Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 2
Шрифт:
В зал ожидания вошла стюардесса. Скорее всего, она кого-то разыскивала и, скорее всего, не нашла. Вышла злая, как оса, бурча под нос ругань в адрес того, кто составлял график дежурств. Но это событие вызвало легкое оживление среди засыпающих и отупевших от позднего времени пассажиров.
– Послушайте, господа, - ни с того, ни с сего заговорил священник. – Вы не слышали о Всеобщем Госпитале?
– Это про тот, что на улице Каминьского? – спросил полковник Вашков.
– Господи... это только название. Оно никак не связано с нашим здравоохранением.
– В таком случае, не слышали.
– Давным-давно, еще
– Это вы о Второй мировой войне?
– Ну да. Так вот, у кого-то появилась идея, что раз наша цивилизация, скорее всего, рухнет, то необходимо создавать современные ордена.
– Какие еще, черт подери, ордена? – спросил Мержва.
– Места, где можно было бы сохранять наши ценности, нашу культуру, все то, что определяет, что мы... мы влезли... – ксендз слегка откашлялся, в это... в это варварство. Это должна была стать такой организацией, которая обязана была сохранить все то, что определяет нашу суть в кошмарные времена терроризмов, фашизмов, коммунизмов, в эпохи упадка человечсчества, и сохранить все это до того дня, когда эти ценности могли бы возродиться.
– Во... распелся... петушок, - буркнул Вашков. – Что это еще за хрень?
– И знаете, господа, - невозмутимо продолжил священник. – Эти ордена решили назвать "Всеобщим Госпиталем".
– Не тем, что на улице Каминьского? – удостоверился полковник. – Речь не про Больницу Сорокалетия?
Ксёндз лишь вознес глаза к потолку.
– Самое любопытное, это то, что такие ордена даже начали организовывать. Только все это оказалось ненужным. Ибо законы уже имеются. Они уже существуют в укрытии, в изоляции, за закрытыми дверями. Некто создал подобные вещи еще перед разборами[47], и все те самостоятельные заставы существовали в течение столетий.
– Я еб... И за что мы только платим священникам? – Вашков только пожал плечами.
– Это были места для выживания определенных ценностей. Места, где можно было сохранить то, что определяет нашу суть, несмотря на все исторические вихри.
Теперь пожал плечами Мержва.
– И что? – буркнул он. – Вы считаете, будто бы его, - указал он на Василевского, - призвали древние славяне, в качестве, ну, не знаю, Стража Горы Шленжи? Или как?
– Тогда у них должны были иметься неплохие колдуны, - вмешался Крашницкий. – Тип, который живет тысячами лет, и только время от времени меняет шкуру. Словно змея.
– Все время такой же самый, но и не такой же, - вздохнул ксёндз. – А меня весьма увлекла идея славянского ордена.
– Аааа... – буркнул Мержва. – Мне бы хотелось знать, кто пришил Дароня. И где, мать его за ногу, находится тело.
Всех попросили пройти на выход. Небольшой самолет уже ждал на стартовой полосе. Стюардесса, уже известная им по залу ожидания, до сих пор на что-то злая, приветствовала их у трапа профессиональной, отработанной улыбкой. Вместе с остальными пассажирами они заняли места внутри салона. Разговаривать о чем-либо было невозможно. После того, как двери были закрыты, пилот начал запускать двигатели, и шум сделался невыносимым. Самолет начал выворачивать и остановился в начале взлетно-посадочной полосы. Затем проба тяги, в кабине на носу регуляторы вывели до упора при задействованных тормозах. Затем тормоза были отпущены. Машина двинулась вперед, поначалу
– Две стюардессы в таком маленьком самолете? – спросил Мержва.
– Не нужно вам вникать в то, что пил тип, устанавливающий дежурства, - улыбнулась девушка и подсунула поднос.
– А вот знаете, господа, - сказал священник. – Кое-что заставляет меня задуматься.
– Что? – буркнул Вашков.
– Если он и вправду является стражем Горы Шленжи, то почему при очередных "смертях" у него меняются отпечатки пальцев, группа крови, но сам он выглядит точно так же?
– Да что святой отец пиз... – Мержва удержался в самый последний момент. – В жизни не слышал больших глупостей.
– Это не глупости, - вмешался Крашницкий. – Лицо святого отца видно на снимке такого качества, что при всей нашей чертовой современной технологии мы и мечтать не можем произвести что-либо подобное.
– Так что? Время от времени "умирает", потом возрождается, происходят определенные изменения, а он все время точно такой же?
– Быть может, волшебники древних славян не могли предвидеть, что людей на свете станет жить так много?
– задумчиво произнес священник. – Он меняет шкуру, словно змея. Но все время он остается той же самой змеей.
– В течение тысяч лет? Господи Иисусе...
– Видите ли, - снова вмешался Крашницкий. – Мы думали об этом. Имеются сообщества, которые справляются с реальностью, а есть такие – которые не могут. Это точно так же, как и с отдельным человеком. Если все в порядке, человек пытается изменить свое окружение. Если же все паршиво, тогда он начинать изменять сам себя.
– Это факт, - буркнул Мержва. – Самые большие придурки, которые не способны справиться с окружением, начинают покрывать себя татуировками, прокалывают брови и суют туда кольца, а потом достают волыну и начинают шмалить в детвору.
– Мы рассматривали другую возможность. Если какое-нибудь общество не способно сформировать меняющееся окружение, не желая при этом поменяться самому, то может существовать и третья возможность.
– Какая же?
– Быть может, они умели изменить время?
– Свернуть в петлю? – спросил ксёндз. – Если чего-то не удалось первым разом, тогда они завернули колесо времени, чтобы попробовать еще раз? И оставили стража, который заботится... – тут он замялся. – О чем?
– Возможно, об их боге, - сказал Крашницкий. – Святой отец не думает же, будто бы это была технология. Время делает петлю, а мы – словно персонажи на пожелтевшей пленке, повторяющие, раз за разом, свои роли.
– Нет, всякий раз – чуточку по-другому, - рассмеялся Мержва, вырисовывая пальцем кружочки на лбу. – И на сей раз на него, - указал он на Василевского, - у нас имеются неуязвимые доказательства. И мы посадим его в тюрягу.
– Погодите, господа, - ксёндз вынул из-под сутаны карту и начал ее раскладывать. – Я тут обозначил все места, где он жил, а так же все места – где умер. Но, похоже, я ошибся.
– Почему?
– Совершенно не важно, где он жил, - человек в сутане прикусил губу. – Важно, где он умирал.