Факторизация человечности
Шрифт:
И не только Бекки. Тысячи мужчин и женщин. Подавляющих воспоминания о войне, пытках, насилии.
Может быть — всего лишь может быть — зебра не чувствовала, что умирает. Может быть, она отключила своё сознание от реальности в тот самый момент, когда началась атака.
Возможно, все высшие животные способны на такое.
Это лучше, чем умирать в мучениях и страхе.
Но механизм подавления где-то даёт сбой — иначе воспоминания никогда бы не возвращались.
Или, если это не сбой, то, возможно, этот механизм можно вывести…вывести за пределы расчетных
В животном мире не существует по-настоящему травматических физических повреждений, которые не были бы смертельными. Да, животное может быть напугано — ужасно напугано — но при этом проживёт ещё один день. Но как только хищник смыкает челюсти на добыче, добыча эта почти наверняка обречена. Подавление будет работать несколько минут — или, максимум, несколько часов — чтобы убречь животное от ужаса собственной смерти.
Но если бы после травматических переживаний никто не выживал, то у мозга не было бы необходимости в способности подавлять воспоминания в течение дней, недель, месяцев.
Или лет.
Но человечество изобрело несмертельные травмы.
Изнасилование.
Пытки.
Ужасы войны.
Может быть, мозг и правда был готов к возникновению способности подавлять восприятие тяжёлых физических повреждений.
И, может быть, ненамеренно эти воспоминания через какое-то время и правда снова всплывали в памяти. До самого недавнего времени — нескольких десятков тысяч лет назад, крошечного отрезка истории жизни на Земле — не было нужды в долговременном подавлении. Возможно, такая способность так никогда и не возникла в ходе эволюции.
Эволюции.
Кайл поиграл с этим словом, так и сяк вертя его в голове. Он много думал с тех пор, как Чита сказал ему, что микротубулярное сознание в самом деле могло возникнуть вследствие преадаптивной эволюции.
Он смотрел на многочисленные надгробия с вырезанными на них распятиями и сложенными в молитве руками.
Эволюция способна влиять лишь на те вещи, что увеличивают шансы на выживание; она по определению не имеет никакого отношения к событиям, которые происходят после последнего репродуктивного контакта… а смерть, разумеется — это самое последнее событие в жизни.
Кайл не мог придумать ни одного сценария того, как эволюция могла бы создать для животных более гуманную смерть, даже если это идёт на пользу подавляющему большинству популяции. И всё же…
И всё же если подавление воспоминаний существует у людей, оно должно было откуда-то взяться. Это действительно могло быть развитием механизма, дающего животному лёгкую смерть, даже когда его едят живьем.
Если такой механизм вообще существует, понятное дело.
И если он существует, это значит, что вселенной в конечном итоге есть до них дело. Что-то помимо эволюции сформировало жизнь такой, дало ей если не смысл, то, по крайней мере, свободу от мучений.
Кроме тех мучений, которые испытываешь, когда память возвращается.
Кайл медленно брёл обратно к станции метро. Была середина дня пятницы;
27
Хизер продолжала смотреть на огромную стену гексагонов, размышляя, пытаясь не дать головокружению подавить рассудок.
Она решила просто попробовать снова. Она коснулась ещё одного гексагона.
И в ужасе отпрянула.
Разум, в который она вошла, оказался спутанным и тёмным, все ощущения искажены, мысли обрывочны и раздёрганы.
Это был мужчина — опять! Белый: для него она была важна, эта его белизна, его чистокровность. Он был в парке неподалёку от искусственного озера. Было совершенно темно. Хизер считала, что соединение происходит в реальном времени, так что он, скорее всего, находится не в Северной Америке, где был ещё день. Однако мужчина думал по-французски.
Значит, Франция или Бельгия, но точно не Квебек.
Мужчина прятался — затаился — за деревом и чего-то ждал.
Что-то, однако, было не так. Какое-то напряжение, грозящее прорваться.
О Боже, подумала Хизер. Эрекция — от которой встопорщились его штаны. Так вот на что это похоже. Господи всемогущий!
Фрейд был неправ — невозможно завидовать этому. Пенис, казалось, готов треснуть по всей длине, как сосиска, разрывающая свою оболочку.
Приближалась женщина, видимая в свете фонарей.
Молодая, симпатичная, европейской внешности, в розовых кожаных ботинках, одна.
Он дал ей пройти мимо и затем…
И затем выскочил из-за деревьев и приставил нож к её горлу, и она услышала его голос. Он говорил по-французски — и с парижским акцентом, не с квебекским. Хизер знала французский достаточно, чтобы понять, что он говорит женщине не сопротивляться, что ей лучше быть с ним полюбезней…
Хизер не могла этого вынести; она заэжурила глаза и позволила конструкту сформироваться вокруг неё. Она чувствовала беспомощность и отчаяние. Говорят, что каждые двенадцать секунд где-то на Земле происходит изнасилование — до сих пор это казалось бессмысленной статистикой. Но это происходит прямо сейчас.
Она должна сделать что-то.
Она глубоко вдохнула, потом снова открыла глаза.
— Стоп! — закричала Хизер внутри куба.
Стоп! — закричала она мысленно внутри собственного разума.
А потом:
— Arr^et!
Arr^et!
Но чудовище продолжало лапать грудь женщины сквозь бюстгальтер.
Хизер отвела руки назад, пытаясь заставить его сделать то же самое.