Фатерлянд
Шрифт:
Близость переполненного пациентами госпиталя, многие из которых умирали от рака или нуждались в немедленной операции, означала, что ни американские войска, ни Силы самообороны Японии не смогут атаковать захваченную гостиницу даже при помощи высокоточного оружия.
В начале восьмого утра того же дня Пак Мён сидел за столом, поглощенный изучением документов, касавшихся вопросов создания нового правительства Фукуоки, и сам не заметил, как перед ним на столе появилась дымящаяся чашка. Он поднял глаза и обнаружил перед собой женщину в офицерском звании. Женщина отдала ему воинское приветствие. Форма была ей чуть велика, но зато у нее были огромные миндалевидные глаза и небольшой носик, а рисунок губ предполагал наличие сильной воли. Облик дополняли слегка пухловатые, совсем девчоночьи, щеки. По знакам различия
— Думаю, это вкусно. Кстати, как ваше имя?
— Ли Ги Ён, — сказала она и некоторое время смотрела на Пака, пока не смутилась и не отвела взгляд.
Пак взял чашку, сделал глоток и тут же издал вопль, разорвавший тишину бывшего банкетного зала. Лейтенант Ли Кви Ху, сидевшая за соседним столом, повернулась в его сторону и прыснула от смеха. Все еще отводя взгляд, Ли Ги Ён закусила губу.
— Чер-рт! — прошипел Пак.
Он потянулся за носовым платком, чтобы вытереть со стола влажное пятно, но девушка опередила его, протянув пакет с надписью «бумажные салфетки».
— Что, сильно горячо? — спросила она с извиняющимися нотками в голосе.
Пак кивнул.
— Я вроде бы заварила черный чай, — продолжала девушка, — но не знала, как долго нужно греть воду.
Пак наконец вспомнил ее личное дело. Девушка служила военным врачом. В Фукуоку прибыли восемнадцать женщин, а если учесть Ли Кви Ху и Ким Хван Мок, всего их в команде было двадцать. Вообще же полностью укомплектованные женщинами взводы в составе подразделений разведки, воздушных десантников и пехоты — разумеется, под непосредственным руководством Политбюро — были созданы в КНДР в 1990 году.
Поскольку врачебное искусство Ли Ги Ён пока еще не было востребовано, она помогала от случая к случаю в повседневной жизни штаба, включая приготовление обеда для приглашенных японских чиновников.
Пак снова приложился к чашке и осторожно втянул в себя чай. Темная жидкость оказалась настолько крепкой, что у него онемели язык и полость рта. К тому же не было сахара.
— Что, невкусно? — забеспокоилась Ли.
— Вы хотя бы сахару положили, — сказал Пак.
— Так я сахарницу не нашла, — виновато отозвалась девушка.
Пак собрался было заметить, что японцы используют пакетированный сахар, но в это время все уставились на плоский экран телевизора, где показывали полицейских, устанавливающих на дороге ограничительные барьеры. Полковник прибавил громкости, старший лейтенант Чо Су Ём и лейтенант Чо Сон Ли удовлетворенно кивнули.
— Прошу прощения, — обратилась к Паку Ли Ги Ён, — я не очень хорошо понимаю по-японски. Что там происходит?
— Правительство решило блокировать Фукуоку, — пояснил он.
Накануне вечером, когда Девятьсот седьмой батальон вошел на стадион Фукуоки, солдаты из тех, кто более-менее сносно изъяснялся на японском, рассказали заложникам, обмениваясь с ними одеждой, что около десятка спецназовцев, переодетых в штатское, двинулись в сторону Токио. Вроде как некоторые из повстанцев выразили желание стать гражданами Японии, и поэтому решили проникнуть в столицу и там нанести визит вежливости в Императорский дворец и парламент. То же самое было сказано и владельцам захваченных у Ганносу машин. Говорили также, что у солдат видели карты Токио. Информация попала к журналистам и позже стала известна полиции. Мысль о том, что в столице появятся переодетые северокорейские спецназовцы, повергла правительство в ужас. Общественность выражала озабоченность тем, что государственные учреждения могут оказаться под прицелом корейских гранатометов. Как и предвидел полковник Хан, в сложившейся ситуации, не понятной до конца ни властям, ни народу, правительству ничего не останется, как попытаться изолировать Фукуоку, чтобы избежать масштабного вторжения сил ЭКК.
Телеведущие продолжали твердить, что действия властей во всей северной части Кюсю осуществляются исключительно в соответствии с законодательством о защите гражданских лиц. Во время своего выступления на пресс-конференции секретарь Кабинета министров на вопрос о том, были ли эвакуированы жители Фукуоки, покраснев и едва сдерживая слезы, ответил, что это решительно невозможно. Де-факто Фукуока превратилась в окруженный сушей остров. Во-первых, Силы самообороны еще утром 3 апреля закрыли аэропорты Фукуоки, Китакюсю и Саги. При этом до сих пор не было принято решение о закрытии аэропортов в Нагасаки,
— Но зачем? — негромко произнесла Ли, глядя в телеэкран.
Пак хорошо понимал ее реакцию. Действительно, зачем, вместо того чтобы проводить военную операцию против Экспедиционного корпуса, правительство решило заблокировать Фукуоку, сосредоточившись на отслеживании ситуации в столице? Всему виной были слухи. Ведь и так ясно, что ЭКК не сможет оказать влияние на всю японскую нацию. Просто правительство поддалось панике, испугавшись возможных терактов в Токио, и из всех сценариев выбрало наихудший. Но, во-первых, блокада Фукуоки была чересчур затратна в плане использования людских ресурсов, финансов и оборудования: привлечь десятки тысяч служащих Сил самообороны и полицейских — это стоит огромных денег; а во-вторых, блокада делала невозможными нормальный товарообмен и свободное перемещение граждан между островом Кюсю и остальной частью страны, что повлечет за собой экономический кризис.
Ли Ги Ён продолжала с озадаченным видом всматриваться в экран. Паку было понятно, о чем она думает: почему японцы не атакуют? Если и так их расходы на оборону превзошли все ожидания, то отчего бы не перейти в наступление? Если бы Республика оказалась в подобной ситуации, Великий Руководитель непременно велел бы контратаковать силы противника. Разумеется, при таком исходе было бы не избежать значительных человеческих жертв, но материальные затраты оказались бы сравнительно небольшими.
Перед самым началом операции Пак спросил полковника Хана, действительно ли Япония откажется от проведения военной операции, если при этом будут затронуты гражданские? Неужели они будут руководствоваться соображениями гуманизма?
— Гуманный политик, — рассмеявшись, ответил Хан, — это все равно что воинствующий пацифист. Взаимоисключающие параграфы. Политик просто обязан жертвовать меньшинством ради всего общества, то есть большинства. Правительство больше всего боится не жертв среди мирного населения, а той ярости, которую сей факт возбудит в народных массах. Правительство боится потерять поддержку большинства населения.
Ли Ги Ён извинилась и спросила лейтенанта Пака, не требуется ли ее помощь. Салфетки все еще лежали на столешнице. На упаковке бросалось в глаза название службы такси. Интересно, какое отношение служба такси имеет к изготовлению бумажных салфеток? Пак извлек одну из них и потер между пальцев, чтобы ощутить текстуру бумаги. Ни разу в жизни он еще не видел такой тонкой и мягкой салфетки. Приложил салфетку к губам, провел по щеке… точно шелк. Мягкость — это именно то свойство, что так присуще японцам. Столь же нежен и мягок был утренний воздух над островом Ноконосима, как, впрочем, и воздух на стадионе Фукуоки. Или глаза этого убитого юноши-фермера… «Будто втыкаешь пальцы в свежий соевый творог», — описал свои ощущения Чхве Хён Ир. Розданное спецназовцам японское нижнее белье тоже оказалось мягким и нежным, словно сотканным из невидимой материи. Кровати и диваны в отеле были чрезвычайно мягки.