"Фантастика 2024-186". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
— Кое-что помню… — негромко ответила Ната. Индеец кивнул:
— Да. Маленький Ветерок не пропустил слова Дины мимо своих ушей… А видела ли ты такое?
Он осторожно и бережно достал из складок своей одежды небольшой лоскут ткани, положив его на колени моей подруги.
— Что это?
— Ты поймешь, когда увидишь… Разверни его!
Ната раскрыла краешки лоскута. Нашим взорам открылся остроконечный, длинный лепесток, ослепительно переливающийся всеми цветами радуги — и это при достаточно тусклом освещении небольшого окна и бликов очага. Он не был похож
— Что это, Сова?
— Белая Сова часто бродит возле подножия Каменных Исполинов. Он нашел его у подножия одной из скал, когда шел по следу тура. Там было всего два таких — и второй я отдал Старе. Но Сова знает — это только лепесток! Сам цветок находится на вершине.
— И ты забрался на нее?
— Нет. Ты сама знаешь, что никому до сих пор не удавалось подняться на гребень. Это очень непросто — стена Исполинов вся отполирована ветрами, а у меня не было с собой даже веревок. Мне кажется, сам цветок должен быть еще более необычен… и я придумал ему имя.
Ната тихо толкнула меня в бок:
— Я уже догадываюсь…
— Огненный Цветок!
— Огненный цветок?
Элина недоуменно вскинула головку и вперила в индейца вопросительный взгляд.
Он вскинул руку и указал куда-то за пределы нашего жилища:
— Да! Жене и будущей матери сына вождя не послышалось. Она правильно поняла Белую Сову. И цветок, который растет на вершине, достоин того, чтобы получить имя одной из красивейших девушек долины. Он очень красив — так же как ты! Он полыхает жарким пламенем даже ночью — и свет от него освещает саму вершину словно костер! На него летят птицы, а приблизившись — кружат вокруг, словно не в силах расстаться!
— И ты его видел? Снизу?
Сова склонил голову в знак согласия:
— Белая Сова смотрел на цветок, когда светит луна. Подняться к нему нельзя — эта скала стоит совершенно прямо, и она гладкая, будто лед.
— Но как ты понял, что это цветок?
— Бен выточил со Стопарем линзы из горного хрусталя — и мулат собрал что-то вроде подзорной трубы. Сейчас таких всего три — одну они подарили мне.
Я усмехнулся — слышать это, было несколько смешно… Индеец расписывал изделия Бена с таким восторгом, словно никогда раньше не видел настоящей трубы или бинокля.
Сова заметил мою усмешку и истолковал ее, по-своему:
— Мой брат не верит мне? Это цветок — самый красивый из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть!
— Я верю, Сова…
— Он — как живой! Его лепестки поднимаются и опускаются, будто колышутся волны… Он становится, то ярко желтым, то багровым — как светило. Иногда он сверкает словно луна — и даже затмевает ее блеск! Но чаще всего — он, как золотые волосы твоей красавицы! Он такой же изменчивый, как ее настроение, и такой же теплый и веселый!
— Ты поэт, Сова…
Элина, затаив дыхание, слушала, как индеец описывает цветок, и во мне колыхнулось неприятное предчувствие….
— Я хочу его увидеть!
— Скво Дара
— Я хочу его видеть! Могу я себе позволить, хоть что-нибудь? Мне надоело находиться в этих стенах — у меня от них уже изжога! Я хочу подержать его в руках!
— Но он очень высоко! Он недоступен для нас — не имеющих крылья! Только птицы могут дотронуться до его лепестков!
Индеец и сам уже был не рад, что завел речь о том чуде, которое видел…
— А я хочу! Если вы не можете взобраться на какую-то скалу — я сама туда полезу!
Элина возбужденно посмотрела по сторонам и остановила свой взгляд на оружие — излюбленном луке и праще:
— Я пока еще могу попасть в глаз любому зверю — даже в темноте! И по камням я лазаю не хуже Ульдэ!
— Но ты — беременна! — я попытался возразить…
— Ну и что? Мне надоело это слышать — беременна, беременна… Все! Вся моя жизнь превратилась неизвестно во что, из-за моего живота. Он мне мешает ходить, мешает, есть, и пить, мешает жить — в конце концов! Я вечно слышу — я должна беречься, беречься и беречься! Я устала от этих запретов, устала! Хочу глоток свежего воздуха — а не этот затхлый запах плесени по углам!
— Ты почти не находишься в землянке — только ночуешь в ней.
— Не возражай мне!
Элина вся раскраснелась и резко подурнела — в ее положении, любая излишняя горячность сразу отражалась на лице. Увидев, как я закусил губу, и сразу поняв причину, она с горячностью ударила ладонью по краю стола:
— Не нравлюсь? Не смотри! Это ты все наделал! А теперь я тебе не нравлюсь? Не надо было меня брюхатить!
— Элина! — вспыхнула Ната. Элина повернулась к ней и гневно крикнула:
— Да иди ты! Замучила меня своими нравоучениями — не то, да не так! Сама бы походила в моей шкуре — поняла бы, что это такое! Тебе ведь это не грозит!
— Лина! — я встал с места.
— Что? — она повернулась ко мне. — Что Лина? Надоели вы мне все! Не могу больше, не могу!
Она неожиданно бросилась на постель и бурно разрыдалась… Сова покачал головой и направился к выходу. Я подошел к вздрагивающей Нате:
— Не слушай ее…
— Дар… за что она меня так? Я же…
Она заломила на себе руки и выбежала вслед за индейцем. Я сухо бросил плачущей Элине:
— Ну, довольна? Видишь, что натворила…
— Да идите вы все! — она повернулась, и начала самым натуральным образом кричать, не заботясь о том, что ее могут услышать во дворе. — Я что, должна за всеми сопли подтирать?
— Замолчи! Ты совсем голову потеряла! Что тебе сделала Ната?
— Вот и иди к ней — раз она такая хорошая! А меня оставьте в покое! Сделал из меня какую-то уродку, сам лицо воротишь… Иди к ней! Уходи!
— Что ты говоришь? Какую уродку?
— Такую! Я вся в пятнах, живот как у свиньи, ноги опухли — и это все из-за тебя! А теперь ты еще меня попрекаешь! Натка тоже! Ей что — она как была, так и осталась прежней — только похорошела больше! А я — словно бочка ходячая! И вся красная, как вареный рак! Я жить не хочу!