Фатерлянд
Шрифт:
— Это всего лишь предположение, основанное на утечке информации из коммерческого банка, — почти шепотом сказал Набесима. — Но, если правительство узнает о транзакциях по счетам Экспедиционного корпуса, они попытаются заморозить их активы? Понятное дело, что они не смогут сделать это без согласия банка. А банк вряд ли станет обращаться к ребятам из ЭКК, мол, приносим извинения, но ваш счет заморожен согласно указаниям правительства. Если вам приставляют к голове ствол автомата, то вы, скорее всего, поступите так, как вам говорят. Тут уж и счет откроешь, и фиктивное имя для учетной записи сделаешь, да все что угодно. И что, если правительство исключит эти банки с финансового рынка Японии? Тогда им придется заморозить каждую учетную запись, ведь так? Конечно, если дойдет до этого, правительство должно будет заявить, что вся наличность и облигации, которые расположены на банковских счетах, не стоят бумаги, на которой они напечатаны. Так что пусть Фукуока и весь Кюсю
— Ух ты! — произнес Йокогава.
Слушая своих коллег, он испытывал смешанные чувства. Скорее всего, у ЭКК действительно имеются счета в японских банках, и в этом им помогли служащие банков и мэрии. Карита назвал их «коллаборационистами» — таковыми они и останутся для истории. Но обвинить их в этом трудно. Когда выпущенная из гранатомета ракета раздолбала половину электронного табло на стадионе «Фукуока Доум», казалось, все, кто присутствовал при этом, сделались деревянными, потеряв способность реагировать на происходящее. И все поступили так, как приказали им корейские коммандос. Даже сейчас никто не знал, как реагировать на действия Экспедиционного корпуса. Отделение Кюсю от Японии? Вряд ли этот шаг доставлял удовольствие правительству. Они, скорее всего, просто не знали, чем можно пожертвовать в данном случае и что нужно попытаться спасти, и поэтому не могли принять верного решения. Они не призывали бороться с террористами, но и ничего не говорили насчет возможного сотрудничества с Экспедиционным корпусом; все принятые правительством меры были, по своей сути, паллиативными, а никак не частью какой-то продуманной политики. Когда на тебя наставлено ружье, что можно делать, кроме как подчиняться приказам?
Журналисты стали обсуждать действия почты и курьерских служб в условиях блокады острова. Авиапочта останется под вопросом, а для наземных отправлений нужно будет получить разрешение на транзит грузового транспорта. Проблемой оставался запрет на вывоз из порта Хаката техники, но, как отметил Набесима, рано или поздно это должно как-то разрешиться.
Хотя никто из собравшихся за столом почти не спал уже сутки, всем до крайности хотелось просто поговорить.
— Я тут заказал на «Амазоне» весьма интересную подборку фоток, — сообщил Карита, — и получил сообщение, что они отправлены именно в тот момент, когда был захвачен «Фукуока Доум». Теперь вот не знаю, а вдруг моя жена сможет их надыбать?
Мацуока и Набесима рассмеялись, попыхивая своими сигаретами. Мацуока курил «Хи-Лайт», а Набесима довольствовался «Майлд Ларке», хотя оба предпочитали «Севен Старз». Кодама сказал, что весь запас «Старз» оказался распродан. Мацуока заметил, что ночные клубы в Накасу, возможно, еще будут открыты, а Карита, давясь от смеха, сказал, что около моста Харуёси есть корейский паб «Бригада удовольствия», которому не помешало бы срочно сменить название.
Поскольку встреча на корейском КПП «D» была назначена на полпятого, Йокогава решил зайти в мэрию. Начальник предупредил, что мэр хотел его видеть и что лучше держать это свидание в тайне. Мацуока, Набесима и Карита проводили его до дверей, наперебой давая советы: взять обычную камеру вместо цифровой, поскольку не ясно, когда отключат электроэнергию, надеть вместо кожаных туфель кроссовки на случай, если придется бегать, не пытаться говорить на своем дурном корейском, и прочее. Коллеги хотели довести его до лифта, но Йокогава отмахнулся:
— Ну ладно, не очень-то уж, знаете ли!
Откровенно говоря, перед грядущей встречей с людьми из Экспедиционного корпуса Йокогава все же немного нервничал. Сама мысль о том, что ему придется вернуться в лагерь, заставляла сердце учащенно биться. Но, с другой стороны, не было никакого смысла делать драму и устраивать ему почетные проводы. Йокогава всегда стремился избегать излишнего шума. Ему случалось выезжать далеко за рубеж, чтобы сделать репортаж о том или ином конфликте, и чем тише его провожали, тем было лучше. Прощальные церемонии с друзьями и любимыми были откровенно вредными. Чем опаснее предстояла миссия, тем спокойнее следовало держаться, делая вид, что ничего страшного не происходит, а предстоящая поездка в «горячую точку» не страшнее прогулки по парку.
Он вышел из редакции через черный ход и сел в поджидавшую его машину. Мэрия виднелась впереди, и в этот час ее здание еще отчетливее выделялось на фоне пустынных улиц. Свет горел на всех этажах. С момента начала оккупации Фукуоки для служащих не осталось буквально ни одной минуты для отдыха.
Подъехав к зданию, он прошел к главному входу и, показав свою карточку охраннику, сказал, что у него назначена встреча с мэром. Охранник направил его не в кабинет мэра, а в Окружное бюро на тринадцатый этаж. Но когда Йокогава поднялся на лифте, его никто не встретил. По одной стороне длинного коридора шли двери конференц-залов, начиная с номера 1301. Он замешкался, не понимая, куда ему идти. Коридор заканчивался двойными дверями матового стекла,
— Извините, что пришлось вас обеспокоить в такой ранний час, — сказал Тензан.
Мэр выглядел вконец измученным. Хотя он был чисто выбрит, его галстук косо сидел на шее, а рубашка была измята. Редкие волосы градоначальника стояли дыбом, плечи опустились еще ниже, отчего он казался совсем сутулым. В комнате площадью не более двенадцати квадратных метров помещался фанерный стол и несколько поломанных старых стульев. У окна приютилось какое-то растение в горшке, явно требовавшее полива. На столе грудой лежали листовки с призывами о защите окружающей среды и утилизации промышленных отходов. Остальное пространство стола занимали пустые бутылки, чайник и чашки; из алюминиевой пепельницы торчали сигаретные окурки. На стене криво висели часы с потускневшей серебряной надписью «Дар от часовой мастерской Танакамару».
— Прошу простить меня, что не встретил вас, — произнес Тензан с чисто токийским выговором.
Тензан не был коренным жителем Кюсю. После успешной работы на должности консультанта в области управления он вернулся в родной город своей матери как кандидат от старой Демократической партии и выиграл выборы. Обращаясь к избирателям, Тензан отметил, что, хотя он и не коренной житель Фукуоки, он всегда ощущал себя ее гражданином и что возрождение города не будет зависеть от сторонних мнений. Мэр решил прибегнуть к помощи неправительственных организаций, чтобы модернизировать систему городского управления и восстановить его финансовые основы, и даже преуспел на этом поприще, использовав свои связи с восточноазиатскими предпринимателями и создав специальную экономическую зону, свободную от государственного регулирования. Но, несмотря на очевидные успехи, в системе городского управления у него появилось множество недоброжелателей.
Тензан оглядел небольшой зал заседаний.
— Я почему принимаю вас в таком месте… мне хотелось ввести вас в курс текущих событий, но без посторонних ушей.
Йокогава удивленно посмотрел на мэра. Тот сказал: «Дайте же мне объяснить», — но вместо объяснений затянул длиннейшую речь о принятых мерах по уменьшению государственного контроля за банковскими операциями и об изменении образа мышления муниципальных служащих. Лучшим средством для этого мэр полагал объединение служащих путем постановки перед ними общей, единой цели. Первым делом, считал Тензан, нужно улучшить межведомственные связи. Как и вчера на пресс-конференции, он говорил глухим, чуть хрипловатым голосом. Одних сильно раздражала такая манера его речи, других же приводила в восторг, так как в ее простоте кому-то виделась своего рода честность. Йокогава не стал вдаваться в глубокий анализ особенностей модуляции; ему хотелось поскорее услышать суть.
— Как только мы начали добиваться реального прогресса в отношениях, появились и результаты. После пресс-конференции я подумал о проблеме мусора и сточных вод на территории их лагеря. Я пустил пробный шар и переговорил с командующим Корпусом насчет допуска нашего персонала, который способен решить создавшуюся проблему.
Каждый раз, когда мэр поворачивался на стуле, пружины скрипели и стонали.
— Мы заключим подряды на вывоз мусора и прием сточных вод, причем заниматься этим вопросом будут специалисты не ниже среднего звена. Наше сотрудничество должно быть спокойным, без эксцессов. Корейцы, как вы знаете, не очень-то терпимы, так что может случиться всякое. Мне пришлось буквально заставить себя просить старших сотрудников помочь в этом вопросе — у них ведь тоже есть семьи… Но дело в том, что пятьсот человек производят огромное количество отходов и канализационных стоков, и если этим вопросом не заняться, то возникнет опасность эпидемии. А кроме того, нам придется где-то размещать и эти сто двадцать тысяч солдат, которые, как говорят, уже на пути в Фукуоку. Мы не хотели бы, чтобы корейцы просто так присваивали себе землю и здания, и уж тем более не хотелось бы, чтобы они бесконтрольно рассеялись по всему городу. И тут мне в голову пришла идея, как заставить их осесть на рекультивированном участке в Одо — помните, там такой огромный пустырь рядом с бывшей начальной школой? Но нам потребуются специалисты для того, чтобы подготовить участок и сделать его пригодным для проживания. Сначала я обратился к Оноэ Чикако, которая до этого работала в управлении портом. Она прекрасный специалист и даже немного говорит по-корейски. Конечно, сначала она несколько опешила от моего предложения, но мне удалось убедить ее. Ну, уж если женщина согласилась, то убедить мужчин будет куда как проще. Но вот что получилось: со вчерашнего дня в лагере ЭКК побывало в общей сложности восемь наших служащих. До меня дошла информация, что они буквально из кожи вон лезли, чтобы угодить корейцам, и даже выходили за рамки своих служебных инструкций. Что ж такое делается-то, а?