Факел Геро. Часть 2

Астрович Ната

— За что, господин? — спросил Нисифор, не смея прикоснуться к пергаменту.

— Разверни и прочти, — улыбнулся Идоменей.

Пока управляющий читал, его лицо несколько раз меняло выражение, он то краснел, то бледнел, то закусывал губу. Свернув свиток, Нисифор некоторое время сидел, опустив голову, а когда поднял её, то в глазах молодого мужчины стояли слёзы. Он хотел что-то сказать, но не смог.

— Ничего, Нисифор, ничего, — тихо произнёс Идоменей, стараясь поддержать управляющего.

— Простите, господин, — с трудом выдавил мужчина и упал перед Идоменеем

на колени.

— Встань, Нисифор, ты теперь не раб! — воскликнул хозяин поместья.

— С этого дня…

— Нет! Со вчерашнего утра, — рассмеялся Идоменей. — Именно тогда хейрограф* в присутствии свидетелей подписал вольную, только ты не знал об этом, мой бедный Нисифор. — Мужчина протянул килик бывшему рабу: — Выпей ещё вина, тебе нужно прийти в себя.

Когда лицо управляющего приняло обычное выражение, а слёзы высохли, Идоменей уточнил:

— Внимательно ли ты прочёл этот документ, Нисифор? В нем написано, что ты обязан ещё пять лет служить мне за жалование, и только после истечения данного срока сможешь распоряжаться своей жизнью как тебе будет угодно.

— Я прочёл это, мой господин, и готов быть вашим управляющим столько времени, сколько вы сочтёте необходимым, — с чувством произнёс Нисифор.

Только ближе к вечеру Идоменей наконец вступил на женскую половину. Федра, истомлённая ожиданием, встретила мужа нерадостно. Едва посмотрев на него, она отвела взгляд, так ей обличие супруга не понравилось. Он похудел, лицо стало тёмным от загара, как у рабов, трудящихся в поле.

Когда Идоменей приблизился к жене чтобы поцеловать, Федра увидела, что седых волос у него тоже прибавилось. Это открытие обескуражило. Раньше ей казалось, будто стареет только она.

— Всё ли хорошо с тобой, Федра? — спросил Идоменей, немного удивлённый столь холодным приёмом.

— Слава богам, всё в порядке. Как ты, мой супруг? Здоров ли? Надолго ли приехал?

— Всего на несколько дней. Апатурион* подходит к концу, вот-вот начнутся шторма, а мне ещё нужно добраться до Ольвии, — быстро проговорил мужчина, понимая, что Федре не нравится его постоянное отсутствие в поместье.

— Что ж…

Федра не закончила фразы. Она опустилась в кресло, а Идоменей остался стоять. В комнате повисло неловкое молчание. «Чужие, совсем чужие…» — мелькнуло в мыслях женщины.

— Гектор в Прекрасной Гавани готовит повозки к отправке в поместье. Завтра привезут сундуки, в них ты многое найдёшь для себя.

«Зачем мне твои сундуки?!» — чуть не закричала Федра, но вслух произнесла:

— Спасибо, что не забываешь обо мне, муж мой.

Идоменей попытался немного разрядить обстановку:

— Сегодня я дал свободу Нисифору.

— Рада за него, — ответила Федра.

— Он останется у нас ещё на пять лет. За это время нужно подготовить нового управляющего.

— Есть ли кто у тебя на примете?

— Пока нет.

— Может быть, Зел?

— Нет, только не Зел, — покачал головой мужчина. — Он совершенно не годится на эту роль.

— Идоменей, — наконец Федра решилась высказать накопившееся на сердце, — отчего ты стал так равнодушен к жизни

в поместье? Неужели не понимаешь, что никакие распрекрасные управляющие не заменят хозяйской руки? Когда-то ты собирался поселиться в Тритейлионе, но с годами меньше и меньше проводишь времени в поместье, и я боюсь, что без хозяйского пригляда всё здесь рано или поздно придёт в упадок. Неужели тебе не жаль труда, времени и денег, вложенных в этот когда-то пустынный холм?

— Ты ошибаешься, Федра, мои планы не изменились. Я всё так же мечтаю о спокойной старости в поместье. Изменились планы у моих… у наших сыновей. Я хочу помочь им крепко встать на ноги, прежде чем отойду от дел. К весне каждый из них получит от меня по новому кораблю…

— Наши сыновья! — гневно перебила его Федра. — Ты обещал, что после завершения образования дети вернутся в Таврику!

— Не моя вина, что они решили обосноваться в Афинах.

— Твоя! — снова перебила его Федра. — Если бы ты не отправил их туда, они бы не знали… — женщина всхлипнула. — Они бы не пытались искать счастья на чужбине, а спокойно жили на родине.

— Никогда я не понимал и не пойму людей, которые довольствуются малым, которые не хотят, не стремятся узнать другой жизни. И если бы сыновья были такими, то это стало бы моим самым большим огорчением.

Он ушёл, а Федра осталась сидеть ошеломлённая, раздавленная этой отповедью.

Вошла Галена и, ничего не сказав своей госпоже, принялась зажигать лампионы. Тёмные тени заплясали на стенах, комната озарилась неярким жёлтым светом.

— Моя матушка умирала… — Эти мрачные слова прозвучали так неожиданно, что служанка вздрогнула и с тревогой посмотрела на Федру. — Когда она умирала, возле её смертного одра была я, мой отец, мой брат и его жена. — Немного помолчав, Федра продолжила: — Я держала брата за руку, когда он отходил в иной мир… Отец… Я просидела у его постели всё время с того дня, когда он слёг… Все они умирали в окружении родных лиц…

— Госпожа…

— Мой супруг лишил меня даже этого. Я умру в одиночестве… среди чужих… И только рабыни и служанки будут оплакивать мою горькую кончину…

— Нельзя говорить о смерти госпожа, когда в доме все живы и здоровы. Это плохая примета.

5.

Зел чуть не выронил из рук поднос с посудой, увидев на пороге андрона Елену. Ещё ни разу он не сталкивался с ней так близко.

— Господин? — её брови вопросительно поднялись, а голос прозвенел как серебряный колокольчик.

Зел перестал что-либо соображать, поэтому промолчал, и девушка, пожав плечами, вошла в господские покои, не дожидаясь приглашения.

— Господин, можно я войду? — раздался голос Елены из соседней комнаты, а Зел всё стоял, не смея двинуться с места. «О, боги! Как она сильна!» — пронеслось в его голове.

Услышав ответ хозяина, Зел немного успокоился. Господин — человек многоопытный, не даст этой Елене опутать себя чарами.

И всё же рабу было неспокойно. Он почти бегом кинулся к гинекею, чтобы отнести на кухню посуду. Вернувшись, уселся у двери и прислушался к голосам, звучащим из соседних покоев.