Факел
Шрифт:
– Молодец ты у меня, Тонечка. Хорошо бы девочку.
– Не все ли равно кого? Ведь наш он, весь до кровинки наш.
– Оно, конечно. Но девочку - лучше. Тебе помощницу. Если второй вдруг…
Тоня легонько оттолкнула его от себя.
– Ишь, какие планы строит.
– А в наше время без плана никак нельзя, - отшутился Павел.
За полетами, за заботами Мальцев не заметил, как в его семье прибыло пополнение. Тоня, и верно, родила дочку, назвали ее Леночкой. Черноглазая, с носом-пуговкой, она, как утверждал Павел, была очень похожа на него, а Тоня перечила: отыскивала на едва расправившемся личике Леночки свои черточки. Так и жили Мальцевы,
Но однажды Павел вернулся домой сумрачный, злой. Еще с порога швырнул фуражку на кровать, грузно протопал в переднюю комнату, тяжело опустился на стул. Тоня, насторожившись, прошла следом за Павлом, тихо прикрыв за собой дверь. Он вскинул на нее усталые глаза:
– Ну вот, я, кажется, приземлился.
– Павел заерзал на стуле, отвернулся к окну.
– Что-что?
– переспросила Тоня.
– Сегодня вызвал и предложил подумать… Предложил подумать о пенсии, мать.
– Тебе предложили? Да ты что, не в себе, что ли?
– вскрикнула Тоня и повернула к себе лицо Павла. В его глазах она увидела слезы.
– Да кто же это посмел? А? Да как ему не стыдно!…
– Загубисало. Вызвал сегодня и говорит: заводи, Павел Сергеевич, пенсионную книжку, пробил час уходить па покой…
Мальцев встал, взял со стола папиросы, чиркнул спичкой так, что серная головка огненным шариком отлетела в сторону, закурил.
– Да как же это он… как же?
– Тоня заплакала, Павел рассказал все по порядку. Оказывается, уже несколько дней Мальцева обхаживал командир звена Федорович, воевавший с Павлом раньше в Заполярье, а теперь переведенный на Юг. По поручению Загубисало он «готовил» Мальцева к разговору о его демобилизации. Издалека, намеками Федорович давал понять Павлу, что он, хорошо повоевав, имеет право на заслуженный отдых, что его заменит молодежь, а он будет помогать ей расти, как ветеран, как летчик-вояка, приходя в полк на досуге. Павел огрызался, говорил Федоровичу, что без неба у него никакой жизни не будет и пусть, мол, он заткнется со своей демобилизацией. Если в войну добился разрешения летать, специальный самолет для него сделали, так разве он не может служить в авиации в мирное время?
– Нет, ты мое сердце больше не береди, иначе худо будет!
– сказал Павел сгоряча.
– Как это так, худо?
– вскипел Федорович.
– Угрожаешь? А еще командир!
– Да, командир, - спокойно ответил Павел.
– Но ведь ты ерунду порешь, потому и говорю так.
– Как это «ерунду»?
– еще больше ощетинился Федорович.
– Да знаешь ли ты…
– И знать не хочу, - перебил его Павел.
– Прошу больше не напоминать мне о запасе. Слышать не хочу.
– Ну что ж, товарищ Мальцев, - пригрозил Федорович.
– До встречи у Загубисало.
– Он резко повернулся и направился к штабу.
А через несколько минут запыхавшийся посыльный вызвал Мальцева к командиру.
Павел явился, доложил. Загубисало принял его не сразу. Он приказал обождать в приемной. В кабинете командира находились Федорович и замполит Бортов. Но вот дверь открылась, и Павлу разрешили войти.
Не пригласив сесть, Загубясало перешел в атаку:
– Что же это вы, Павел Сергеевич, подчиненному угрожаете?
– Не понимаю вас, товарищ командир, - сказал Павел.
– Что ж тут непонятного. Вот Федорович только что в присутствии Бортова доложил, что вы ему угрожали…
– Ничего подобного, - не удержался, перебил Павел.
– Товарищ Мальцев!
– строго крикнул Загубисало, - вы
– То есть, товарищ командир?
– насторожился Павел.
– Хоть вы и далеко были, Мальцев, но проказы ваши вот здесь все зафиксированы.
– Загубисало потряс папкой.
– Если забыли, я вам напомню, Мальцев.
– На память еще не обижаюсь, товарищ командир.
Загубисало обратился к Бортову и пренебрежительно сказал:
– Этот ас выкидывал на Севере такие штучки, только ахать приходится. Не так ли, Федорович, ведь вы там служили?
– Точно, товарищ подполковник.
– Ну, скажем, приехали как-то на Север артисты, один из них, не то Казин, не то Мазин, петь отказался, простудился, голос сел, - продолжал Загубисало.
– Так знаете, что этот хлюст отчубучил? Явился в клуб, схватил этого артистика за шиворот, выволок на сцену и приказал петь. Да, да, приказал петь. Тот отказывался, возмущался, но все же запел. Правда, на первых же нотах петуха пустил, но пел…
– Был такой случай, - согласился Павел, глядя в пол, - А что ж он, гад несчастный, артачился? Ребята изголодались по песне, все бои да бои. А он приехал и… на бюллетень. Ну ребята и попросили меня поговорить с ним по душам. Пришел я к артисту, добром попросил повеселить ребят. А он хватается за горло, побаливает малость, говорит. Тогда я сбросил с себя ботинки, показал на протезы, повертел ими перед его носом и спросил: «А у меня не побаливает, думаешь, вот эта культяпка? Иди и пой, говорю ему. Война требует жертв, а сердце - песню». Пошел. За шиворот его я, конечно, не брал, товарищ Загубисало, это кто-то присочинил, но дал понять… И он запел, чертяка, не петухом, а соловьем запел, да еще и приплясывать стал, помните, как Макс - растратчик ресторана из картины «Заключенные».
Федорович и Бортов рассмеялись. Загубисало нахмурился еще больше, недовольный ходом разговора. Повернувшись к окну, он сказал:
– Ну и схватили за это десять суток «губы».
– Правда ваша, товарищ командир, отсидел. А генерал Головкин до срока выпустил, посмеялся и говорит: «Бросайте ваши глупые шутки. Не то рассержусь и на полную катушку врежу».
– Так вот, очевидно, Мальцев, вы и вспомнили про эту старинку. Ведь вам Федорович о деле говорил, а вы с угрозой…
– Никто ему не угрожал, товарищ командир. А что касается его разговоров, то это напрасно он. Это не его ума дело.
– Как не его?
– возразил Загубисало.
– Он по моему поручению действовал. Пробил час, товарищ Мальцев, надо идти на покой. Ведь даже здоровых, полноценных людей увольняем.
– Это мне на покой?
– тихо спросил Павел и тут же добавил: - Да вы шутите, Кирилл Прокофьевич!
– Это почему же я должен шутить? Что я вам мальчик или командир?
– Я в запас не хочу. Вы знаете…
– Но приказ…
– Он не для меня. Я в войну добился отмены всех приказов и стал летать. И сейчас добьюсь, если вы поставите вопрос…
– Но ведь это делается для того, чтобы лучше было тебе… вам, - переходя на более умеренный тон, проговорил Загубисало.
– Ведь вам надо сохранять здоровье. А летное дело, сами знаете, тяжелое. Тут ж здоровому трудно справляться. А вы будете загорать на пляже, любоваться красотами природы, удить рыбку. Ну чем не жизнь?
– Что ни говорите, Кирилл Прокофьевич, а запас не для меня. Я рожден летать и буду летать. Греть животик на пляже - дело будущего. А рыбки я наловлю и в выходной день. Так что очень прошу не ставить вопрос о моем увольнении.