Фатум

Miss_Windrunner

Осознание масштабов собственной глупости к беглянке пришло далеко не сразу. Когда Николь вслепую ползла по туннелю, собирая локтями и коленками каждый выступ и каждую неровность, она не придавала этому значения: обида затмевала все – и злость, и боль, и здравый смысл. Никки не думала о том, что будет после того, как пещера кончится и она попадет к «черному выходу» из убежища. Для девушки существовало лишь здесь и сейчас. И, разумеется, она была уверена, что поступала правильно, ведь она не дура! Какой нормальный человек будет добровольно сносить подобное отношение? Какой адекватный индивид останется в замкнутом пространстве с инопланетным маньяком, который мог одним взглядом переломить ему хребет?

Второй намек судьбы, который девушка проигнорировала так же, как и предыдущий, настиг Николь на выходе их пещеры: препятствием номер два стала стена воды, которая и отделяла беглянку от долгожданной свободы. Разогнувшись и встав в полный рост, Никки потянулась и взглянула на свои многострадальные конечности: кожа на ее коленках была содрана, такие же кровавые «заплатки» украшали ее локти; возможно, ущерб, нанесенный ее телу, был гораздо больше, но Николь не могла этого знать:

единственным источником света на выходе из ущелья был лунный свет, бликовавший на мини-водопаде, который и скрывал пещеру от посторонних глаз. При любых других обстоятельствах девушка бы просто улыбнулась и насладилась видом: освещенная ночным светилом, вода казалась жидким серебром. Однако сейчас внутренний эстет беглянки находился в анабиозе, уступив бразды правления своим коллегам: уязвленному эго и ослиному упрямству. К несчастью для девушки здравый смысл не прошел в финальный этап голосования, а потому не мог встать у руля; не мог предупредить свою горе-хозяйку о том, что карабкаться по скользким скалам ночью, без обуви и с не совсем функциональными конечностями было, мягко говоря, неразумно; твердо говоря – попахивало самоубийством. А потому Николь, ведомая исключительно одними эмоциями, находила подобную перспективу даже забавной: она сразу вспомнила популярные тв-шоу, где похожую полосу препятствий проходили разные певцы, актеры и олигархи: если уж эти заплывшие жиром денежные мешки справлялись с подобным, то и у нее получится. Тот факт, что на участников шоу одевали специальную экипировку и страховку, да еще и приставляли к ним по парочке спасателей, девушка благополучно забыла. Забыла Николь и то, что, вообще-то, она всегда считала подобные программы невероятной глупостью, ибо она постоянно задавалась одним вопросом: что двигало теми селебрити, которые соглашались на участие? Неужели их жадность обладала над ними такой властью, что они были готовы рисковать собственными жизнями ради каких-то, по их меркам, грошей? В итоге Николь всегда приходила к выводу, что эти, так называемые, звезды – дураки, ибо только дебилы намеренно подвергают себя опасности без какой-либо необходимости.. Но она не такая! Нет, она рисковала не ради денег! Она рисковала ради свободы! И плевать, что на ней были всего лишь растянутые физкультурные штаны (вполне возможно, что мужские) и не менее растянутая борцовка, вместо гидрокостюма и наколенников. А обувь так и вовсе для слабаков. Николь нисколько не сомневалась в собственном успехе: ведь у нее было то, чего не было ни у одного участника шоу – страх. У нее не будет второго шанса. За кустом не прячется каскадер, который в любой момент выпрыгнет из укрытия и спасет ее. Первая же ее ошибка, вероятно, станет последней, а потому у нее был один выход: не косячить.

Осознание того, что она все-таки дура, обрушилось на девушку лишь тогда, когда она в позе человека паука застряла на скале. Мокрая одежда, как целлофан, прилипала к телу и сковывала движения, но, что еще хуже, даже слабенький ветерок теперь казался ледяным. Стуча зубами от холода и рыдая от безысходности, Никки все равно продолжала карабкаться, но толку было чуть: босые ноги кровоточили, а руки все время норовили соскользнуть. Раньше Николь никогда не испытывала проблем с высотой, но только теперь она просекла фишку: она не боялась высоты только тогда, когда не смотрела вниз. Вверх смотреть тоже не хотелось, потому что спасительный обрыв казался таким близким, будто стоило только руку протянуть и…. На деле же Никки уже несколько часов карабкалась по сырому камню, но скала все не заканчивалась. Тихий внутренний голосок настойчиво предлагал ей вернуться обратно, но сначала Николь из принципа не желала слушать, а потом она только и могла, что слушать, ибо пошевелиться сил уже не было. Только когда на горизонте забрезжил рассвет, рука девушки нащупала траву: она добралась. Продолжая реветь – вот уж к чему у нее был явный талант – беглянка, не веря собственной удаче, из последних сил подтянула свою вымокшую, закоченевшую тушку наверх и, свернувшись калачиком, отключилась.

Когда Николь проснулась, солнце уже заявило права на небосвод. Но пробудили девушку не первые лучи светила, а тот факт, что ее ногу кто-то… жевал. Никки рассмеялась, не открывая глаз, не в силах бороться с истерикой: человек, спортивная подготовка которого сводилась к членству в группах о здоровом образе жизни в социальной сети, смог преодолеть сеть туннелей, водную стену, несколько метров отвесной скалы, только ради того, чтобы быть съеденным заживо на финише?!! Девушка смеялась все громче, перекатываясь на спине, а жевание начало сопровождаться утробным рычанием. Николь вовсе не было больно: либо «жеватель» решил продлить себе удовольствие и пожирать добычу медленно, либо после своих ночных игр в человека-паука девушку разбил частичный паралич, и потому она не чувствовала всей гаммы ощущений, которые обычно сопровождают расчлененку. Неизвестно, что было хуже: первый вариант предполагал ну очень долгую смерть; второй же делал смерть самым гуманным выходом. От подобных мыслей беглянка зашлась в очередной порции истерического смеха, которому, казалось, не будет конца.

Наконец, хохот отступил, Никки распахнула глаза и с кряхтением села: «жевателем» оказалась большая, черно-белая пастушья собака. Увидев, что его застукали на месте преступления, пес замер и посмотрел на Николь – ланч своими печальными карими глазищами; ногу он больше не жевал, но и не выпустил. Николь не менее грустно пялилась в ответ в ожидании незнамо чего: вряд ли животное собиралось что-то ей объяснять; да даже если бы и собралось, то это мало что меняло: Никки хоть и училась на переводчика, но собачьего диалекта в ее программе не было. С другой стороны, у девушки выбора не было: если она хотела получить свою ногу назад, нужно начинать переговоры. Она уже открыла рот, готовясь выставить вербальный белый флаг, как вдруг за ее спиной зашевелилось другое пушистое тело; вторая псинка той же масти попала в поле зрения Николь, и тогда до девушки дошло: это вовсе не утреннее солнце ее согревало все это время; ее грели животные. Прямо, как в фильмах.

–

Привет! – несмотря на то, что она чувствовала себя совершенно разбитой, преисполненная благодарностью девушка улыбнулась и осторожно протянула руку к ближнему черно-белому обогревателю. Тот, приподняв уши, понюхал протянутую конечность и, видимо, оставшись довольным учуянным, позволил себя погладить. Восторженная Николь тут же подалась к животному всем телом, запуская руки в длинную, сваленную шерсть. Ей было наплевать на грязь: ее руки тут же стали пыльными от контакта с мехом, но оно того стоило. Жизнь уже не казалась таким дерьмом, а проблемы перестали выглядеть как приговор. – Это вас подкармливает дядя Фил? А? – Николь совсем по-детски обхватила вытянутую мордочку пса и повернула ее к себе. Да, перед девушкой определенно были, в каком-то смысле, ее коллеги – еще одни подопечные Монро.– Да мои вы лапки, мои хорошие! – сюсюкала девушка, радуясь, как ребенок. Вскоре она уже играла с обеими собаками – Лизуном и Грелкой – самозабвенно смеясь, напрочь забыв о всех проблемах. Все-таки собаки были лучше людей: если бы не они, она бы замерзла этой ночью на радость Зомби. Они спасли ей жизнь! – Откуда вы здесь, ребята? Вы…- псы вертелись и виляли хвостами, видимо, соглашаясь со всем, что она говорила, а ее, между тем, пронзила догадка: так ведь это собаки с ее псарни. Точнее, с псарни дяди. – Так вы ж как бы мои, да?

И снова псы завиляли своими меховыми метелками, прыгая вокруг нее. Николь приняла это за положительный ответ, хотя и не исключала такую возможность, что животные просто усыпляли ее бдительность, чтобы потом, когда она уснет, быстренько ее слопать. Их можно понять – когда им еще еды принесут? Дядя Фил еще спал, наверное…

– Черт! – на безоблачном небе радости вновь замаячили тучи проблем: девушка вспомнила, что она, вроде как, была в бегах. Сеанс собачьих ласк завершился. Неуклюже поднявшись на ноги, беглянка осмотрелась: на востоке, озаренный рассветными лучами, виднелся дом ее дяди. Николь не сдержала удивленного вздоха: этой ночью она прошла немалое расстояние, ибо усадьба Ричарда Прайса, огромная каменная крепость, выглядела, как опаленный спичечный коробок. Лизун и Грелка принялись прыгать вокруг девушки, оставляя грязные ляпки на ее штанах (точнее на том, что от них осталось), возвращая Никки к реальности. – Нет, ребят, у меня нет ничего поесть, – огорченно пробубнила она, отвернувшись от усадьбы. Нужно уходить. Пока она спала, Зомби мог обнаружить ее пропажу. Возможно, он уже начал погоню. Нда. Все-таки она была непроходимой тупицей: ну вот выбралась она, а дальше-то что? Взять дубинку, грохнуть мамонта, сделать из его шкуры набедренную повязку и залезть на дерево? Ибо только это Николь и оставалось, потому что у нее не было с собой ничего, кроме раненного самолюбия и головной боли: ни денег, ни еды, ни нормальной одежды, не говоря о документах, которые, небось, так и остались лежать в ее сумке за портретом деда. А в худшем случае их нашел Зомби, и, следовательно, теперь имя Вороной Вероники Андреевны было рассекречено. Вот и получалось: идти в дом – нельзя, там Зомби; остаться с личными обогревателями – тоже, ибо дядя Фил рано или поздно придет их кормить; идти прочь – а куда? На трассу ей путь заказан: поймать-то попутку ей, может, и удастся, но вот добраться до пункта назначения – навряд ли: она же теперь, вроде как, маньяк-убийца. Идти в лес – чистое самоубийство. Пусть медведей она не встретит, но вот на волков или бешеную лису вполне может наткнуться. Классный заголовок в газете получится: «Психопатка, спалившая собственный дом, умерла от бешенства».

Плетясь вдоль обрыва в сопровождении своих пушистиков, Николь погрузилась в раздумья. Вот только ничего путного серое содержимое ее черепушки выдать не могло: единственное, что Николь знала наверняка, это то, что с каждым днем список того, что могло ее убить, становился все длиннее. Гипотермия. Голод. Бешенство. А может, она, вообще, умрет от заражения крови: у нее же все стопы исполосованы. Вспомнив про свои «трофеи», полученные во время ускоренного курса скалолазания, Николь опустила глаза на свои ноги и удивленно вскинула брови: вообще-то, ее раны стали выглядеть лучше. Возможно, Лизун вовсе не пытался отхряпать ей ногу – он зализывал раны! Бывает же! Еще пара таких сеансов, и ножки будут как у младенца! Николь покачала головой, издав нервный смешок: она уже начала думать рекламными слоганами. И это при том, что в одиночестве она провела менее суток. Черт!

Потерявшись в собственных размышлениях, девушка не заметила, как остановилась. Она вновь смотрела на дом своего дяди, усиленно вытягивая шею, один-в-один как сурикат в саванне, в то время как собаки перестали путаться у нее под ногами и потрусили куда-то в сторону деревьев. Они периодически останавливались и оглядывались на девушку, очевидно предлагая следовать за ними. И Николь пошла, решив довериться судьбе: в конце концов, если дела пошли совсем плохо, то можно по-быстренькому записаться в фаталисты – чему быть, того не миновать. Если ей суждено быть съеденной собаками в темном лесу, да будет так. Весь груз ответственности за свои решения всегда можно переложить со своих плеч на Провидение: Николь не виновата в том, что она дура – так в ее судьбе написано. Она не виновата в том, что с ней произошло; просто так сложились звезды. Да, определенно, с такой позицией жизнь казалась гораздо легче.

Вскоре оказалось, что, вопреки худшим ожиданиям беглянки, собаки вовсе не заманивали ее на обед в качестве основного блюда: они уверенно пробирались сквозь заросли по только им знакомой тропе, продолжая следить за тем, чтобы Николь не отстала. Интересное дело, они совсем не лаяли, будто знали, что девушка избегала лишнего внимания. Наконец деревья стали редеть, и процессия вышла на небольшую опушку. Николь приходилось идти медленнее, потому что пожухшая трава ранила босые ноги. Под сенью деревьев идти было проще: трава, скрытая от жаркого солнца, была зеленее, мягче и сочнее. Опушка же, незащищенная от палящих июльских лучей, была покрыта пожухлой травой, среди которой кое-где пробивались мелкие цветочки: розовые, белые, желтенькие. Выглядело красиво, конечно, но ступни Николь были крайне далеки от получения эстетического кайфа; они бы не отказались от пары обуви с хорошей, плотной подошвой.