Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия
Шрифт:
– Не скажешь?
Покачала головой и опять всхлипнула, отворачиваясь.
В комнате стало так тихо: слышались только шуршание одежд и легкий шелест ветра.
– Принесла клятву? – поинтересовался Волтуар, не опуская руки.
Девчонки закивали одновременно, с надеждой уставившись на него.
– Тогда, о чем можете рассказать? – обратился к старшей.
– У нас брат умирает! Ему и шести периодов нет! Мы из…
– Что вы можете рассказать о яде? – перебил Когурун, сцепив в замок руки за спиной и приподняв волевой подбородок.
Девушка
Они что-то знают… Почему покрывают Сиелру, когда уже в любом случае лишатся рабочего места? Для чего рискуют собой?
Муж Сиелры встал и направился к шкафу, где стоял графин с водой и стаканы.
Правители тоже заметили этот испуганный взгляд и дружно посмотрели на младшую девочку. И стало как-то ощутимо прохладнее. Под сердцем тягостно заныло в нехорошем предчувствии. Возникла мысль, что неплохо было бы перенести разбирательства на завтра, когда все немного успокоятся.
Акеон убрал коготками с опухшего личика мокрые, налипшие от слез кудри и попросил:
– Говори, что знаешь.
– Она не хотела! – не выдержала старшая, едва не притопнув ногой, но вовремя отступила, сжимая подол платья в кулаках. – Это я! Я попросила ее отнести бокалы почтенной!
– Не правда! – звонко воскликнула вторая, вскинув голову. И глядя прямо Акеону в глаза, залепетала на одном дыхании, словно выучила: – Яд я разливала! Бокал я отдавала! И отравить я хотела! Фари не виновата! Она яд не трогала! – И даже вцепилась в белоснежный рукав правителя двумя руками. – Не трогала она! Это я все! Духами клянусь, я виновата!
– Заткнись! – крикнула Фари, снова упав на колени и сложив руки на груди. – Замолчи сейчас же! Что же ты делаешь?!
Духи сложились в знакомый рисунок перед лицом… совсем ребенка. Она, наверное, младше Егорки, а может, ровесница. Просто мальчишки в какой-то момент быстро взрослеют, вытягиваются, крепнут…
Волтуар сжал плечо Фари, и она закусила губу, а через секунду зажмурилась и разрыдалась. Так же громко и горько, как недавно рыдала ее сестра. Девичий вой сковал меня: я прислушивалась к неразборчивым словам и, кажется, постепенно сходила с ума. Сквозь слезы она обращалась к родителям, просила у них прощения, клялась им в любви. И я не могла пошевелиться, словно завороженная слушала и представляла ее семью, вспоминала свою. Мысленно давно подошла к девушке, тоже опустилась перед ней на колени и обняла, прижимаясь щекой к ее мокрой щеке, и уговаривала не плакать.
Они не помогают…
Слезы никогда не помогают. …и мольба о пощаде тоже.
В мыслях. Все происходило в них, а на самом деле я просто стояла, не сумев сдвинуться с места и наблюдая. В висках стучало, голову будто сдавили тиски. И ладони мокрые от пота. Скользкие, неприятные…
Сиелра приняла стакан из рук мужа. И мне всей душой захотелось, чтобы она подавилась. Захлебнулась! Я открыла рот, набрала в легкие воздуха побольше, собираясь обвинить лживую тварь, но меня током пронзило от услышанного,
– Виновницу казнить, а семью изгнать.
Обомлела.
Кого казнить?
Посмотрела на затихшую, перепуганную девочку. Она перестала плакать, глядя прямо в глаза Акеону. Наверное, все еще осознавала смысл услышанного.
У нее же вся жизнь впереди. Разве не ясно, что она выполняла приказ? Не посмела ослушаться. А может, была подкуплена лестью Сиелры, или мечтой спасти семью, брата?
– Вы даже не спросили, откуда у нее яд!
От моего голоса в комнате наступила бы звонкая тишина, если бы не тихий плач девочки и сумбурное бормотание ее старшей сестры. Это бормотание, перемешанное с едва слышным стуком зубов и короткими, отрывистыми, шумными вдохами, пробирали до костей, приносили раздор в мои мысли, мешали соображать.
– Пощадите… мама, прости…
– Асфирель… – начал говорить Волтуар, улыбнувшись мягко, но его взмахом руки остановил Когурун.
– Откуда у тебя был яд? – спросил он, обратившись к девочке.
– …пощадите…
Акеон недовольно поморщился, поднимаясь и на полшага отступая. Девочка молчала.
– … пожалуйста…
Что девчонки говорили в клятве? Сиелра пообещала им, что они не пострадают, если умру я? Или могла сказать, что во флаконе вовсе не яд, а веселящее зелье для почтенной. Как доказать, что она вынудила их?
– Вывести через северный вход и сбросить с утеса, – приказал Когурун, когда не дождался ответа, – а вторую пока в подвал. Не будем портить праздник гостям, разберемся с ней завтра.
– Поддерживаю, – произнес Волтуар.
Акеон даже не кивнул – два голоса достаточно для решения. И я не сомневалась, что он бы поддержал.
– …мама, папа, простите нас…
Коротко лязгнул доспех стражника – внутри меня что-то лопнуло.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»…
Мне не помогли эти слова остановить занесенный нож. Я помнила, тот дикий ужас и беспомощность в убежище Стрекозы. Как же я все прекрасно помнила. Помнила, понимала…
Бросилась к приговоренной к смерти, расшибая колени о холодный мраморный пол. На мгновение даже почудилось, что вместо девчонки тут сидит Егорушка. В зеленой футболке, светлых шортах, с темными короткими волосами… Я бы умерла ради него, я бы, не раздумывая…
Хрупкие плечи, казалось, могли сломаться, если чуть сильнее сдавить, а худые руки были невероятно холодными.
– Не надо, – попросила я, обнимая девочку и бросая быстрые взгляды на старшую. Ее тоже хотелось обнять, укрыть, заслонить – спрятать за собой от Фадрагоса.
В глазах стояла странная пелена: мутная, мешающая видеть лица. А потом я поняла, что беззвучно плачу.
– Не надо…
– Асфирель, она виновата, – Волтуар шагнул ко мне …шан’ниэрд идет к нам. От последнего понимания я дернулась, но Волтуара снова остановил Когурун. И я спокойно выдохнула, поцеловав Егорку в лоб. Нет, не его…