Фатерлянд
Шрифт:
— Но это неописуемо! — воскликнула жена директора филиала «Сони». — Кто бы мог подумать, что они сделают такую глупость?
Она еще раз уточнила, после кого наступит ее очередь смотреть аниме, бросила приятельницам: «Пока!» — и направилась к машине.
Жена владельца ресторана припарковала свой «сааб» рядом с «маздой» Чикако и составила ей компанию.
— Я тут вот что узнала, — сказала она, понизив голос. — У меня есть знакомая, молодая девушка. Она замужем за сыном булочника — у него как раз магазин рядом с нашим рестораном. Так вот. Ее мужу уже тридцать, но он до сих пор катается на мотоцикле в байкерском клубе «Клан скорости». И она рассказала мне, что ее муж и его друзья помогли на днях каким-то парням проникнуть в отель
Она провела пальцем по надписи на хангыле, что была на стекле «мазды».
— Но, как мне кажется, в отеле все в порядке? — спросила она. — Да вроде да, — ответила Чикако. — Ничего такого не было.
Чикако проехала мимо Центрального парка и свернула направо. Она попробовала поймать какую-нибудь музыку, но радио передавало только новости про северокорейский флот. На канале «Эн-эйч-кей-1» один известный эксперт по военным вопросам говорил, что корабли и самолеты Сил самообороны на самом деле способны уничтожить устаревшие лоханки корейцев одним ракетным ударом. В район Цусимы были направлены все четыре эсминца класса «Конго». Даже один из них мог потопить почти все из четырехсот восьмидесяти семи корейских кораблей. Входивший в состав морских Сил самообороны крейсер был создан для защиты авианосцев от нападения вражеских самолетов, хотя никто не мог определенно сказать, зачем Японии, не имевшей авианосцев, нужен столь высокотехнологичный корабль стоимостью сто двадцать миллиардов иен. Кроме мощной поисковой системы крейсер обладал чрезвычайной боеспособностью. Его ракеты могли уничтожить более ста целей в радиусе четырехсот километров. У сухопутных соединений также было множество противокорабельных ракет, а пять лет назад ввели в строй систему радиообмена с самолетами береговой авиации.
«Это означает, — вещал эксперт, — что высокотехнологичное оборудование Сил самообороны, созданное для современной войны, просто сотрет протекающие лоханки северных корейцев, которые не только не способны принять бой, но, того и гляди, затонут и без посторонней помощи. Северокорейский флот практически беззащитен. Даже скорость они определяют на глазок, что означает отсутствие у них современных систем навигации и радиообмена. Но все же они приближаются к нашим берегам. А мы сидим сложа руки и просто наблюдаем. Если это не ирония судьбы, то я даже не знаю, как это еще назвать!
Мы не можем их атаковать, — продолжал эксперт, — потому что Экспедиционный корпус удерживает заложников и угрожает взорвать хранилища сжиженного газа на всей территории Японии. Если правительство все же примет решение оказать противодействие флоту, то террористические атаки — дело буквально нескольких минут. Говоря откровенно, слабость корейского флота для нас мало что означает. Даже если поставить минные заслоны, то корейцы наверняка легко пожертвуют десятком своих кораблей, чтобы остальные имели возможность прорваться».
Слушая речь эксперта, Чикако понимала всю бесхарактерность японского правительства. Поведение властей напомнило ей поведение ее бывшего мужа — он боялся оставить свою должность в полиграфической фирме, но не мог и отказать своему институтскому товарищу. Правительство не желало прихода северокорейского флота, но и опасалось уничтожения газохранилищ. Выбрать одно означало пожертвовать другим. Эту дилемму не понимали многие люди, и ее муж был тому прекрасным примером. Вероятно, на него негативно повлияла его мать. Эта женщина была горда, а когда испытывала разочарование, на ее лице появились горестные морщины. «Делай, как я тебе говорю, и у тебя все получится. А иначе останешься ни с чем» — несомненно, это было ее обычное внушение сыну, которому она таким образом объясняла, что сам он ничего не способен добиться.
Тут Чикако вспомнила эпизод с Мизуки. Примерно
— Ну а что, я-то чем тебе плох?
Чикако очень уважала Мизуки, и его предложение весьма ей польстило, но он был женат и имел почти взрослых детей.
— Вы говорите несерьезно, — ответила она. — Тем более что я совсем не красавица и со мной не так интересно.
Мизуки кивнул и, смеясь, заметил, что у него было много красивых женщин, но еще больше страшненьких.
Чикако нравилось, когда Мизуки улыбается, но, поколебавшись, она все же решила отвергнуть его предложение. Она просто не представляла их отношения. Через некоторое время она честно объяснила Мизуки свое решение. Он принял это спокойно, и их дружба продолжилась. Однако, глядя на себя в зеркало, Чикако стала замечать, что вокруг глаз множится сеточка морщинок, а кожа на руках и ногах становится дряблой. Иногда она задумывалась, как изменилась бы ее жизнь, прими она предложение Мизуки, но все-таки не сожалела о своем отказе.
Проехав здания городского банка Фукуоки и корпорации «Фудзицу», Чикако наконец добралась до громады отеля. Устремленный вверх клинок центральной башни всегда казался ей не очень-то надежным. Взглянув на сияющие бликами стены, Чикако вдруг вспомнила слова приятельницы, рассказавшей ей о попытке проникновения в отель. Сама она ничего не видела, так как уже уехала домой, но на следующее утро узнала из новостей, что на территорию ЭКК въехали байкеры из «Клана скорости» и обогнули отель по периметру. Командующий ЭКК призвал к бдительности и усилению контроля на пропускных пунктах лагеря. Чикако понимала, что история о проникновении посторонних в отель пришла к ней через вторые руки, и сколько в ней правды и вымысла — совершенно не ясно, тем более что, со слов приятельницы, все это рассказывалось под хмельком.
Чикако решила посоветоваться с Мизуки, когда выдастся минутка.
Она миновала мост Йокатопия, остановилась на КПП «А» и поздоровалась по-корейски с часовым.
Машину она поставила на первом этаже. Такого понятия, как «второй этаж», здесь не было, поскольку пространство было «съедено» высокими потолками банкетных залов. Первый этаж делился на нижний, средний и верхний уровни. Выйдя из машины, она прислушалась, не доносятся ли снизу крики. На нижнем уровне располагалась тюрьма для так называемых «преступников». Чикако никогда ее не посещала, а в штабе корейцев об этом было строжайше запрещено говорить. Однако Чикако часто видела людей, которых проводили через гостиничный холл. Некоторые были ей знакомы — например, врач, который заведовал больницей для престарелых и о котором ходили всякие слухи. Шептались, что составить список «преступников» корейцам помог служащий налогового управления при мэрии. Во внерабочее время Чикако и ее коллеги, конечно же, говорили о тюрьме. Отсутствие информации только возбуждало их любопытство. Приходилось довольствоваться обрывочной информацией, почерпнутой у корейских солдат: «Я слышал, что они используют тиски, чтобы раздавливать людям пальцы!», «Говорят, что уже через день пребывания там люди становятся похожими на призраки!», «Это настоящий ад!».
В тюрьму поместили уже более ста человек, правда, большинству все-таки трудно было сочувствовать. Помимо мужчин, там содержались и две женщины. Одна из них, пятидесяти лет от роду, была легендарной бандершей, которая поставляла в район Накасу девушек со всей Азии. Вторая же, сорока лет, занималась контрабандой афродизиаков и средств для похудения из Китая. Чикако слышала, что офицер, ответственный за принятие решений об арестах, внимательно изучал дела «попавших под колпак» и, как правило, выбирал тех, на кого больше всего жаловались простые люди. Но, как бы то ни было, поговаривали, что тюрьму должны были скоро переместить в район Одо.