"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Ланс никогда не числил себя в святошах. И даже просто в богобоязненных прихожанах. Не богохульствовал конечно по поводу и без повода, как многие его знакомые наёмники, но и в церковь ходил от случая к случаю. Последний раз исповедовался, пожалуй, вообще, перед неудавшейся казнью. Поэтому он даже не удивился, когда его шпага после очередного удара Ак-Нарта переломилась на полторы пяди от эфеса. Должно быть, в клинке изначально была слабина по причине лености или недостаточно мастерства оружейника. Конечно, у бывшего посланника наверняка была шпага, сработанная
Сталь со звоном лопнула. Ланс успел лишь чуть-чуть повернуть голову, чтобы череп не раскололся, подобно лесному ореху.
Лезвие браккарской шпаги скользнуло по голове. Вспышкой боли обожгло ухо. Потемнело в глазах. Ярость затуманила разум.
Ланс прыгнул с места вперёд и, обхватив бывшего посланника, словно лучшего друга, сжал в объятиях, сковывая движения рук. Ак-Нарт успел ударить его коленом, целясь в пах, но попал в бедро, а потом кинжал менестреля вонзился ему в спину, скрежеща сталью по рёбрам. Браккарец зарычал, потом захрипел, когда Ланс выдернул клинок и вонзил его снова. И снова. И снова…
На каком ударе глава Дома Жемчужного Нарвала обмяк и навалился всей тяжестью на менестреля? На десятом? На двадцатом? Ланс не считал. Покрытая кровью рукоять скользила в ладони, а он втыкал и втыкал кинжал в уже бездыханное тело. Потом они упали в пыль, которая превращалась в чёрную грязь, впитывая алую влагу, струящуюся из ран бойцов.
Чьи-то пальцы разжимали его ладонь, мёртвой хваткой вцепившуюся в рукоять кинжала. Чьи-то руки размыкали смертельное объятие. Куда-то тащили менестреля. Голоса сливались в один трудноразличимый гул. Перед глазами проплыло лицо Дар-Виллы. Она что-то кричала и размахивала руками. Потом на её месте возник айа-багаанский капитан, который низко склонился над Лансом, закрывая с собой всё небо. Пран Махтун беззвучно открывал рот.
Альт Грегор не ощущал боли. Не ощущал злости, но и жалости или угрызений совести тоже не ощущал. Только безмерную усталость. Хотелось спать. Веки налились свинцом. А Махтун продолжал шевелить губами, закатывая глаза. Его чёрная бородка смешно топорщилась, а усы вели себя будто два червячка, выглянувшие из яблока. Если бы Ланс не хотел так сильно спать, но рассмеялся бы. А так его сил хватило лишь на лёгкую улыбку, не замеченную никем из окруживших его дворян.
А потом он решил не бороться со своими желаниями и закрыл глаза.
Из блаженного забытья его выдернула боль.
Огнём горело левое ухо.
Саднили рёбра справа и слева.
Ныли правое плечо и левое предплечье.
За грудиной тоже отдавало болью. С каждым толчком измученного сердца менестреля.
Ланс открыл глаза. В комнате царил полумрак, разгоняемы лишь пламенем свечи, которая стояла на маленьком столике, придвинутом вплотную к кровати. Там же менестрель разглядел стройные ряды пузырьков из тёмного стекла, горшочки из глазурованной глины, мисочки и плошки.
— Наш больной пришёл в себя, — послышался знакомый голос.
В круге света
— Вот нам снова выпало свидание, пран Ланс, — проговорил врачеватель. — Не скрою, мне хотелось бы как можно реже встречаться с каждым из пранов, которые нуждаются в моих услугах.
Менестрель хотел ответить, но только захрипел. Горло пересохло и решительно отказывалось издавать хотя бы один внятный звук.
— Пришлось вас основательно заштопать, — продолжал Тер-Реус. — Пять ран. на порез на рёбрах слева у меня пошло девять стежков.
— И красоту вам Ак-Нарт подпортил изрядно. Об изрядном куске уха придётся забыть, — проговорила Дар-Вилла, покидая тёмный угол, где сидела так тихо и неподвижно, что Ланс не заметил её при первом взгляде. — Мастер, Тер-Реус, по-моему, прану Лансу нужно промочить горло.
— Вы совершенно правы, — кивнул бровастый. Взял со стола чашку. — Ложка мёда, разведённая в воде, не только утолит жажду, но и придаст силы. — Привычным движением он подсунул ладонь альт Грегору под затылок, приподнял голову и поднёс чашку к губам. — Пейте, пран.
Ланс сделал несколько глотков. Он не любил мёд, даже малейший привкус был способен испортить, по мнению менестреля, любое блюдо. Но тут уж деваться некуда. Когда за дело взялись Тер-Реус и Дар-Вилла, лучше не сопротивляться. Иначе с них станется напоить его какой-нибудь гадостью, наподобие пустырника, тысячелистника или «кошачьих лапок», которыми лекарь щедро потчевал его на борту «Лунного гонщика».
— Сильно ухо повредили? — спросил он, когда понял, что сухость из горла ушла.
— Почти половину отрезали. У Ак-Нарта острая шпага. — Ответила шпионка. — Кроме того вам сняли кожу на голове вместе с волосами…
— Всю?
— Не смешите меня. Не всю, конечно. Но кусок хороший. В половину моей ладони.
— Святой Кельвеций!
— Ничего страшного, заживёт, — сказал лекарь. — Будете зачёсывать волосы, чтобы прикрыть проплешину, только и всего.
— Тер-Реус — мастер своего дела. Я испугалась, что у вас может снова случиться сердечный приступ, а потому отправила Снарра на «Лунный гонщик. К счастью, капитан Бра-Донн тер Арр третьего дня привёл судно в гавань. И вот Тер-Реус здесь…
— И штопает порезы и уколы на теле самого известного менестреля двенадцати держав, — добавил бровастый.
— Вы же не любите складывать кости и зашивать раны, — улыбнулся Ланс.
— Чего не сделаешь из любви к искусству? — вздохнул Тер-Реус.
— К лекарству?
— К музыке. Шить я по-прежнему не люблю. Но, смею вас заверить, я старался. Шрамы будут маленькими.
— И на голове?
— Смею вас заверить, раза в два меньше, чем должен был бы.
— Спасибо. Я надеюсь… Я надеюсь, мне позволено вставать с кровати?
— Позволено, — кивнула Дар-Вилла.
— Но советую вам воздержаться нагрузок и не искушать судьбу, — добавил Тер-Реус. — Сердечный ритм у вас не самый лучший.