Фельдмаршал Борис Петрович Шереметев

Заозерский Александр Иванович

Дело этим, однако, не кончилось. Последовавшие в скором времени за этим события совершенно обесценили приобретение фельдмаршала: по условиям мира, закончившего русско-турецкую войну 1711 года, население правой стороны Днепра стало переселяться на левую, и шереметевское Смелое опустело. Ввиду этого в 1712 году взамен Смелого гетманом были даны фельдмаршалу — конечно, по его просьбе — два других села, и это вызвало со стороны Шереметева новую кампанию. Фельдмаршалу компенсация показалась недостаточной, и он пишет гетману, что удовольствоваться названными селами ему «перед другими персонами есть небезобидно», а потому он «вынужден» просить о восстановлении нарушенного равновесия:

«…дабы к тем данным дву сельцам

приказали еще по возможности в награждение придать, которые есть в Киевском полку или в других…»^{67}. Азарт его был столь велик, что, не получив еще ответа на это письмо, он предложил новую, им самим придуманную комбинацию, написав, что был бы удовлетворен, если бы вместо Ольшанки и Ершовки получил местечко Баклань «с принадлежащими к нему». «А ежели, — заканчивал он письмо тем же оборотом, какой был употреблен им раньше в вопросе о Черной Грязи, — того у Вашей ясновельможное™ и у всего Малороссийского краю… не заслужил, то в том буди воля Ваша, и прикажите маетности Ольшанку и Ершовку отобрать, дабы я тем Вашу ясновельможность не отяготил»^{68}.

Заняв такую решительную позицию, фельдмаршал довольно скоро, однако, отступил с нее — как только из ответа Скоропадского увидел, что своею «докукою не только скучил, но и до гневу привел» гетмана. Теперь он был готов удовольствоваться предложенным ему в дополнение к Ольшанке и Ершовке селом Змерянкой и просил только, «буде возможно и не в малую противность, который к тому селу был хутор, дабы не разделять…» (то есть отдать ему хутор вместе с селом^{69}. Если припомним, сколько к тому времени у фельдмаршала было во владении земель, последний пункт его письма получит особую выразительность.

Как видим, жалованные земли доставались Борису Петровичу не всегда легко. Тем крепче держался он за свои владельческие права. В его представлении эти права были им заслужены и потому не могли быть без нарушения справедливости у него отняты или умалены. В 1712 году велено было по каким-то соображениям собирать доходы с данной перед тем фельдмаршалу Пебалгской мызы в казну. Это распоряжение вызвало решительный протест со стороны Бориса Петровича, и, предпочитая, как всегда, действовать через Меншикова, он пытался разъяснить светлейшему князю, что затронут их общий интерес: «Ныне вашей светлости покорно прошу, чтоб оные (мызы. — А. З.) были по-прежнему в моем владении с их доходы; я то у его царского величества выслужил своими трудами. И ежели ныне у меня то заслуженное отымут, то и у вашей светлости отымут же, разве наши службы будут забвенны, о чем я разсуждаю, что его царское величество того не желал бы. И нам все обиды такой видеть не надлежит»^{70}.

6

Доходами с пожалованных вотчин личные нужды Бориса Петровича, казалось бы, могли быть с избытком покрыты. Начиная с 1706 года, его можно уже считать одним из крупнейших вотчинников. Тем не менее этим он не довольствовался и стремился к расширению своих владений еще и путем покупки, используя сложившуюся в сфере земельных отношений благоприятную обстановку.

Из сохранившихся в фамильном архиве Шереметевых документов видно, что удачная конъюнктура была использована фельдмаршалом систематично и в широком масштабе. В составленной при его внуке, вероятно, в конце XVIII века ведомости о шереметевских вотчинах из тринадцати вотчин, отнесенных ко времени фельдмаршала, против шести стоит одинаковая отметка: «Достались по купчим, закладным и прочим зделкам»^{71}. Причем эта ведомость перечисляет вотчины, оставшиеся к концу XVIII века во владении только одной

линии Шереметевых.

С большей полнотой картина коммерческих операций Бориса Петровича рисуется по уцелевшим в архиве актам и записям разных сделок на землю. Мы имеем здесь разные случаи: одни владельцы продавали фельдмаршалу свои земли прямо, другие делали то же в форме займа: «Заняли, — пишут они, — на пополнение государевой службы и на расплату долгов» столько-то, «а за те деньги продали» или «поступились дедовской и отцовской земли».

Контрагенты в огромном большинстве — уездные дети боярские. Встречаются и другие «чины»: генерал-адъютант, полковник, майор, капитан, поп, ямщики и просто «жители». Участки, на которые заключались сделки, очень различны по своим размерам: 15, 17, 20, 30, 40, 45, 100, 103, 200, 204 четверти; часто, однако, размеры даже и не указываются, а сенные покосы измеряются копнами^{72}.

Наибольшей систематичностью эти операции отличались, судя по числу сохранившихся актов, на Украине, и начались они там еще в то время, когда Борис Петрович был воеводой в Белгороде. Построенные им две слободы Борисовка и Поношевка постепенно обрастали пустошами и сенными покосами из «смежных земель карповских и хотьмыжских помещиков»; с особенной энергией этот процесс шел в 1713–1716 годах. Тем же способом, покупкой по частям, составлены были вотчины и в центральных уездах: Алексеевское — в Орловском, Росторог — в Курском, Сергиевское — в Ряжском. Но покупались, конечно, и цельные вотчины, которые могли иметь самостоятельное хозяйственное значение, — например, сельцо Горбуново в Московском уезде, купленное в 1695 году, или село Беликово с деревнями в Тульском уезде в 1703 году.

Фельдмаршал сам, насколько это было возможно в его условиях, внимательно следил за движением в земельных делах и не пропускал подходящего случая. До него, например, дошло в 1717 году, что в Нижегородском уезде в Балахнинском стану, «близ реки Волги», оказалась «пустовой» земля. Нижегородскому приказчику тут же было послано распоряжение «осмотреть» и выяснить «тое землю ис приказу продадут ли, и что цена — о том писать, и та земля угожа ли, чтоб крестьян поселить, и стругам по реке Волге с хлебными припасы и с рыбою ходить можно ли»^{73}.

Конечно, в подобных случаях фельдмаршалу чаще всего принадлежала только директива, а исполнителями были приказчики. Приказчик формально был одной из сторон, которые участвовали в сделке: «А взял я за ту землю… у приказного человека Степана Перячникова» — эту формулу мы встретим почти в каждой купчей на борисовские угодья. Проникаясь интересами господина, приказчики и сами проявляли инициативу в этом деле, иногда даже слишком много инициативы, так что их приходилось сдерживать, как было, между прочим, с тем же Степаном Перячниковым, приобретательскому азарту которого был положен предел лишь строгой резолюцией фельдмаршала: «Земель отнють никаких больши не купи»^{74}.

Не довольствуясь собственными владениями, Шереметев, случалось, даже арендовал землю на стороне. Так, в 1703 году он взял в аренду у Новоспасского монастыря село Константиново, деревню Островец и Быковскую мельницу, которые затем, в 1708 году, достались ему уже в вечное потомственное владение^{75}. Правда, тогда фельдмаршал находился еще в скудости, но и после того, как он стал крупнейшим землевладельцем, аренда чужих земель не выходила из его практики. «Которая земля смежна с моими землями князя Савы Петровича Дулова, — давал он в 1714 году предписание приказчику Ряжской своей вотчины (села Сергиевского), — и тебе б как не есть домогатца и тое землю взять в наем»^{76}.