Фатерлянд
Шрифт:
— Химера — потому что этот цыпленок является организмом, составленным из различного генетического материала. Например, крылья у него от перепела. В самом начале эмбрионального развития часть его медуллярной трубки была заменена трубкой перепела. Оттого у него черные крылья. Вылупившись из яйца, цыпленок погиб почти сразу. Он не мог двигать крыльями и ходить и в конце концов умер от истощения. Его иммунная система отторгла клетки перепела.
Сераги положил шлепанец на стол, задаваясь вопросом, какова же истинная цель визита его гостьи, однако вслух он этого не спросил.
— Мой отец — врач, — промолвила Ким. — И он тоже увлечен своей работой.
Еще не успев закончить фразу, она поняла, что говорит об отце в настоящем времени.
— Простите… мой
Когда она служила в охране железнодорожных путей близ китайской границы, до нее дошли вести, что отец серьезно болен. Командир дал ей внеочередной отпуск. На следующее утро Ким села на поезд, а потом долго тряслась в кузове грузовика, который перевозил уголь. Когда она добралась, отец уже совсем ослаб, у него началась пневмония, и понятно было, что он долго не протянет. Ким сидела у его изголовья. В последние минуты он приподнял голову с подушки и сказал:
— Хорошо бы нам еще сходить на рыбалку…
А потом:
— Люби и береги своих детей.
Люби и береги своих детей… Она снова и снова повторяла эти слова, запрятанные в памяти.
Сейчас Ким пыталась что-нибудь сказать, чтобы разрядить напряженность, но у нее пересохло в горле и язык не повиновался. Сераги налил ей кофе, и она наконец задала свой вопрос: почему он пытался защитить тех солдат?
Доктор молча смотрел в окно. Из него хорошо был виден палаточный лагерь. Только что начался обед, и солдаты собирались за столами, на которых дымились котелки.
— Позвольте, я расскажу вам очень старую историю, — вздохнув, произнес доктор. — Во время войны я был свидетелем многих казней, которые мы проводили в вашей стране. Правда, мы делали и хорошие вещи — например, построили дороги и плотины, мы создали ирригационную систему и осушили большие площади. Я был совсем молодым и, конечно, не смог бы остановить расстрелы, но ужас в том, что я даже и не пробовал. Это мне просто не приходило в голову, так как я не видел в казнях ничего плохого.
Слушая доктора, Ким разглядывала книги в шкафах. Еще раз посмотрела на чучело цыпленка; оно было настолько искусно сделано, что птичка казалась живой. Кофе без сахара горчил, но от него шел чудесный аромат.
— Мне тогда было пятнадцать лет, — продолжал доктор. — Я совсем ничего не знал. Не то чтобы я был полным невеждой… но нет ничего хуже невежества. После того как мы вернулись на родину, мне начали сниться кошмары. Только много позже, когда я пошел учиться, до меня стал доходить смысл всех этих казней. С тех пор прошло уже семьдесят лет, но кошмары не уходят. Мне восемьдесят три, и я понимаю, что могу умереть в любой момент, но новые кошмары… нет, они мне не нужны.
Сераги замолчал и посмотрел на Ким, которая не выпускала из рук пистолет. Он не мог знать, что она хотела застрелить не доктора, а саму себя. Но стреляться в кабинете? Это создало бы кучу проблем для всех. Нет, это следует сделать где-нибудь в другом месте. «Люби и береги своих детей», — сказал ей умирающий отец. А она… она забыла его последние слова и жила по другим правилам.
Ким подняла глаза на Сераги и сказала:
— Знаете, я убила своего ребенка.
Из-за льющегося в окно света она не могла разглядеть выражение его лица.
После смерти отца Ким оставила службу на железной дороге, вернулась домой и вскоре вышла замуж за техника, работавшего на консервном заводе. В 2002 году у них родился ребенок. Их деревня была слишком маленькая, чтобы иметь возможность покупать что-то у китайских контрабандистов, и люди голодали. Правительство отпустило цены, и рис с кукурузой стоили теперь в сотни раз дороже. Причиной смерти ее отца была пневмония, но на самом деле он умер от недоедания. Матери пришлось зарезать овцу, из шерсти которой она когда-то связала свитер для Ким, и мясо продать на черном рынке. Денег надолго не хватило. Тогда мать решила насобирать хвороста на ближайших холмах, чтобы обменять его в Ранаме на яйца и мед, но местные жители уже подобрали все до веточки.
Муж Ким оказался находчивым человеком. Он придумал, как провести в их дом воду при помощи разрезанных
Ребенок едва научился держать головку, когда у Ким пропало молоко. Она пыталась кормить малыша кукурузным соком, но кукуруза и рис становились все дороже. Муж не спал ночами. Жег желуди, фильтровал золу через конопляную ткань и смешивал полученный экстракт с измельченными кусками обычного мыла. В результате получалась пенистая жидкость, которую он разливал по бутылкам, чтобы потом продавать на черном рынке. Однако на рынке было гораздо более качественное китайское мыло, и он почти ничего не выручил. Мать Ким продала всю домашнюю мебель на китайской границе и на эти деньги купила кукурузу. Половину они продали в Ранаме, а вторую половину оставили для семьи. Книги отца и его медицинские инструменты тоже пошли на продажу. Последнее, что можно было реализовать, — промасленную бумагу, покрывавшую земляной пол. Ким вспомнила, что когда-то они с братьями ходили на море за моллюсками. Несмотря на страшный холод, она добралась до берега, но обнаружила, что и здесь ничего не найти. Тогда она предложила пойти на холмы ловить кроликов. Мать рассмеялась — кролики, как и прочая живность, включая голубей и диких уток, давно были истреблены. Раньше на холмах росли лекарственные травы, но и их не осталось.
После того как выпал первый снег, в их деревне состоялась публичная казнь. Муж Ким был потрясен, узнав в двух приговоренных своих товарищей по цеху — их поймали при попытке вынести с завода несколько банок консервов. После этого он впал в депрессию. Однажды он рассказал Ким, как рабочие жаловались друг другу: мол, «для заграничных кошек рыбы им не жаль, а нам — шиш без масла». Эти разговоры услышали солдаты и избили рабочих до полусмерти. Потом муж ушел от них и, переправившись через реку Туманная, стал работать в Китае. Как-то раз он объявился дома с мешком пшеничной муки, и больше его уже не видели. Слухи ходили разные — кто-то говорил, что он утонул при переправе, а кто-то считал, что его поймали и расстреляли северокорейские пограничники. Впрочем, находились свидетели, утверждавшие, что он прекрасно устроился в Китае с какой-то этнической кореянкой. Судьба его так и осталась неизвестной.
Однажды братья позвали Ким, чтобы сходить на холмы за сосновой корой, которую у них в деревне теперь употребляли вместо хлеба. Кора отслаивалась с трудом, и после работы долго кровоточили пальцы. Дома они пользовались острым камнем, чтобы удалить верхний слой и живицу. То, что оставалось, на ночь помещали в воду, а потом кипятили с добавлением двууглекислого натрия. Слив остатки воды, массу сушили двое суток, подсохшую, складывали в мешок из конопляной материи, а потом, не вынимая из мешка, мяли при помощи круглого камня. Полученный порошок смешивали с пшеничной мукой или кукурузной мукой, а потом пекли лепешки. Волокна сосновой коры были безвкусными и плохо переваривались, отчего сильно раздувался живот. Именно это и произошло с годовалым ребенком Ким, который был слишком слаб, чтобы плакать. Сосновая кора облегчала чувство голода, но она почти не переваривалась. Ким выбирала древесные волокна из прямой кишки своего мальчика.
Как-то раз, пережевав волокна, чтобы сделать их помягче, Ким дала ребенку тюречку, но он не смог ее проглотить. Ким заставила, ребенок проглотил совсем немного и тут же начал извиваться, а через некоторое время его животик раздулся, как шар, — древесные волокна закупорили кишечник. После смерти отца в деревне не было доктора, и в тот же вечер малыш умер. В деревнях матери опасались класть своих детей в колыбель — всегда похлопывали их по животу, чтобы выходили газы. Когда Ким увидела чудовищно распухший живот своего ребенка, она решила, что убила его, и этот грех не сможет искупить даже ее собственная смерть.