"Фантастика 2024-186". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
— Я не знаю, что случилось. Едва ты ушел — и она буквально в лице поменялась. Как я не пыталась к ней подход найти — все в штыки.
— Ладно… — я указал Нате на очаг, и она согласно встала и опять занялась приготовлением ужина. Я стянул с ног мокасины и вытянулся на постели — практически весь день, мы вместе с Чером осматривали силки, и набегались по лесу, более чем достаточно… Лина еще плотнее сжалась в комочек, словно превратившись в колючего ежика. Преодолевая ее сопротивление, я перевернул ее лицом к себе.
— Оставь меня!
Губы у нее дрожали, по щекам, оставляя разводы, стекали
— Отрежу! Налысо постригу! Не хочу!
— Да что с тобой?
— А ты не знаешь, да? Ничего не знаешь?
Я молчал, не понимая причины ее вспышки. Но Элина и не ждала ответа.
— Как же! Все вы так! Хорошенькая, миленькая, а как живот мне приделал — так в сторону! Да? Ночью всегда к Натке, под крылышко — а меня к стеночке?
— Лина! Ну, с чего ты…
— С того! Ну и трахайтесь, себе на здоровье, я и без вас обойдусь! Ой!
Она вдруг схватилась за живот, и ее лицо прорезала гримаса непритворной боли.
— Что с тобой?
Девушка, всхлипывая, как-то обречено заскулила…
— Вам хорошо… А мне? Стала, как корова какая-то, ни сидеть, ни лежать нормально не могу. Все болит… тянет. Уснуть полночи не могу. Противно, даже от воды тошнит. А еще вы тут… кувыркаетесь. Тебе не понять, как мне плохо… И во рту, будто как рыба протухшая! — она снова всхлипнула. — Пятна эти, ничем не сводятся. Будто меченая! А я мороженое хочу! Настоящее! Чтобы в вазочке, с ложечкой красивой, и шоколадом полито! Из трех шариков, разных — как нам на конкурсе подавали! И ягоды — клубнику, а не то, что сейчас под кустами растет! А это мясо и клубни я уже видеть не могу! И запах, что Натка варит… словно помои!
Ната обиженно посмотрела на меня, перестав нарезать ломти хлебного корня.
— Лина… Девочка ты наша! Не обижайся на нас. Мы не хотели тебя обидеть… наоборот все. Просто, старались тебя не беспокоить….
— Да знаю я все! Куда мне сейчас? — она неприязненно показала на свой живот. — …Поперек себя шире. Я не хочу ничего. Как подумаю, из-за чего он у меня стал таким — так… Больше в жизни никогда к себе никого не подпущу! Ой!
— Толкается?
— Да… Сильно.
Ната снова присела рядом и протянула мне чашку с горячим бульоном — фирменный напиток моих подруг, обычно мы пили его перед более существенной едой.
— Я не успела с ужином… Ты пока подкрепись, а там и мясо сварится.
— Спасибо, родная. Может, ты тоже? — я обратился к Элине. Она поморщилась…
— Нет. Не хочу. Воротит…
— Линочка, тебе надо есть. Ну, хоть немножко. Это нужно ребенку. — Ната взяла ее за руку и слегка сжала.
— Нет! Не буду! Правда, не могу — тошнит только от вида… Извини, Натка.
Ната приобняла ее, положив голову подруги себе на колени — и та не стала противиться.
Они обе о чем-то стали шептаться — как в прежние времена, а я, довольный таким исходом дела, принялся, есть кусок слегка поджаренного корня, запивая его горячим бульоном. Кажется, мой приход все-таки, примирил девушек… Ната положила свою ладонь на ее живот — Элина тяжело откинулась на подушки и, со вздохом скосила глаза на ее руку. Она преувеличивала — для ее срока
— Давай, я попрошу Дока, пусть принесет тебе из степей травы для аппетита. Тебе ведь надо есть — а то не только себя, но и ребенка заморишь…
— Нет! Не хочу! Отстань!
Она оттолкнула склонившуюся над ней Нату, и повернулась лицом к стене. Ната встряхнула головой, и, молча, вышла наружу. Я отставил чашку — похоже, до мира еще далеко…
— Алинка… Ну зачем ты так?
Она вдруг вздрогнула и схватила меня за руку.
— Как? Как ты меня назвал?
— Алина… Ты что, обиделась? Это ведь одно и то же.
— Я не обиделась…
Она опять стала всхлипывать. Я слегка растерялся — если уж на такую мелочь следует подобная реакция, то, каково было весь день выносить это Натке?
Я взял ее за руку — запястье у девушки было таким узким на вид… Но многие знали, сколь тверда, бывала эта рука. Моим девушкам пришлось многое пережить, приходилось и убивать…
— …Мама меня так звала… А Элиной, или Линкой — никогда. Вы с Наткой, почему-то сразу стали обращаться по-другому, я и привыкла… А сейчас все вспомнилось.
— Я не знал.
— Не извиняйся. Я в норме… Только устала.
— Лина… Элина. Алинка… Как ты хочешь?
— Все равно. Это на самом деле, одно и то же.
Я прикинул в уме, вслух высказав свои подсчеты:
— У тебя ведь всего месяца четыре, или, четыре с половиной — если мы не ошиблись. Давно стало настолько плохо?
— Не знаю… — она доверчиво, прекратив плакать, прильнула ко мне — Раньше терпимо было. Меня и тошнит все время, и нервы уже ни к черту. Вот, Натку, обидела, почем зря…
Она посмотрела на меня, утерев глаза:
— Она отходчивая… А я — злая. Ты тоже терпишь?
— Я старше…
— Понимаю. У тебя… сколько было детей? И твоя жена, она тоже плохо выносила беременность?
— Нет. Почти незаметно. Да и живота до пяти месяцев словно и не было. Но ведь, у всех, по-разному. У тебя, например, сильно заметно. Но ведь это не значит, что так хуже! Просто, как у кого организм устроен…
— Ты мне так говоришь, потому что хочешь, чтобы я успокоилась? Только не лги!
Я положил руку ей на грудь — Элина сразу прижала ее своей.
— Я не вру.
— Я боюсь. Дар, мне страшно! Знаешь, как мне страшно — быть первой… Никто еще в долине не был, в таком положении, как я. Не только боли… Вдруг, во мне что-то не так, что-то изменилось? Ведь неспроста я стала беременной… Никто больше — я одна. Стану рожать — а это окажется… не человек.
— Что ты, девочка моя? У нас будет только человек! И ты, и я — и Ната, если на то пошло — мы все нормальные. Здоровые, сильные… Ну, я старше тебя, конечно, но это тоже ерунда. История знает немало примеров, когда у пожилых мужчин от молодых жен рождались вполне нормальные и здоровые дети.