Факторизация человечности
Шрифт:
Теперь она сосредоточилась на премьер-министре Онтарио Карле Левандовски. Это заняло некоторое временя, но ей удалось отыскать в памяти Коулс воспоминание о нём — и она была шокирована тем, как сильно Коулс, представительница консерваторов, ненавидит либерала Левандовски.
Она сконцентрировалась ещё больше, производя ещё одну неккерову трансляцию.
И вот она внутри разума Левандовски.
Оттуда она неккернула в разум провинциального министра образования.
А оттуда — в Дональда Питкэрна, президента Университета Торонто.
А оттуда…
Оттуда, наконец, она
28
Да, это был Кайл.
Хизер узнала его мгновенно.
Во-первых, то, что Кайл видит в данный момент: его офис в университете. Не лаборатория, а его собственный клиновидной формы кабинет, на одном этаже с лабораторией. Хизер была в нём миллион раз; тут она не могла ошибиться. На одной из стен висел вставленный в рамку постер Харборфронтского международного писательского фестиваля. На другом постере красовался аллозавр из Королевского музея Онтарио. Его стол был завален бумагами, но на одной из стопок стояла золочёная рамка с фотографией самой Хизер. Кайл видел цвета немного сдвинутыми к синей части спектра. Она улыбнулась этой мысли: никто не может обвинить её мужа в том, что он смотрит на мир через розовые очки.
Хизер думала, что знает Кайла, но то, что она знала, явно было крошечной долей, верхушкой айсберга, тенью на стене. Он был настолько большим, чем ей казалось — таким сложным, таким интроспективным, таким невероятно, многообразно живым.
Образы непрерывно мелькали где-то на периферии внимания Кайла. Хизер знала, что проблема с Бекки очень беспокоит Кайла, но понятия не имела, что она буквально не выходит у него из головы.
Взгляд Кайла упал на его наручные часы. Это была красивая швейцарская модель: Хизер подарила их ему на десятую годовщину свадьбы. На обратной стороне, как она знала, выгравированы такие слова:
Кайлу — чудесному мужу и чудесному отцу.
С любовью, Хизер
Однако никакого отголоска этих слов не возникло в сознании Кайла; он просто хотел узнать время. 15:45.
О Боже! подумала Хизер. Что, правда уже так поздно? Она просидела внутри конструкта пять часов кряду. И пропустила своё двухчасовое собрание.
Кайл поднялся, по-видимому, решив, что уже пора идти на семинар. Картинка, видимая его глазами, прыгала немилосердно, но Кайла это, похоже, ничуть не беспокоило, хотя Хизер, которой было доступно только его сознание, но не балансировочные сигналы, передаваемые внутренним ухом, чувствовала себя как на лодке в шторм.
Когда Хизер залезла в конструкт, было солнечное утро, и прогноз обещал, что ясная погода сохранится на весь день. Однако здесь, на Сент-Джордж-стрит, Кайлу день не казался безоблачным и прекрасным. Ему он казался тусклым; Хизер раньше слышала выражение «жить под тучей», но никогда не подозревала о том, насколько правдиво оно может быть.
Он шел по улице вдоль тележек и фургончиков, где торговали хотдогами и жареными колбасками, или китайской
Кайл остановился. Он достал бумажник, вытащил из него смарт-кэш и, к изумлению Хизер, подошёл к тележке продавца хот-догов.
Кайл сидел на диете для сердечников с тех пор, как четыре года назад ему сделали операцию на коронарной вене; он перестал есть красное мясо и ел много рыбы, хоть она ему и не очень нравилась, он принимал аспирин каждые два дня и пиво почти полностью заменил красным вином.
— Как обычно? — спросил голос с итальянским акцентом.
«Как обычно», подумала Хизер, похолодев. Как обычно.
Кайл кивнул.
Хизер смотрела глазами Кайла, как маленький человечек подхватывает с гриля тёмно-красную сосиску толщиной, наверное, с рукоятку бейсбольной биты, и засовывает её в булочку с маком. Потом теми же щипцами он зачерпнул порцию жареного лука и насыпал его горкой сверху.
Кайл протянул торговцу карточку, дождался, пока тот переведёт деньги, добавил к хот-догу горчицы и специй и затем пошёл по улице дальше, откусывая на ходу.
Что характерно, он не испытывал от этого особого удовольствия. Он нарушал предписания доктора — и да, Хизер чувствовала укол вины насчёт того, что бы она подумала, если бы узнала — но это не делало его хоть чуточку счастливее.
Конечно, он привык так питаться. До инсульта. Никогда не думал, что это может случиться с ним.
Но сейчас… сейчас-то он должен беречься. Должен следить за собой.
«Как обычно».
Мысль была здесь, под самой поверхностью.
Теперь ему всё равно.
Всё равно, будет он жить или умрёт.
Горячий мясной сок обжёг ему нёбо.
Но эта боль потерялась в постоянном фоне агонии жизни Кайла Могилла.
Хизер чувствовала себя безмерно виноватой за вторжение в частную жизнь мужа. У неё никогда и мысли не возникало шпионить за ним, но теперь она делала нечто гораздо, гораздо большее. В совершенно буквальном смысле она стала им, испытывая всё то, что испытывал он.
Кайл продолжил свой путь по Сент-Джордж-стрит до пересечения с Уилкокс, потом свернул на запад и прошёл ещё один короткий квартал до Нью-Колледжа. Три студента поздоровались с ним, когда он входил в здание; Кайл ответил, хотя не узнал ни одного из них. Его аудитория была странной формы — скорее ромб, чем прямоугольник — но довольно просторная.
Кайл вышел к доске. К нему подошла студентка, явно в надежде перекинуться словом до начала занятия.
Кайл посмотрел на неё и…
Какая цыпочка.
Хизер моментально разозлилась.
А потом сама посмотрела на девушку.
И правда цыпочка. Девятнадцати или двадцати лет, но на вид не больше шестнадцати. Но при этом действительно привлекательна — светлые волосы с более тёмными прядями, уложенные в замысловатую причёску, огромные голубые глаза, ярко-красные губы.
— Профессор Могилл, насчёт задания, которое вы нам дали.
— Да, Кэсси?
Он не знал, как зовут студентов, что поздоровались с ним в коридоре, но её имя он знал.