираю от любви. Сковали Прометею руки; Орлом терзаем, весь в крови Не умер он от этой муки,— Я умираю от любви. Так говорил Тирсис, и сразу Смолкали в рощах соловьи, Когда произносил он фразу: «Я умираю от любви». У статуй сердце разрывалось, И эхо грустное вдали Среди деревьев откликалось: «Я умираю от любви».

ПЕСНЯ

Везет девицам в наши дни — Все при любовниках они. Господни милости бескрайны Год урожайный! Ведь прежде — шел за годом год — Мужчины были точно лед. Вдруг вспыхнули необычайно — Год урожайный! На них еще взлетит цена! Да, хахаль в наши времена Дешевле репы не случайно — Год урожайный! Все ближе солнце льнет к земле, Любовь царит в его тепле И кровь кипит… Но в чем здесь тайна? Год урожайный!

АДАН БИЙО

ГОСПОДИНУ ДЕ М…

Покуда хорошо рубанком я владею И этим жизнь свою способен поддержать, Я больше во сто крат доволен буду ею, Чем если б весь Восток мне стал принадлежать. Пусть все, кому не лень, спешат в своей гордыне Залезть на колесо незрячей той богини, Что вводит нас в обман, — я в стороне стою: Пилюлю горькую она позолотила, У входа в тихий порт подводный камень скрыла, Не мать, а мачеха — скрывает суть свою. Я не хочу владеть известными правами Тех, кто оспаривает друг у друга честь Происхождения, как будто между нами Не может быть родства, хоть общий предок есть. Я не хочу скрывать, что родом из деревни И что пасли овец, как пас их предок древний, Мой дед и мой отец, свой покидая кров. Но пусть отмечен я — и по родным и близким — На языке людей происхожденьем низким, Я говорить могу на языке богов. Теченью лет моих уже не долго длиться. Но если б вновь мой день исполнен был огня, Видна для смертного последняя граница, Коль быть пли не быть не важно для меня. Когда из этого ствола с его корнями Уйдет моя душа, чтобы в зарытой яме Плоть стала падалью, во власть червей попав, То в тех местах, где дух найдет себе обитель, Мне будет все равно, какой земной властитель Воздвигнет свой алтарь, вселенную поправ. Вельможе, если он взирает в изумленье, Как я работаю рубанком — не пером, Скажу, рассеивая знатных ослепленье, Что не дано ему владеть своим добром. Хотя не равным был раздел даров природы И разные пути нас провели сквозь годы, Пасует спесь его пред бедностью моей: Я для сокровищей ларец ему строгаю, А может быть, и гроб, и в нем, я полагаю, Он будет выглядеть куда меня бедней. Судьба, дарующая славу и величье, Не обосновывает выбор свой и дар; Какое б ни было им придано обличье, Всему приходит срок, нежданный, как удар. Был государь, чья власть до неба простиралась, И слишком пеболыной земля ему казалась, Чтоб трон свой возвести, закон воздвигнуть свой. Его наследнику пришлось настолько скверно. Что, с голодом борясь и с нищетой безмерной, Он так же, как и я, орудовал пилой. Какие странности присущи переменам! И не гласит ли речь священная о том, Что тот, кто ангелом был самым совершенным, Стал отвращение и страх внушать потом? Не говори же мне о пышности и славе, С осколками стекла их блеск сравнить мы вправе! Едва приблизишься и поглядишь в упор — Стекло уж не блестит, и прочь идет прохожий. А звон моей пилы мне во сто крат дороже, Чем весь придворный шум и королевский двор.

ИСТИННЫЙ ПЬЯНИЦА

Едва верхи холмов

родимых Блеснут вдали в лучах дневпых, Уж я в занятиях любимых, Средь бочек, сердцу дорогих. Отпив стакан до половины, Я солнцу задаю вопрос: Где, мол, видало ты рубины Крупней усеявших мой нос? Когда я пью — а пью всегда я, Спокойный сохраняя вид,— На свете сила никакая Мое блаженство не смутит. Услышу ль гром над головою: Ага! я думаю, с небес Увидел лик мой с перепою И труса празднует Зевес. Когда-нибудь, хватив как надо, Вздремнув за рюмкою слегка, Я вдруг неслышно в сумрак ада Спущусь из мрака погребка. А там, не тратя время праздно, Переплывая Ахерон, Я вновь напьюсь — и от соблазна Со мной нарежется Харон. Приобретя права гражданства, С Плутоном в сделку я войду, Открою погреб свой — и пьянство И день и ночь пойдет в аду. В честь Вакха песни в царстве смерти Затянет дружно хор теней,— А перепуганные черти Напьются сами до чертей. Не предаваясь воздыханьям, Такие ж пьяницы, как я, Придут обильным возлияньем Почтить мой прах мои друзья. Пусть в этот день пускают смело Вин самых старых всех сортов Сороковые бочки вдело И выпьют сорок сороков. С приличной делу простотою, Чтоб не совсем пропал мой след, Поставьте бочку над плитою И в этой бочке мой портрет. А чтоб почтил меня прохожий, Пусть надпись скромная гласит: «Под этой бочкой с пьяной рожей Горчайший пьяница зарыт».

СИРАНО ДЕ БЕРЖЕРАК

МИНИСТР ДЕРЖАВЫ ПОГОРЕЛОЙ

(Фрагменты из бурлеска )

Меня замучил острый зуд (Какой укушен я блохою?) Немедля сочинить сей труд, Чтоб в нем воспет был неуч, плут. Я доблести его открою: Его давно галеры ждут, А в пьянке он — ни в зуб ногою! Откуда эта страсть моя?! Быть может, черти душу манят? Всего лишь фехтовальщик я, Так чем же разум пылкий занят? Перо острее лезвия, И уж оно-то не обманет! Подай мне, паж, горшок чернил Для сатирической затеи! Узнает он, каков мой пыл,— Тот, кого славили лакеи! Чтоб сей дурак измаран был, Нужны чернила почернее! Чей голос шепчет мне тайком? То Муза мне внушает ныне: «Седлай Пегаса, мчись верхом, Так, чтоб одическим стихом В веках прославить Мазарини!» Но конь при имени таком Дрожит, подобно жалкой псине. Гоню коня: «Смелей, вперед!» Но бесполезны все усилья. Он тот Пегас или не тот? Пришпорю — он назад идет, Мой конь, не терпящий насилья. Ведь кардпнал все пустит в ход, Чтобы связать Пегасу крылья. Пегасу дать покой пора… А вот мой паж несет чернила Черней, чем сажа. Для пера Нужна разящих рифм игра! Потехи время наступило, И злому демону Двора, Как черту, я измажу рыло! Вы, кардинал, попались мне, Отчизны нашей дух лукавый, Себя продавший Сатане! Пост предписали вы стране Для собственной мошны и славы. Вас не повесят, но вполне Я отомщу за суд неправый! Не опускайте головы, Министр, не отводите взгляда! Нас короля лишали вы, Для вас народ — тупое стадо. На все, на все — вплоть до травы Вы вздули цены без пощады! Виновны вы, чужак, мамон, Что от коней — одни скелеты, Что всюду мытарь иль шпион. Вы, наплевав на наш закон, Нас обобрали до монеты. Что делать? Край наш разорен, И люди босы и раздеты. То вниз, то вверх ползет налог, Но хватка ваша — тверже стали, И наш пустеет кошелек. Вы офицерам (вот урок!) В прибавке жалкой отказали. Они у входа в кабачок, Как фонари, стоят в печали.

ПОЛЬ СКАРРОН

ТИФОН

(Фрагменты)

* * *

Он подобрал шары и кегли И наобум швырнул их ввысь, И кегли в небо понеслись, Рукою посланы могучей, Сквозь плотные, густые тучи И, разорвав небесный кров, Домчались до жилищ богов, Которые беды не ждали И дым от алтарей вдыхали.

* * *

Юпитер был со сна угрюм И громко крикнул: «Что за шум?» В ответ на крик его громовый Никто не проронил ни слова. В сердцах кричал богов отец: «Что происходит, наконец?» «Все как всегда», — рекла Киприна. «Молчите, милая б. дина!» (Доселе говорили «б. дь», Чтоб слово зря не удлинять; Кипридою звалась Киприна. Но склонен наш язык старинный Усовершенствовать слова, И эта склонность в нас жива.) Но скобку вовремя закроем. Итак, с громоподобным воем Венеру, лучшую из дам, Назвал Юпитер… Экий срам! Зарделся, как от оплеухи, Лилейный лик прекрасной шлюхи; Когда он белым стал опять, От злости начал бог рычать, И в словесах нецеремонных Грозил побить богов и жен их, И клялся, злобный, как тиран, Длань возложивши на Коран (Согласно древнему обряду); Чтоб усмирить его, Паллада — Палладу он всегда ценил — Сказала: «Сир, удар сей был Произведен машиной некой, Послушной воле человека, И это он разбил буфет». Юпин завыл: «Хорош ответ!» А Мом промямлил, рожи строя: «Простая кегля пред тобою!» В ответ Юпитер: «Царь шутов! Ты видишь, драться я готов — Не время в шутках изощряться! В свой час положено смеяться! А ныне я узнать хочу, Кому из смертных по плечу Тревожить трапезу Зевеса. Ужели небо — не завеса От наглых выходок людей?»