Фатум
Шрифт:
Опушка была практически полностью окружена деревьями: стена из стволов была такой плотной, что Николь с трудом верилось в то, что она находилась рядом с жилой территорией. Однако мохнатые проводники держались уверенно и продолжали идти вперед: туда, где поляна плавно переходила в огромный овраг. Сначала девушке показалось, что внизу был свален какой-то хлам, но, подойдя ближе, она поняла, что это был старый, полуразвалившийся сарай. Лизун, который первый добрался до конечной точки, остановился у перекошенной двери и, топая лапками на месте, довольно вилял хвостом. У девушки вновь проснулась совесть: пушистики наверняка проголодались и ждали награды за свои старания, но Николь могла предложить им разве что себя.
Старое сооружение не внушало девушке доверия: деревянные стены светили дырами, а крыша частично провалилась:
Итак, теперь девушка была свободна, вот только проблем от этого возникло еще больше. Она не знала, куда податься и что делать. Кому верить? Она чувствовала себя так, как будто ее выбросили из самолета, но оба ее парашюта не раскрылись. И теперь она с бешеной скоростью летела вниз, прекрасно осознавая, что, что бы она ни предприняла, результат будет один и тот же: она разобьется. Идти к Дэвиду? Страшно. Николь мыслями вернулась к их второму знакомству там, в клинике: она вспомнила тот внутренний трепет, недоверие и настороженность, которое царили в ней, когда Дэвид подошел к ней. Если подумать, он врал ей буквально с первой минуты их встречи: какова вероятность того, что он не продолжит в том же духе? То, что она о нем узнала от Зомби и Монро, проливало свет на многое, однако, она все еще ломала голову над тем, зачем Дэвид спас ее. Если раньше он добывал информацию, то потом, после пожара, она стала бесполезна, так? Спас ли он ее просто так, по доброте душевной? Хватит ли этого его поступка для того, что выбрать его в союзники? У Николь не было ответа. Сама мысль о том, что Дэвид мог влезть ей в голову, сводила ее с ума. Даже сейчас, сидя в кипе сена в Богом забытом месте, она не могла с полной уверенностью сказать, были ли ее мысли…ее мыслями.
Пойти в полицию? Изначально Николь и планировала так поступить: одна бы она никогда не справилась с Зомби, не смогла бы распутать преступление. Но после встречи с Ребеккой, Николь была не так уверена в правильности данного поступка. Женщина, которая знала ее с детства, которая заплетала ей волосы в школу и готовила ее любимые кексы по праздникам, смотрела на нее так, что Никки почувствовала себя кем-то средним между Гитлером и Джеком Потрошителем. Если уж Ребекка поверила в то, что Николь причастна к преступлению… Да какой там, если она поверила в то, что Николь убила собственную тетю, то что уж ждать от полиции? И здесь появляется другая загвоздка: если Никки уверена в том, что она невиновна (а она уверена), это могло значить только то, что Ребекка была под внушением. А кто мог сделать это, кроме Дэвида? Никто, насколько ей было известно.
За этими думами Николь провела весь день, очнувшись только тогда, когда Лизун вновь вцепился в ее ногу. Девушка попыталась отстранить животное, но тот, видя тянущуюся к нему руку, сразу отступал. Стоило же Николь отвлечься, как он снова приступал к жеванию.
– Да что ж ты делаешь, а?? А?? – девушка перешла в наступление: какой пес устоит перед почесыванием животика? Вот и Лизун не стал исключением. Все-таки ее лохматый пастух отощал: не нужно быть ветеринаром, чтобы это понять. За счет шерсти псы выглядели массивными и мощными, но, на самом деле, время, проведенное в самоволке, не пошло им на пользу.
Все повторялось снова и снова: стоило Николь оторваться от чесательных процедур, пес с утробным рычанием накинулся на ее ногу. Девушка не знала, смеяться ей или плакать. Сначала она думала, что собака пыталась исцелить очередную рану, но мохнатый лекарь и не думал этого делать: вся
– Что за хрень? – Николь вновь склонилась над стопой, зажав новообразование двумя пальцами, будто собиралась выдавить нарост, как прыщ. Тот не поддался, но болезненно стрельнул. – Какого…
Но тут внимание девушки привлек лай. Мега-прыщ был забыт, и Николь вся обратилась в слушание. Вот только, как назло, после того, как лай оборвался, кроме собственного учащенного дыхания и бешеного сердцебиения она ничего не слышала. Гребя конечностями как в бассейне, девушка продралась сквозь сено и приникла к зазору в стене между двумя гнилыми досками; где-то совсем рядом жужжала оса, пчела или еще какая-то бука, от которых девушка обычно бегала, как от чумы, но в этот раз она и бровью не повела. Взгляд Николь метался по тому скудному клочку опушки, что просматривался сквозь просвет, цепляясь за каждую деталь: то птица вспорхнет на другую ветку, то ветер прогуляется в листве… Девушка невзначай поняла, что пора бы ей зрение проверить: что-то как-то слишком сильно деревья у нее сливались перед глазами.
Время шло, но все было тихо: лая больше не было, да и та надоедливая птица, которая то и дело порхала с одной ветки на другую, угомонилась. Николь уже выдохнула и расслабилась, отползая обратно к насиженному месту, когда тишину нарушил треск сучьев. С другой стороны сарая. Никки пискнула, вовремя зажав себе рот, и вжалась в стену, загребая с собой побольше соломы. Девушке бы очень хотелось думать, что это кто-то из ее новых друзей резвился на улице, но треск был такой, будто резвился кто-то покрупнее. И снова напряженное ожидание. Теперь Николь не стала обращаться только к одной лазейке: ее глаза метались по всему периметру сарайчика, от одного просвета к другому, в поисках нарушителя спокойствия. Она даже была рада, что швы между досками были такими широкими: по крайней мере, если кто-то затаится с той стороны, она их увидит. Продолжая нагребать на себя солому, девушка только начала расслабляться, когда заметила, как по полу прошмыгнула тень. Николь вздрогнула, подняла глаза на стену и замерла: снаружи был человек. Девушка видела, как черная тень скользила между досками по мере того, как незнакомец обходил периметр ветхого сооружения. Практически бесшумно, точно ветер, гулявший средь листвы.
Путем нехитрых рассуждений, девушка поняла, что за следующим поворотом незнакомец обнаружит входную дверь. На принятие решения оставались секунды, и Николь, недолго думая, нырнула в сено с головой. Буквально в следующий миг дверь открылась: девушка поняла это по скрипу петель и стону половиц: гость внутри. Из своего укрытия Никки видела только огромные черные кроссовки – размер сорок шестой, не меньше – которые медленно продвигались по сараю. Теперь бесшумно у гостя ходить не получалось: пол неумолимо скрипел; причем выдавал он не только гостя, но и саму Николь: она не могла, как следует, вдохнуть, боясь, что скрип прогнившего пола ее выдаст.
Каждый шаг кроссовок отдавался у беглянки бешеным стуком сердца: вот черные носки смотрят в противоположную сторону, незнакомец отходит; потом он вдруг поворачивается и проходит дальше, ускользая из поля ее зрения. И, наконец, наступает кульминация: гость-ищейка пошел прямо на нее. Чем ближе он подходил, тем чаще девушка дышала, делая мелкие-мелкие вдохи. Николь уже могла рассмотреть травинки, торчавшие из-под черной подошвы, когда незнакомец остановился, и… тишину вновь разрезал оглушительный лай, отвлекая внимание мужчины от сена. Почти сразу к лаю прибавился хруст, и незнакомец тут же сорвался с места и выбежал на улицу.