Фатерлянд
Шрифт:
Одному из заключенных удалось схватить за ногу Орихару. Татено повернулся, чтобы ударить его по лицу, но увидел перед собой женщину. Ее халат был весь в лохмотьях, сквозь прорехи были видны груди и даже промежность. Глаза женщины дико сверкали. Она шевелила губами и пыталась что-то сказать, но ее рот был разорван. Хино попытался оттолкнуть ее, но в этот момент другой заключенный, приподнявшись, ухватился за торс Орихары, а третий дернул его за руку. Орихара старался не кричать, но когда ребята все-таки оттащили его, он выскользнул из их рук и, ударившись раненым бедром о пол, заорал от боли. Заключенные снова полезли на него, со стороны это выглядело, как групповое изнасилование. Наверное, обезумевшие люди думали, что, схватив Орихару, им удастся остановить и его спутников.
—
Татено оглянулся и увидел, что Орихара почти исчез под шевелящейся грудой человеческих тел.
— Прости нас, — прошептал он и тоже бросился к вращающимся дверям.
Перед ними был вымощенный кирпичом тротуар, затем газон с подстриженными кустами, дальше пролегала скоростная четырехполосная автомагистраль, а еще дальше были сосны, небо и море. Ребята побежали направо от КПП «Е», но до него было слишком близко — ближе, чем они ожидали. Сато первым выскочил на дорогу, остановился, навел свой АК на корейских солдат, но магазин был пуст. Тогда он бросил автомат и понесся в сторону залива. Воздух разорвали выстрелы. Сначала солдаты стреляли поверх его головы, но уже в следующее мгновение пули взрыли асфальт под ногами. Хино подумал, что они нарочно взяли ниже, чтобы только контузить Сато, а потом захватить в плен. Ну уж нет, лучше умереть, чем в качестве заключенного попасть на парковку.
Им не было нужды бежать зигзагами, так как огонь велся сбоку; это был самый сложный участок, так как за отбойниками скоростной магистрали корейские пули были уже не страшны. У Хино мелькнула мысль, что все это напоминает рекламный ролик, в котором счастливые юноши и девушки бегут к морю, а потом обнимаются. Но едва он представил эту картинку, как в ногу бежавшего впереди него Синохары угодила пуля, и тот упал.
Хино закинул себе на плечо его правую руку, Татено — левую, и они снова бросились бежать. Пули попали в асфальт, на котором остался смазанный кровавый след от ноги Синохары. Они как раз перелезали через отбойник, когда увидели бегущего по пляжу Сато.
— Нас слишком хорошо видно, — проговорил Синохара. — В нас троих легче попасть. Бегите без меня, я все равно ноги уже не чувствую.
— А как же твои жуки и лягушки? — покачал головой Татено.
— Да эти чертовы твари сдохнут от голода, если тебя укокошат здесь! — добавил Хино.
Еще одна пуля взвизгнула, ударившись об асфальт, и Хино вдруг почувствовал, как что-то горячее и острое проткнуло его бедро. Он подумал, что его застрелили насмерть, но с удивлением обнаружил, что продолжает бежать почти с той же скоростью, как и раньше. Позади них раздавались истошные вопли на корейском языке через громкоговоритель в лагере. Хино обернулся и увидел, как выбегают из палаток солдаты, занимая боевые позиции, а с КПП «А» мчатся три бронетранспортера.
«Ты видишь меня? — мысленно спросил он свою мать. — Видишь, как крысы бегут в панике?»
Стрельба прекратилась, так как корейцы поняли, что с пляжа беглецам уже некуда деться.
Сато крикнул:
— Не добежим до волнореза!
Хино не мог посмотреть на часы, чтобы узнать, сколько осталось времени до взрыва отеля, так как левой рукой поддерживал Синохару. Из бедра Хино текла кровь, которая сразу же впитывалась в песок.
— Черт, в тебя тоже попали? — воскликнул Синохара.
Все, что у Хино было ниже пояса, сковал холод. Ноги его больше не слушались.
— Хино! Хино-сан!
Голоса, звавшие его, становились все глуше и глуше — словно его оставили на берегу реки и звали теперь из уплывавшей по течению лодки. «Неужели это смерть?» — подумал он. В смерти не было ничего страшного. Просто придут другие и займут его место. Исихара приучил его к мысли, что никто не является каким-то исключением — тебе обязательно найдется замена. «Те, кто думает, что он — пуп Земли, все равно исчезнет бесследно», — еще успел подумать он, но потом мысли стали путаться, растворяться в засасывающей тьме. Он тонул, он погружался в глубину, словно лист, закрученный водоворотом. И в тот момент, когда он должен был коснуться дна, раздался невероятный грохот. Хино ощутил этот удар даже бесчувственными
12. Крылья ангела
11 апреля 2011 года
Ким Хван Мок снилось, что она спускается по дороге неподалеку от ее родной деревни. Все вокруг было покрыто снегом, и в наступивших сумерках нужно было следить за каждым своим шагом. Сзади приближался большой черный автомобиль. Интересно, что может делать здесь такая красивая машина? Какой-то частью своего существа Ким понимала, что все это ей снится. Из-за света фар она не могла разглядеть лиц водителя и пассажиров.
Машина, похоже, японского производства, сбавила ход, чтобы объехать ее, а потом остановилась — вероятно, кто-то из сидящих в салоне хотел поговорить с ней. Ким слышит голос, но не может разобрать слов. «Что вы сказали?» — спрашивает она по-японски, но тут же догадывается: кролики! Ей нужно изловить как минимум трех кроликов и принести шкурки в школу. И она должна обязательно это задание выполнить, так как мясо достанется ей.
Ким поворачивает голову по направлению к горам — автомобильные фары указывают ей путь. В руках у нее проволочные силки с петлей спереди, эти силки смастерил один из ее старших братьев. На вершине холма хорошо виден дом, где она родилась. Ким смотрит себе под ноги и понимает, что она босая. Так что ей придется зайти домой и надеть туфли, иначе путь в горы заказан. Она входит внутрь, ощущая под ногами глиняный пол, и видит, что вся семья выстроилась в ряд и ждет. Среди родных — вернувшиеся с военной службы старшие братья. Ким спрашивает, не видел ли кто ее туфель, но все молчат. От теплого пола ондоль[29] исходит запах горящих сосновых веток. Вместе со всеми должен быть и ее отец, но Ким его почему-то не видит. «Наверное, ушел куда-то», — думает она, но сразу же вспоминает, что отец не так давно умер.
Наконец Ким находит свои туфли, но оба башмака только на правую ногу. Вдруг до нее доносится голос:
— Быстрее! Быстрее!
Ким понимает, что голос принадлежит человеку из автомобиля. Он появляется из-за спины ее матери, проскальзывает мимо и выбегает во тьму с криком:
— Быстрее! Быстрее!
Ким Хван Мок проснулась раньше обычного, в половине шестого утра. Сердце бешено колотилось. Она чувствовала, что в ее жизни произошло какое-то важное событие и ей необходимо куда-то немедленно идти. Никогда раньше такого с ней не случалось, и она была совершенно сбита с толку. Раньше Ким почти никогда не видела снов или же забывала их в момент пробуждения. Даже дома, не говоря уж про армию, ей редко удавалось поспать больше четырех часов подряд. Она засыпала, едва успев коснуться головой подушки, и выпрыгивала из постели незамедлительно после пробуждения. У Ким просто не было времени на сны… И все же последние три ночи они ей снились. И каждый раз во снах к ней приходил один и тот же человек — японец. В первом сне он ничего не говорил, на следующую ночь он попытался что-то сказать ей, и вот теперь она поняла — надо торопиться. Его голос был не резким, не мягким. Но он звучал требовательно. Но у Ким не было обуви. Где же она оставила свои башмаки?
— Быстрее! — говорил ей японец. — Плюньте, что они на одну ногу! Пусть это даже чужие башмаки. Идите же скорее!
Ким поняла, что если не успеет догнать этого странного мужчину, то больше никогда не увидит его. Она бросилась за ним босиком — и в тот же момент проснулась.
Лежа на кровати, Ким обдумывала новое, доселе незнакомое ей чувство: смесь грусти и радости одновременно. Это было похоже на смешивание двух разных красок, в результате чего получается новый цвет. Раньше с ней ничего подобного не случалось, да и не было никого, кому можно было рассказать о таком. Кому она могла бы признаться, что вот уже три ночи подряд ей снится мужчина-японец, о котором она не может не думать, — будь то перед сном или даже днем. Свернувшись под одеялом, Ким Хван Мок никак не могла найти ответа, чем же так обаял ее этот человек. И на это утро ответа не было…