Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
Все это кончено. Уста смолкли навек, горячее сердце перестало биться.
Похороны его, вынос его тела - общественное событие, невиданное еще
торжество русского таланта и русской мысли, всенародно и свободно признанных
за русским писателем. Зрелища более величавого, более умилительного еще
никогда не видал ни Петербург и никакой другой русский город. Ничья вдова, ничьи дети не имели еще такого великого утешения - свою скорбь смягчить таким
выражением общественной признательности
наполнить воспоминанием о незабвенном великом дне, хотя он был днем вечной
разлуки.
Это были не похороны, не торжество смерти, а торжество жизни, ее
воскресение.
И. И. ПОПОВ
Иван Иванович Попов (1862-1942) - известный русский революционер-
народоволец. В 1882 году окончил Петербургский учительский институт, стал в
этом же году членом центрального кружка "Народная воля". Был арестован по
делу Лопатина, Якубовича-Мельшина и др. и выслан в административном
порядке в Кяхту Забайкальской области. В Сибири был редактором газеты
"Восточное обозрение" и журнала "Сибирский сборник". С 1906 года поселился в
Москве, принимал активное участие в общественной и культурной жизни
столицы: был председателем Литературного общества после В. Брюсова,
сотрудником газеты "Новь", работал в Московском краеведческом музее.
После Великой Октябрьской революции, будучи членом Общества быв.
политкаторжан и ссыльнопоселенцев, Попов проделал огромную работу по
увековечению памяти народовольцев. Ему принадлежат биографические очерки:
"Ковалик", М. 1926; "Г. Лопатин", М. 1930; книга "Минувшее и пережитое", Л.
1924 (2-е изд., 1933) и др.
Настоящий отрывок из "Минувшего и пережитого" - единственный
печатный источник, показывающий отношение будущего народовольца к
Достоевскому.
Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ, ЕГО ПОХОРОНЫ
(Из книги "Минувшее и пережитое")
На втором курсе института я познакомился с Ф. М. Достоевским. Мы,
молодежь, признавая талант и даже гениальность писателя, относились к нему
скорее отрицательно, чем положительно. Причины такого отношения
заключались в его романе "Бесы", который мы считали карикатурой на
285
революционных деятелей, а главное - в "Дневнике писателя", где часто
высказывались идеи, по нашему разумению, ретроградного характера. Но после
знаменитой речи Достоевского на Пушкинских торжествах в Москве, которую
приветствовали и западники, и славянофилы, и молодежь, под гипнозом общего
настроения и наше отношение к нему изменилось, хотя речи мы не слыхали.
Знаменитая
по форме. В ней проводились идеи, не приемлемые для западников и особенно
для бунтарски настроенной молодежи, которая не могла принять призыва
Достоевского - "смирись, гордый человек". Речь дала нам в институте за вечерним
чаем богатый материал для споров, в которых приняли участие и преподаватели.
Я принадлежал к небольшой группе левого крыла, возражавшей против речи. Тем
не менее, в конце концов, увлеченные общим порывом, мы даже в "Дневнике
писателя" стали находить не только приемлемые, но и приятные для нас суждения
и комментировали их по-своему. Так, в рассуждениях Достоевского о "сермяжной
Руси", которую если призвать, то она устроит жизнь хорошо, так, как ей нужно, мы усматривали народническое направление, демократические тенденции.
Достоевский завоевал симпатии большинства из нас, и мы горячо его
приветствовали, когда он появлялся на литературных вечерах. Этот перелом в
отношениях молодежи к Достоевскому произошел в последний год его жизни. Он
жил в Кузнечном переулке, около Владимирской церкви. В 1879 году мой брат
Павел перевелся из Рождественского училища во Владимирское, лежащее против
той же Владимирской церкви, которую посещал Достоевский. Летом, в теплые
весенние и осенние дни Достоевский любил сидеть в ограде церкви и смотреть на
игры детей. Я иногда заходил в ограду и всегда раскланивался с ним.
Сгорбленный, худой, лицо землистого цвета, с впалыми щеками, ввалившимися
глазами, с русской бородой и длинными прямыми волосами, среди которых
пробивалась довольно сильная седина, Достоевский производил впечатление
тяжело больного человека. Пальто бурого цвета сидело на нем мешком; шея была
повязана шарфом. Как-то я подсел к нему на скамью. Перед нами играли дети, и
какой-то малютка высыпал из деревянного стакана песок на лежавшую на скамье
фалду пальто Достоевского.
– Ну что же мне теперь делать? Испек кулич и поставил на мое пальто.
Ведь теперь мне и встать нельзя, - обратился Достоевский к малютке...
– Сиди, я еще принесу, - ответил малютка.
Достоевский согласился сидеть, а малютка высыпал из разных
деревянных стаканчиков, рюмок ему на фалду еще с полдюжины куличей. В это
время Достоевский сильно закашлялся, а кашлял он нехорошо, тяжело; потом
вынул из кармана цветной платок и выплюнул в него, а не на землю. Полы пальто
скатились с лавки, и "куличи" рассыпались. Достоевский продолжал кашлять...