Фатерлянд
Шрифт:
Пять блоков с камерами шли параллельно друг другу, разделенные проходом шириной метр. В каждом блоке находилось от пятнадцати до двадцати камер-ячеек, перегороженных листами кровельного железа высотой чуть ниже человеческого роста. Сверху камеры не перекрывались. Перегородки крепились при помощи деревянных распорок, вмурованных в бетон, а сзади к конструкции приколачивался толстый фанерный лист. Двери висели на петлях и открывались ключом, освобождавшим шток замка. Одеяла в камерах были в половину своего нормального размера, то есть попросту разрезаны пополам. Подушек не предусматривалось. Заключенные носили только тонкие хлопчатобумажные халаты и резиновые шлепанцы.
В коридоре между блоками появилась шатающаяся фигура человека с поганым ведром в руке. Это был подследственный № 9, почти
Рядом с запасным выходом стоял большой автобус. Сиденья в салоне были сняты, и теперь транспортное средство служило помещением для досмотра. Из окон открывался вид на камеры, и сразу становилось ясно, что сбежать отсюда практически невозможно.
При виде Чхве двое солдат вытянулись и поприветствовали его. Омура побледнел, но все еще старался держаться достойно. Ему приказали раздеться, осмотрели волосы, рот и заглянули в анус. Костюм-тройка, перламутровые запонки, обручальное кольцо, наручные часы и очки в черепаховой оправе были конфискованы. Затем ему объяснили, что любой акт неповиновения приведет лишь к тому, что его изобьют обученные тхэквондо и кёксульдо охранники. Повторный проступок повлечет более жесткое наказание. Наконец Омуре вручили его тюремную одежду — нестираный гостиничный халат, пропахший потом и прочими человеческими выделениями. Лишившись очков, подслеповатый Омура долго не мог справиться с рукавами…
В течение одного дня все оставшиеся следы его прежнего положения должны были бесследно исчезнуть.
Чхве отпустил На в лагерь, чтобы тот приготовился к следующему рейду, назначенному на вторую половину дня. Сам капитан отправился в комнату, где проводились допросы. Некогда это помещение три на четыре метра служило административным офисом. Со стен свисали веревки и проволока, посередине стоял небольшой стол с прикрученными тисками и кузнечной наковальней. Рядом лежали вымазанные в крови плоскогубцы и молоток. Большую часть пола закрывал синий брезент. У стены стояли двое солдат, державшие в руках палки с потемневшими пятнами.
На нижнем этаже отеля содержались только подследственные. Заложники — все трудоспособные мужчины от пятнадцати лет и старше, включая сотрудников отеля и некоторых водителей отъятых Девятьсот седьмым батальоном машин, — размещались на двадцать втором этаже. Солдаты вывели весь транспорт с автостоянки на этаже В2 в лагерь, оставив на месте только автобус. Надзиратели вскоре стали называть номера для заложников гостевыми комнатами, а камеры для подследственных — административным центром, так в Республике официально именовались исправительные лагеря.
Чхве сменил камуфляж на зеленую полевую форму с повязкой на правом рукаве, означавшей служащего Специальной полиции. При виде начальства солдаты вытянулись в струнку. Достоинства Чхве были хорошо известны всем служащим Девятьсот седьмого батальона. В капитаны он был произведен после захвата «Фукуока Доум». К нему относились почти что с благоговением, так как, в отличие от большинства солдат ЭКК, он действительно участвовал в боевых действиях. В 1995 году Чхве и его товарищи перешли границу с Южной Кореей, где убили несколько солдат марионеточного режима и гражданских. В 1998-м он участвовал в вооруженном конфликте на необитаемом острове в заливе Кёнги.
И все же главным его достоинством был не послужной список,
Войдя в помещение, Чхве спросил лейтенанта Ли Су Ира, ответственного за полицейское расследование, сообщил ли подследственный № 6 имена управляющих активами и владельцев банковских счетов. Ли был родом из Сепона, что в провинции Кангвон, расположенной неподалеку от демилитаризованной зоны. В 2008 году он был переведен из Штаба обороны в Девятьсот седьмой батальон. Ему было двадцать семь лет, и в своих очках без оправы он походил на школьника, хотя в его личном деле было указано, что Ли полтора года числился командиром снайперского взвода в демилитаризованной зоне. Кроме того, Ли был специалистом по допросам вражеских шпионов и политических преступников. Он сообщил Чхве, что с подследственным № 6 все закончено, а подследственный № 7 уже согласился на сотрудничество по конфискации его активов. С этими словами Ли указал на человека с черными от порошка для снятия отпечатков пальцами, сидящего на стуле. К заключенным обращались не по имени, а по присвоенному каждому номеру, для того чтобы лишить их идентичности и пресечь в корне всякую способность к сопротивлению.
Номер 7 ранее занимался незаконным вывозом отходов. Он был крепкого телосложения, настоящий громила, но с того момента, как его доставили в административный центр, надели грязный гостиничный халат и дали пообщаться полчаса с охранниками, он стал тише воды ниже травы, как, впрочем, все, кому не посчастли вилось попасть на допрос к ЭКК. Номер 7 пытался подписать необходимые бумаги, но, поскольку кожа на его руках почти слезла от побоев, он не мог нормально держать перо. Активы, которые он добровольно передавал Экспедиционному корпусу, были размещены на различных счетах (более девяноста миллионов иен на одном и тридцать миллионов долларов на другом), плюс к этому почти миллиард иен, размещенных в акциях, банковских долговых обязательствах и вложенных в коллекцию антиквариата, куда входили старинные мечи, фарфор и древние свитки.
Заместитель командующего Ли Ху Чоль решил, что в связи с юридическими трудностями недвижимость заключенного не будет подвергнута конфискации. Кроме того, учитывая сложившееся в Японии общественное мнение, от наказания будут освобождены и его родственники. Последнее обстоятельство особенно мучило Чхве, поскольку в Республике действовало правило, согласно которому ответственность распространялась на три поколения семьи преступника. Однако полковник Хан Сон Чин, как и его заместитель, настаивали на том, что коль скоро японцы не принимают подобную практику и считают ее ретроградной, то введение такого правила может вызвать ненужную враждебность местного населения по отношению к силам Экспедиционного корпуса. Чхве и Ким Хак Су высказали свои возражения на сей счет, но командующий остался непреклонен. Главной целью принципа ответственности трех поколений являлось не просто стремление наложить коллективное наказание и укрепить систему управления через страх, а все-таки заставить уважать и понимать всю важность родовых связей. Но Чвхе никак не мог понять, почему Экспедиционный корпус должен был принимать в расчет чувства побежденных.