Фарватер Чижика

Щепетнев Василий Павлович

Я, понятно, сказал, что непременно и обязательно, пусть приходит.

И вот он пришёл.

Ладно, посмотрим. Поговорим. Почитаем.

— Заходите, — сказал я, и провел его в холл. — Подождите немного, я переоденусь.

— Да ничего, мне всё равно, как ты одет, — сказал он.

— Простите, как вас зовут?

— Тебя не предупредили, что ли?

Я повернулся и пошел к лифту. На восьмом этаже мой номер. С прекрасным видом на Москву.

— Эй, эй, — догнал меня он. — Ты что, на «ты» обиделся? Ну, извини. То есть извините.

Я по простоте, мы ж писатели, одна компания.

— Так как же вас зовут?

— Андрий, Андрий меня зовут. Как сына Тараса Бульбы, того, что к полякам перебежал.

— А по батюшке?

— Степанович.

— Прошу вас, Андрий Степанович, подождите меня в креслах. Мне необходимо переодеться.

Андрий Степанович нехотя вернулся на место. Попахивает от него и винцом вчерашним, и пивком утренним, и вообще.

Вот тебе и бабочки…

Ладно, посмотрим.

Я наскоро принял душ, переоделся в дневной костюм, светло-серый, полушерстяной, и спустился в холл. Двадцать две минуты.

Андрий не ушел. Дожидался.

— Теперь я к вашим услугам, Андрий Степанович.

— А… Это… Мы не можем куда-нибудь пройти?

— В смысле? Холл — самое удобное место для разговора, разве нет?

Холл в «Москве» и в самом деле хорош. Мы сидели в удобных креслах у низкого столика, слева и справа стояли кадочные пальмы, прикрывая от чужих глаз. Что еще нужно для разговора двух незнакомых людей?

— А… Я думал, в ресторан…

— Благодарю, но я вынужден отклонить ваше приглашение. Во время турнира строгий режим, утром я обхожусь стаканом кефира, ради которого идти в ресторан непродуктивно. Время дорого.

Не думаю, что Андрий приглашал меня в ресторан, скорее, наоборот, он напрашивался на приглашение. Да, я частенько встречаюсь с писателями в ресторане, именно здесь, в «Москве» — но никогда за завтраком, это первое, и только с теми, с кем хочу — это главное. И да, сейчас я завтракаю в молочном магазине в пяти минутах ходьбы отсюда, стаканом кефира и свежей булочкой, их, свежие булочки, привозят аккурат к девяти, тёплые.

— Я — лучший писатель Москвы и окрестностей, — заявил Андрий. — Но писательством, настоящим писательством прожить сегодня нельзя.

— Вот как? — удивился я.

— Именно. Я написал лучший роман послевоенного времени, но вынужден перебиваться случайными заработками.

— Это бывает, — согласился я. — Простите, я провинциал, а до провинции новинки доходят не сразу. Какой роман вы имеете в виду? Где опубликован? Когда?

— Он… Он ещё не дописан.

— Понимаю.

— Гоголь «Мертвые души» всю жизнь писал.

— Положим, до «Мертвых душ» он «Вечера на хуторе» написал, и «Миргород», и «Ревизора», да и первый том все-таки к тридцати трем годам опубликовал.

— Мне тридцать два, — быстро сказал Андрий.

Я не ответил. Что тут отвечать? Выглядел он на сорок. Без всякой натяжки — на сорок.

— И вот… — он замолчал.

— И вот? — нейтрально сказал я.

—

Я хочу… — он опять замолчал.

— Что вы, собственно, от меня ждёте? Что я могу для вас сделать?

— Это невыносимо — быть лучшим писателем Москвы и работать из куска хлеба, — продолжил Андрий.

— А кем вы работаете?

— Да так, — махнул рукой лучший писатель Москвы. — По разному. Грузчиком на базаре, дворником, на уборке яблок. Сейчас в котельную хочу устроиться, оператором, но нужно курсы пройти.

— Так что я могу для вас сделать? — повторил вопрос я.

— Примите меня в свой журнал, — заявил Андрий.

— В смысле — примите? Мы ж не пионеры. В качестве кого?

— Редактора. Или кого-нибудь в этом роде.

— А у вас есть опыт работы редактором?

— Опыт дело наживное.

— Допустим. А образование у вас…

— И образование — наживное. Техникум. Киномеханик. По диплому.

— И вы готовы переехать в Чернозёмск?

— Нет, но… почта…

— Давайте так. Напишите для нас рецензию на любое новое произведение в жанрах, соответствующих направлению нашего журнала. Мы незамедлительно её рассмотрим, и, если рецензия будет удобочитаема, опубликуем. И будем принимать рецензии и впредь. Рецензии, критические разборы, исторические экскурсы — всё, что интересует наших читателей.

— И много будете платить?

— Четыреста рублей за сорок тысяч знаков. Но сорок тысяч знаков в каждый номер мы вам не дадим, разве что работа будет хороша и своевременна. Напишите для начала десять тысяч знаков. Плюс-минус. А там посмотрим.

— И куда посылать?

— В нашу редакцию, заказным.

— В какую редакцию? Какого журнала то есть?

Я хотел было сказать «Кролиководство Северного Кавказа», но передумал. Рано.

— Журнал «Поиск».

— А где взять адрес?

— Адрес редакции присутствует в каждом номере.

— Но у меня нет вашего журнала.

— Возьмите в библиотеке.

— Я не записан…

— Послушайте, Андрий Степанович. Если вы не в состоянии найти наш журнал, я не думаю, что вы сможете с нами сотрудничать. Что вы собираетесь для нас написать, если ничего о нас не знаете?

— Я лучший писатель Москвы, — твердо сказал Андрий. — Напишу. По высшему разряду.

— Будем ждать. А пока простите, мне нужно идти…

— Аванс! — потребовал Слива.

— Что?

— Мне нужен аванс, — сбавил тон лучший писатель Москвы. — Рублей пятьсот, хотя бы.

— Пятьсот рублей?

— Или сто. Хотя бы пятьдесят…

Я вытащил из кармана блокнот, достал авторучку.

— Пишите!

— Что?

— Расписку. «Получено от редакции журнала «Поиск» двадцать рублей в счет аванса. Дата, подпись.

— Но я не проживу на двадцать рублей месяц!

— Напишите за три дня. Хоть за день. Писателю это несложно. Пишите, посылайте, мы оценим ваш труд и вышлем сколько положено. Не забудьте указать адрес для денежного перевода.